Маленькие женщины, или Детство четырех сестер - Олкотт Луиза Мэй - Страница 4

— А как мы пели на вышке помните? И как там сияло солнце! — подсказала Бетси, сладко улыбаясь при этом воспоминании.

— А вот я так плохо все это помню, — вставила Эмми. — Мне помнится только, что я очень боялась темного подвала и очень любила есть пирожное, которое вы приносили наверх. Не будь я большая, я была бы не прочь и теперь поиграть в эту игру.

Эмми была убеждена, что в двенадцать лет неприлично играть в детские игры.

— Мы всю жизнь играем в нее, — вмешалась мистрисс Марч. — Каждый из нас, пока жив, походит на странника, который несет свою ношу; перед каждым лежит путь вперед, и наша жажда добра и счастья служит нашим путеводителем среди земных сует и ошибок и приводит нас к душевному миру, который и есть та страна радостей, что мы ищем. Так вот, мои милые странницы, положим, что мы опят начнем играть в эту игру, но только посерьёзнее: тогда мы увидим, много ли пути пройдете вы до возвращения вашего отца.

— Отлично, мама! Где же наши мешки? — вскричала Эмми, поняв слова матери буквально.

— У каждой из вас есть свой мешок, как вы сами знаете. Разве только у одной Бетси нет его.

— Есть и у меня, мама, мой мешок: мытье посуды и чистка комнат, зависть ко всем девочкам, у которых есть хорошее фортепиано, и еще… и еще то, что я такая дикарка, боюсь людей.

Это исчисление тягостей жизни, гнетущих бедную Бетси, показалось всем очень забавным, и сестры ее чуть не расхохотались. Они удержались однако, чтоб не обидеть Бетси.

— Начнем теперь же, — задумчиво предложила Мегги. — Этак нам будет легче сделаться добрыми. Мы ведь желаем этого, да только часто забываем, как мы должны поступать, чтоб делать добро.

— Мы было совсем увязли в болоте неподвижности, но мама вытащила нас оттуда, — сказала Джо, очень довольная придачей некоторого романтизма к скучной задаче исполнения обязанностей. — Где бы нам добыть такое руководство, в котором было бы показано, как следует поступать в каждом случае?

— А вот загляните утром в Рождество под ваши подушки, и вы найдете там это руководство, — сказала мистрисс Марч.

Девочки начали обсуждать свой новый план, пока старая служанка Анна убирала со стола. Лишь только чай был убран, как на столе явились четыре корзиночки с рукодельем, и иголки проворно забегали в руках маленьких женщин, подрублявших простыни для тети Марч. Работа была скучная, но в этот вечер на нее никто не ворчал, благодаря плану Джо разделить на четыре части самые длинные швы и назвать их Европой, Азией, Африкой и Америкой. Таким образом работа пошла живее, в особенности же когда они придумали соединить с шитьем каждого шва рассказы о той стране, именем которой были окрещены швы.

В девять часов девочки перестали работать и занялись пением, что обыкновенно делалось перед сном. Из старых фортепиан, украшавших гостиную Марчей, умела извлекать гармонические звуки только одна Бетси. Она так мягко прикасалась к пожелтевшим клавишам, что они не дребезжали и не звенели, и даже давали довольно приятный аккомпанемент к незатейливому пению. Запевалами были мистрисс Марч и Мегги, которая пела, как флейта. Из остальных сестер Эмми стрекотала, как стрекоза, а Джо фантазировала по-своему и невпопад, то беря высокую ноту, то выделывая трель среди самой меланхолической мелодии.

Девочки пели с тех пор, как начали говорить, и пение вошло у них в привычку, тем более, что у матери их был замечательный голос. Первым звуком, пробуждавшим их по утру, была ее песня, мистрисс Марч распевала, как жаворонок, расхаживая по своей квартире и занимаясь хозяйством, и по вечерам последним звуком, убаюкивающим их на ночь был тот же дорогой им голос.

В Рождество Джо проснулась первая, когда еще чуть светало.

Вспомнив обещание матери, она засунула руку под подушку и вытащила оттуда маленькую книжку, в красном сафьянном переплете. Книжка эта была хорошо знакома ей: то была старинная история лучшего из людей, и Джо не могла не сознаться, что лучшего руководителя для странника, отправляющегося в дальний жизненный путь, нельзя и желать.

Разбудив Мегги, она поздравила ее с праздником и посоветовала посмотреть, не лежит ли и у нее чего-нибудь под подушкой. Мегги нашла у себя книжку, совершенно такую же, только зеленую, и также с надписью, сделанною рукою матери. Надпись эта придавала в их глазах особенную цену подарку.

Проснулись, защебетали и Бетси с Эмми, также нашедшие у себя по книжке, одну — в малиновом, другую — в синем переплете. Пока сестры рассматривали подарки и рассуждали о них, восток заалел от лучей восходящего солнца.

Мегги, при всем своем маленьком тщеславии, была кроткая и набожная девочка. Она имела большое влияние на своих сестер и особенно на Джо, которая нежно любила ее и всегда слушалась ее советов, тем более, что Мегги умела давать их, не оскорбляя самолюбия своей сестры.

— Знаете ли что? — начала она, глядя через голову Джо, присевшей к ней на постель, на две другие головки, в ночных чепцах. — Мама желает, чтоб мы читали эти книжки и размышляли над ними. Начнем же сейчас. Ведь мы так и делали прежде: но с тех пор, как папа уехал, у нас происходила неурядица. Впрочем, делайте, как знаете, а я положу мою книжку к себе под подушку и буду каждое утро прочитывать в ней по страничке. Я. знаю, что она меня многому научит, и что в тот день, когда я почитаю ее, я буду лучше.

Мегги, не откладывая, приступила к исполнению своего намерения. Джо, обняв ее и прижавшись щекой к ее щеке, читала вместе с ней и лицо ее приняло несвойственное ей выражение спокойствия и серьезности.

— Как это хорошо! Эмми, поди-ка сюда; будем и мы с тобой читать. Я объясню тебе то, чего ты не поймешь, — шепнула Бетси, увлеченная хорошей книгой и примером сестер.

— Как я рада, что моя книжка синяя! — сказала Эмми.

В продолжение нескольких минут в обеих комнатах слышалось только шуршанье переворачиваемых страниц и тихие голоса читавших, между тем как зимнее солнце, подкравшись к самым окнам, озарило светло-русые головки и серьёзные лица девочек, как бы целуя их и поздравляя с Рождеством.

— Где же мама? — спросила Мегги, сходя через полчаса с лестницы вместе с Джо и желая поблагодарить мать за ее подарок.

— А Бог ее ведает. Приходил какой-то бедняк просить о помощи: ну, она сейчас же и пошла к нему. Ведь вы знаете ее — кусок изо рта, платье с плеча отдаст, если попросят бедные, — отвечала старая служанка Анна, жившая в семействе. Марчей с самого рождения Мегги и считавшаяся членом семьи.

— Она верно скоро возвратится. Приготовьте бутерброды и все прочее, — распорядилась Мегги, указав взглядом на подарки, спрятанные в корзинке под софой, в ожидании удобной минуты для выставки их.

— А где же флакон с одеколоном, что Эмми дарит? — прибавила она, ища глазами флакона.

— Она унесла его наверх, чтоб навязать на него ленту или что-то в этом роде, — отвечала Джо, надев туфли, которые она дарила матери, и танцуя в них по комнате, чтоб сделать их мягче.

— А как хороши мои носовые платки! Не правда ли? Анна выстирала и выгладила их, а я наметила, — хвасталась Бетси, любуясь не совсем ровными буквами, над которыми она много потрудилась.

— Посмотрите-ка: она наметила «Мама», вместо «М. М»! Вот умора! — вскричала Джо, приподнимая один из платков.

— А разве это худо? Я полагала, что так будет лучше, потому что и у Мегги начальные буквы «М. М», а мне не хотелось бы, чтоб эти платки употреблял кто-нибудь другой, кроме мамы, — пояснила Бетси, несколько сконфуженная.

— Так так, милая, прекрасная мысль! Теперь уже наверное никто не ошибется. Я уверена, что и мама одобрит твою мысль, — успокоила ее Мегги, подмигнув Джо.

— Мама идет! Спрячьте поскорее корзину! — скомандовала Джо, услыхав стук отворяемой двери и шум шагов в передней.

Но в комнату торопливо вошла Эмми. При виде сестер, глядевших на нее, с удивлением, она заметно смутилась.

— Где ты была? Что у тебя в руках? Что ты прячешь? — спросила Мегги, удивленная тем, что ленивая Эмми так рано выходила со двора. Она была в бурнусе, с накинутым на голову капюшоном.