Ранний старт (СИ) - "Генрих" - Страница 33

Не успевает вражеский резерв вмешаться. К моменту их приближения добиваем скопом последних.

— Лежать всем! Головы не поднимать!

Резервная троица сжимает кулаки, сверкает очами, но на них с нехорошим аппетитом смотрят семеро ещё боеспособных, считая меня.

— Эх! Прямо, как мы фашистов в 45-ом… — умиляется воспоминаниям сухонький дедок и смахивает сентиментальную слезу. Остальные зрители диковато косятся, давешняя баба, которая так и не ушла по предложенному адресу, не выдерживает:

— Окстись, Егорыч! Ты ж не воевал!

— Ну и чо? Зато видел, — на это заявление Егорыча возражений нет. Ему тогда лет десять было, мог видеть. Теоретически.

Мы поднимаем выведенных из строя и с достоинством удаляемся. Ближе к оврагу нас встречают девчонки. Алиска и две подружки. Одна того же возраста, вторая помладше. Принимаются ахать и суетиться. Подорожники, носовые платки, всё идёт в дело. И-эх! Красивые девушки встречают израненных воинов после славной битвы. Нет на свете картины прекраснее!

— Пацаны! Не журитесь! Это не синяки и шишки! Это боевые раны, гордитесь ими! Мы победили! — Мои подбадривания вызывают слегка вялый, но оптимический гвалт. Народ начинает делиться впечатлениями и рассказами о своих подвигах. Ну, там, «а я ему, как дал!», «а я прямо в глаз!» и прочее бы-ды-дыщ.

Кое-как передвигая ноги, всё-таки нам тоже досталось не слабо, преодолеваем овраг. С сожалением от расставания с боевыми соратниками расходимся по домам. Получать люлей от родителей. За разорванные рубахи, испачканные штаны и прочий ущерб. Надеюсь, что хотя бы отцы их поймут.

Мы победили ещё и потому, что всегда учил взаимовыручке. Даже если вас зажали, — говорил я, — не забывайте пнуть или поставить подножку пробегающему мимо врагу. Выручить товарища — приблизить общую победу. И моё командирство и отсутствие такого же у противника сильно сказалось. Прекрасно видел, как мои команды будто включали форсаж, вбрасывали энергию в моих бойцов.

— Вот так всё и было, — завершаю я. Кое-кто, — не будем показывать пальцем, хотя это был младший Ерохин, — завистливо вздыхает. Добавляю перчику:

— С тех пор нас стали звать висельниками, а не выселковскими…

— А у вас как лето прошло?

У Ерохиных тоже неплохо. Ходили на рыбалку, играли с местными в футбол. И да, дрались время от времени, но в регулярных войнах им участия принимать не посчастливилось.

Катя особо не распространялась. Бледненько её восторги морем выглядят на фоне масштабов событий, созданных мной на родине предков. Ей вообще скучнее всех было. Ну, с родителями на море, ну, после общего родительского отпуска поездки на дачу. Сбор цветов и прочего гербария.

Старший Ерохин дотерпел только до цветов. Слегка морщится и уходит. Зря. За Катей очередь Зины. У неё событий меньше, но по эпичности превосходят мои. Всем нутром чую. И шрамиком небольшим на левой бровке обзавелась.

Вечером вытаскиваю подарки. Месяц вечерами в Березняках пыхтел. Городки сделал. Каждому и каждой, — кроме Кирюшки, тот мал ещё, — выточил палку. Красивые они получились. Из вишнёвого и яблоневого дерева, полированные, так и просятся в руку. И сами городки, тоже из плодовых деревьев.

Торжественно вручаю, народ с восторгом разглядывает, гладит пальцами. Хорошо Обормота нет. Тот слюной от зависти изошёл бы.

Кате отдельный подарок. Наткнулся в лесу на заманчивую засохшую рогатульку, похожую на ветвистые оленьи рога. Аккуратно выпилил, очистил от остатков коры, заполировал и залакировал. Проделал в несущей части пару отверстий. Получилась красивая экзотическая вешалка. Занёс ей позже и отдельно, чтобы остальные не завидовали. Обрадованная девочка умчалась в квартиру озадачивать папахена на предмет крепежа.

Начиная с этого вечера пытаем Зину на предмет её приключений. Ох, и тяжёлая это работа! Нет, она не против, но каждое слово приходится клещами вытягивать, перекрёстные допросы устраивать. Пулемётной очередью она только неприличности говорить может. Положим, я тоже кое-что за кадром оставил. Был у Басимы интересненький разговор с моим отцом…

— Санечка, знаешь… — бабушка непривычно помялась, — а ты оставь Витю у меня. Насовсем. Он вроде тут прижился…

Папахен смотрел на любимую тётушку очумело. Спросили меня. Пожал плечами из хулиганских побуждений, хотя такого желания не испытывал ни капельки. Соскучился по друзьям и Кирюшке до ощущения вакуума внутри организма. Однако очень захотелось увидеть реакцию отца. Не согласился он, пришлось прятать гадкую улыбочку. Ну, как же! Кого он с Падловной будет эксплуатировать? Себе на заметочку взял, если что, мне есть куда удрать. Басима меня с радостью примет. Но об этом никому рассказывать не буду.

Через три дня с Зиной что-то сложилось. Не до конца, но хоть как-то. Раскрасил, добавил от себя недостающее, примерно через неделю излагаю всем. Слушают все, раскрыв рот и периодически покатываясь со смеху. И сама Зина тоже. Когда закончил, наставительно говорю:

— Примерно такого рассказа мы от тебя ждали. Учись владеть языком. Одними ругательствами не проживёшь.

— У тебя всё равно круче, — высказывается Димон. Старший согласно кивает.

— Не скажи, — сомневаюсь я, — у Зины какой-то совсем другой жанр получился. Нет, у меня разнообразней, спору нет, но она такое сделала…

Эпизод без номера. Приключения Зины и мема «Ржавый якорь»

В обычный деревенский дворик вбегает девочка с сумкой. Бодигард двора, крупный кудлатый собакен с авторитетной мордой альфа-самца деревни и окрестностей встряхивается. Никак развлечение?

Огромная псина вскакивает, гремя цепью, которой удерживают быков. Монстр в собачьем обличье хрипло и страшно рычит, натягивая цепь до струнного напряжения. Торчат мощные клыки в жутком оскале, сверкают бешеные глаза, живая иллюстрация к страшилке Стивена Кинга о взбесившемся псе Куджо.

Через секунду натяжение цепи ослабевает, рык утихает. Страшный пёс садится на жопу и очумело потряхивает головой. Девочка его не заметила?! Как такое могло случиться? Взрослые здоровые мужчины проходят, опасливо косясь. Это самые мужественные и отважные. Но тут маленькая девочка.

Зина окидывает весь дворик одним ковровым взглядом и устремляется к двери в дом. За забором слышатся голоса, калитка снова отворяется. Входят две крупные женщины, одна всё-таки крупнее, это тётка Глафира. Вторая похожа на неё, но сразу видно, с другого плеча, не с того, где чёрт сидит. Лицо спокойное и приветливое. Тётя Маша, как сказала Зина.

— Ой, Глаша! — Спохватывается хозяйка. — Совсем не подумала… Полкан, ты Зиночку не напугал?

Полкан смущённо помахивает хвостом: извини, хозяйка, не получилось. Потом пятится, но собрав остатки всего своего собачьего мужества, в конуру не ныряет. Притуливается рядышком. Громыханье, похожее на артиллерийскую канонаду, постепенно стихает.

— Ох, и насмешила ты, сестрица! — Вытирает слёзы Глафира. — Скажи спасибо, что Зиночка твоего кабыздоха мимоходом не придавила! Она может! Ржавый якорь ему в сраку!

Таких оскорбительных речей Полкан уже не выдерживает, ныряет в конуру, обиженно звеня цепью.

Недоверчиво глядящая на сестру хозяйка убедится в её правоте через несколько дней. Когда увидит, как сестра с племянницей меняют ей подгнившие столбы забора. Зиночка, пыхтя и напрягаясь, будет помогать матушке подтаскивать брёвна. Понятное дело, с вершинки бралась, но всё-таки…

Комментарии.

— Не было такого! — Спорит Зина.

— Откуда ты знаешь? — Возражает Катя. — Ты уже в доме была, и видеть не могла. Скажешь ещё, брёвна не таскала?

Силой Зину не придавишь, но логикой можно. Она вздыхает и замолкает.

— Скажи, Зин, — мне надо кое-что уточнить, — твоя мама долго в деревне гостила?

— Две недели, — после паузы отвечает девочка. — Потом свалила нафиг.

— Две недели, — торжественно начинаю я, — две недели деревня жила в страхе, ужасе и с надеждой, что когда-нибудь это кончится. Они были не в курсе, что Зина ещё круче…