Вовка-центровой 3 - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 1

– Дядя Паша, посмотри так пойдёт? – Вовка, весь в мыле, отложил дощечку с ручкой, к которой был прибит кусок наждачной бумаги, и окликнул плотника.

Павел Савельич отложил рубанок неохотно, высморкался в клетчатый платок, сунул его в карман и только тогда повернулся к Фомину. Посмотрел, как капельки пота сбегают по Вовкиному лицу, на секунду зависая на кончике носа и, махнув рукой, как бы говоря, нахрена связался с криворуким, подошёл к его верстаку. Но сразу проверять урок не стал, достал кисет с махрой и, распустив тесёмку, вынул сначала из него заготовленные квадратики газетные, потом, взяв верхний, чуть его согнул посредине и, запустив пальцы в кисет, ухватил там щепоть табака, поднёс к носу чуть красноватому и крючковатому и высыпал на листок.

– А ну снимай портки, – показал половинкой рта дырки, что вместо большей части зубов во рту образовались, и стал сворачивать самокрутку дальше, затем лизнул языком край бумажки и свернул небольшим конусом, потом, чуть согнув её, потянул в рот.

– Штаны? – Фомин осмотрел брюки, что из батиных перешила ему мать, на коленях двойные уже заплатки и сами штаны уже скорее бриджи напоминали, до середины голени едва доставали. Вырос.

– Хочешь штаны сымать, так штаны и сымай, хочешь портки, так портки, мне як тому попу, коли тоби все равно, так и делай по-моему, – старик попытался выпустить колечки, но не получилось, закашлял, надрывно, а косячок огромный скрутил. Не бережёт здоровье.

– Дядя Паша, а штаны-то зачем снимать? – Вовка опасливо посмотрел на цигарку, ещё начнёт о голую задницу тушить. Якушин, он же Хитрый Михей говорил, что их плотник дядя Паша, контуженный на войне и с придурью. Наверное, на той ещё – Германской войне, для этой староват.

– От людина, всё ему по три разу разжёвывать. Сядешь на доску своим гузном и будешь туда-сюда возить, ежели не нахватаешь заноз, так и сгодится, а ежели нахватаешь, то и пригодится. В следующий раз сам зразумеешь, колы пойдёт.

– А другого способа нет? – нет, этот прибор для определения гладкости поверхности Вовку не впечатлил.

– Так языком попробуй. Слушай, парень, ты же говорил, что для дивчины своей цю хрень задумал, а у ней кожа ще нежней, мобуть её попой проверим?

– Дядя Паша, я же серьёзно! – Вовка начал закипать.

– Всё, всё, а то последние зубы ще выбьешь. – Павел Савельич провёл рукой по доске, и удовлетворённо кивнул. Потом глянул на чертёж, что висел на магнитике над верстаком и стал искать эту доску на нём. Да, нужна была спецификация, не додумал Вовка.

– Щ-4, – подсказал Фомин.

– Ща-4, так вона конгруэнтна Эм-4?

– Конгруэнтна?! – Вовка присвистнул, не ожидал от старичка этого слова.

– Эх, молодёжь. В яком ты классе штаны, ось енти, просиживаешь, гутаришь? – дядя Паша затянулся вонючим самосадом, что присылали ему родственники из Запорожья и выдохнул на верстак деревянную пыль сдувая.

– Восьмой заканчиваю скоро.

– А у меня университет за плечами.

– Ничего себе, а почему вы тогда плотником на стадионе работаете?

– Це долгая история. Тащи Эм-4.

Вовка подошёл к стеллажу, на котором были разложены, заготовки и выбрал нужную доску. Дядя Паша за штангенциркулем не полез просто глянул на доски и замотал головой, не интенсивно, а так лениво, типа, да я и так об этом знал, а ты – дурья башка, сам-то проверить не мог.

– Портач, ты Фомин, кулёма. Смотри. Ось, бачишь, тут скругление десять миллиметров, а то и одиннадцать, а на «Щ» только восемь от силы. На глаз же видно. Ох, намаюсь я с тобой. Ты кажи, что не хочешь и гуляй смело. А ежели хочешь, то и не халтурь. Нельзя хлыздить. Один раз решишь, что и так пойдёт, второй, и все, не мастер ты уже, а портач.

– Дядя Паша, а приборов каких нет, а то всё в ручную? – Вовка вздохнул и стал снова прилаживать доску на верстаке. Ещё три миллиметра скругления выводить.

– Е, как же не быть. Тильки у меня немае. Да и не приборов, якийсь приборов, а инстрýментов. Штабгалтель называется. Ты же «Каштанку» читал. Или её в девятом классе проходят? Читал? Гарно. Так знаешь, чем плотник от столяра отличается. Всякие штабгобель или штабгалтель, али федергубель, то у столяров. Та ты не журись. Осталось-то три заготовки и собирать начнём. Трохи осталось.

Фомин вздохнул, взял из нарезанных листов наждачной бумаги тот, что с более крупной крошкой и хотел уже пройтись по грани доски, но получил по рукам.

– Опять хлыздишь. О, цей. Да, подольше, а так ризки останутся, начнёшь выводить и получится миллиметров двенадцать, потом снова первую доводить. Эх, Вовка, вот если бы не твоя интересная задумка, то и не связывался бы я с тобой. Нет, не выйдет из тебя столяра. Спешишь вечно. Точно «Каштанку» читал?

– Так тренировка скоро. Не успею. – Фомин набросился на Ща-4.

– Сказал же, завтра собирать начнём. Остатние сам выведу. Самому интересно посмотреть, що це воно получится. Ни разу таких кроватей не бачил. Как тебе в голову твою восьмиклассную такой фендебобер пришёл.

А как пришёл. Был в очередной раз у Аполлоновых, зашёл в комнату Наташи, а там стоят четыре стула, а на них доски брошены. И вот на этом спит дочь по существу министра. Председателя комитета при Совете Министров СССР. Вспомнил, что, если верить интернету, то Аркадий Николаевич сам купит доски и для дочерей сколотит двухъярусные нары. Решил скреативить. Помнил, как смотрел в интернете, что китайцы с мебелью вытворяют. В смысле, трансформеры всякие выпускают. Вот и решил сделать гибрид книжного шкафа и кровати. Вечером разложил, утром дёрнул за верёвочку и опять шкаф стоит у стенки. А ножками у кровати служат полки, весь минус, что с них вечером, если что поставил, то снимать надо, книги там или слоников фарфоровых.

Нарисовал Вовка эскиз и пошёл к главному плотнику стадиона «Динамо» – Краморенко Павлу Савельевичу. Типа, не сделаешь, дядя Паша, больше не знаю к кому обратиться.

Тот повертел эскизы, хмыкнул, пропел куплет песни: «мы рождены, чтоб сказку сделать былью» и выдал:

– Возьмусь, только при одном условии. Ты мне помогать будешь. Хоккей закончился у вас, футбол ещё не начался. Есть время. У двох-то быстро сробим. Али срочность не нужна?

Вовка представил, как ночью падает со своей шаткой конструкции девочка с зелёными глазами и кивнул.

– Да, хотелось бы побыстрее.

– Отлично. Завтра в восемь жду.

– Так как тебе сия фигулька в голову пришла? – оторвал Фомина от воспоминаний плотник с университетским образованием.

– Да, ничего экстраординарного. Увидел, как полку в вагоне к стене пристёгивают.

– Экстраординарного, да ты парень сам хват.

– С точки зрения банальной эрудиции, не каждый локальный индивидуум компетентен отрицать тенденции ортодоксальных эмоций, – вспомнил Челенков прикол из будущего.

– Ортодоксальных значит? Сейчас обижусь, и сам будешь собирать семейное ложе, – дядя Паша загасил сигаретку, подмигнул и вдруг бросил свой суржик и на чистом русском спросил.

– А ещё так можешь? До шестидесяти лет прожил, а такой заковыки не слыхал. Сильно.

– C точки зрения дедукции, индукции и мозговой продукции вы некомпетентны в этом вопросе, поскольку каждый пессимистически настроенный индивидуум катастрофически модифицирует абстракции реального субъективизма.

– Ты это, Фомин, запиши мне эти два экивока. Вверну, где за кружечкой пива. Завтра, шоб бул в восемь. Собирать начнём.