Колхоз: Назад в СССР 4 (СИ) - Барчук Павел - Страница 32

— Да какие дела, Зиночка? Борьку я ещё утром отвел на выпас. Курей покормил. Чего тебе ещё надо? — Муж забираться явно не хотел.

— Мне надо, чтоб ты вел себя, как взрослый, солидный человек. А не как дитё несмышленое. Вообще бы вас в погреб закрыть, от греха подальше. Пока у Николая его заскок пройдет. Это, наверное, заразное, что и он буробить начал. Так вы же из погреба сделаете транвай и уедете. Вот в чем беда. Идём, говорю, домой. Найду, чем тебе заняться. — Зинаида Стефановна не отступала.

— Зиночка, я б с удовольствием, но ты понимаешь, задание у нас ответственное.

— Это ж какое? Воро́н сидеть считать? Или ждать, пока в пруду эти… как их… дельфины поплывут? Так не поплывут, Мотенька. Можно расходиться.

— Вот ты баба…У нас ответственный момент… — Матвей Егорыч завис, соображая, что бы придумать. Покрутил головой, разыскивая уважительную причину. Идти домой ему явно не хотелось. Потом причина, похоже, появилась, и он посветлел лицом. В голову деду пришла какая-то мысль.

— А нам Ефим задание дал. Надо храм в порядок привести. Вернее, задание он дал вон, Жорику с Андрюхой, а меня назначил старшим. Чтоб, значится, они делов не натворили. Прямо так и сказал, вся надежда только на тебя, Матвей. То есть, на меня. Понимаешь?

— Какой храм, Мотенька. Бредишь ты уже, что ли? У нас он почти сорок годо́в стоит разрушенный. А другого не имеется. — Зинаида Стефановна чувствовала, рыбка вот-вот соскользнет с крючка.

— Так его и надо. Для истории, так сказать.

— Ну, все… — Баба Зина махнула рукой, а потом кончиком платка, который был повязан у нее на голове, промокнула сначала один глаз, затем второй. — Точно заразное. Думала, только Николай от вас дури нахватался. Оказывается, ещё и Ефима зацепило. На кой черт ему руины понадобились, не понятно. Матвей, ты ж гляди, я проверю! Не дай бог сбрехал…

Зинаида Стефановна второй раз махнула рукой, развернулась и пошла ко двору.

— Так… Встаём и топаем к погосту. — Дед Мотя постучал Переростку по голове костяшками пальцев. — Прием. Слышите меня? Связь есть?

— Вы серьезно, что ли? — Андрюха боднул башкой, как настоящий бычок, скидывая руку Матвея Егорыча.

— Конечно. Какие уж тут шутки. Забыли, что сказал Ефим? Матч прошел. Все. Не отвертишься. Хочешь, чтоб он за Жориком опять домой явился? А с Ефимом, так скажу, лучше не ругаться. Вы ему голову своим погостом забили, вот теперь и расхлебываете.

— Мы?! — Я прибалдел от логики деда Моти. — А Вы ни при чем? Сами говорили, только на кладбище тихо. А какое там тихо? Как не пойдем, так вечно бразильский карнавал вперемешку с испанской корридой. При нашем появлении на погосте, скоро его местные жители будут сразу со своей земельной недвижимостью переезжать.

— Ага… Да-да… — Поддержал меня братец. — Сплошные нервы. Каждую ночь приключения. Я вон теперь по ночам, например, в туалет даже боюсь ходит. Как не сунешься ночью на улицу, так сюрпризы. Я вон теперь лучше обоссусь, чем рискну ночью захотеть в туалет.

— Ой, вы посмотрите на него. — Матвей Егорыч, точь в точь, как баба Зина недавно, всплеснул руками. — Обоссытся он. А вот это у тебя тоже ночью произошло? А? Среди бела дня ухитрился травмироваться. И заметь, меня рядом на было. Вообще никого не было, кроме Наташки. Но она не в счёт.

Матвей Егорыч пхнул ногой загипсованную конечность Переростка. Братец сидел на траве, прислонившись спиной к дереву и пока что вставать на спешил. В принципе, я тоже.

— Нечего на зеркало пенять, коли рожа кривая. Ты, Андрюха, от небольшого ума вечно в истории попадаешь. И никто в том не виноват. Понял? Все. Хватит трепаться. Вставайте, идём на погост. Там, между прочим, ещё заначка осталась и аппарат кума. А ну, как Ефим всё-таки в сторожку сунется. Всем тогда попадет. А я скажу, что впервые вижу это добро. Ясно? И хрен вы там рты откроете. Потому что вы — комсомольцы. А комсомольцы своих не сдают. И он тогда аппарат заберёт. Что куму вернёте? Фантики и бумажки?

Определённая логика в словах деда была. Это факт. Мы своим настойчивым вниманием к кладбищу сами добились того, что участковый моим брождениям на погосте придал официальный статус. Чего уж теперь. Хотя, я начал понимать одно наверняка. Идея с производством самогонки в промышленных масштабах, на которую так рассчитывал, реально отдает авантюризмом. И ещё весьма ощутимо — статьей. Это я привык просто, что в прошлой жизни — деньги есть, связи есть, иди делай. Получится или нет, тут уже все зависит от тебя. От того, насколько ты порвешь некоторые части тела. А в Союзе существуют моменты, которые, рви, не рви, хрен ты перепрыгнешь. Поэтому, помимо матери с отцом и их будущего, помимо отношений с Наташкой, помимо перманентной войны с госпожой Милославской, мне заново надо думать, чем заняться. Какую подушку безопасности подготовить к началу 90-х. Об алкоголе надо забыть. По крайней мере, пока. Но других вариантов в голове нет.

— Жорик! — Теперь на пригорке нарисовалась маман.

Она сменила свою ужасную пижаму на спортивный костюм и футболку. На голову нацепила повязку, которая поднимала волосы вверх, не позволяя им падать на лоб. Короче, вид имела такой, будто собралась на пробежку. Натуральная фитоняша. Однако, несмотря на наши сложные взаимоотношения, вынужден заявить, выглядела Светланочка Сергеевна и правда хорошо. Более чем. Если не знать ее точный возраст, можешь промахнуться лет на пять ниже.

— Тьфу ты! — Матвей Егорыч в сердцах плюнул в кусты, — Что ж им тут, намазано, что ли? Ходют и ходют. Светка, тебе чего? Иди, спи уже, что ли? Отдыхай от тягот столичной жизни.

Маман на "Светку" отреагировала гневным взглядом, который Матвея Егорыча вообще никак не тронул. Видел Матвей Егорыч ее гневные взгляды на самом интересном месте.

Я поднялся на ноги, отряхнул штаны и пошел к Светланочке Сергеевне. Эта — не баба Зина. От нее просто так не отделаешься.

Госпожа Милославская стояла, сложив руки на груди и наблюдала, как я поднимаюсь по тропинке к ней.

— Ну, чего? — Даже не скрывал своего недовольства.

Если она думает, будто ее помощь с Генкой искупила все грехи, то это ещё бабка надвое сказала. Я пока не готов открыть маман сыновьи объятия и забыть все, что знаю. Такое вообще хрен забудешь.

— Тебе нельзя в Москву. — Сказала она совершенно обыденным тоном. Будто время уточнила.

От категоричность этого заявления я опешил. Просто лицо у нее такое серьезное было, что на шутку точно не спишешь. Но и адекватными слова тоже сложно назвать.

— В смысле, нельзя?

— В прямом. Не надо сейчас. — Светланочка Сергеевна говорила со мной, но смотрела куда-то в сторону.

— Интересное заявление. И что? Надолго? Или навсегда? Ты меня в Зеленухи с концами, что ли, сплавила?

— Поверь, так лучше. Просто некоторое время нам всем лучше побыть здесь. — Госпожа Милославская постоянно отводила взгляд и мне это сильно не нравилось.

Не в ее правилах вести себя таким образом. В лицо плюнуть, яду накапать, нож между лопаток воткнуть и повернуть раз несколько — это, да. Это — Светланочка Сергеевна.

— Лучше? Круто. А подробности можно как-то обнародовать? Знаешь, сильные сомнения вызывает любое проявление заботы от тебя.

— Нет. Нельзя подробности. Просто поверь мне на слово.

— Ой, вот знаешь, на твоём месте просить безоговорочного доверия несколько странно. Погоди…

В моей голове появилась мысль, которая вполне могла быть реальной.

— Наш Великий и Ужасный отец что-то натворил?

Госпожа Милославская посмотрела, наконец, мне в глаза, но тут же снова отвела взгляд. Открыла рот, собираясь что-то сказать и не сказала.

— Да ладно… Значит, папенька? А что такое? Новое увлечение? Дети опять полезли откуда-то внебрачные?

— Жорик, прекрати. — Маман поморщилась. Ей, видимо, тема эта была неприятна. Надо же. Неужели Светланочку Сергеевну хоть что-то цепляет? Я уж думал, невозможно пробить. Кремень.

— Что прекратить? Тебе не нравится говорить о детях? Дети — это цветы жизни. Правда, в случае нашей семьи букет выходит какой-то кособокий.