Ротмистр Гордеев (СИ) - Самойлов Александр - Страница 29

Бредём по пустой улочке. Ощущения ниже среднего: чего хорошего, когда тебя конвоируют?

Навстречу то и дело попадаются прохожие: и русские, и корейцы, и китайцы… Многие недоумённо смотрят мне вслед. Хорошо, что знакомых нет.

После пары поворотов оказываемся у небольшого особнячка. А дом, видать, не из простых – у входа бдит часовой. Интересно, кто в теремке живёт?

Меня завели в тесную комнатушку, где за столом сидел ротмистр с выбритой налысо головой и орлиным носом.

- Доставили, вашскородь, - докладывает один из солдат.

- Свободны, - кивает тот.

Бойцы выходят.

- С кем имею честь? – спрашиваю я.

Сесть мне пока не предлагают.

- Вы имеете честь общаться с контрразведкой. Ротмистр Дзатоев, - представляется лысый.

Невольно присвистываю, нечасто выпадает случай иметь дело с сотрудниками этого во всех смыслах богоугодного учреждения.

- Мне, я так понимаю, представляться нет нужды, - изрекаю я.

Дзатоев улыбается, но выглядит это как-то зловеще.

- Садитесь, - наконец, приглашает он.

Я опускаюсь на мощный табурет. Он даже не шелохнулся под моим весом – сдаётся, что его надёжно прикрутили к полу, – если возникнет желание дать табуретом по башке ротмистру, не получится.

- Догадываетесь, почему вы здесь? – наивно спрашивает Дзатоев.

Ну да, я щаз расплачусь и, размазывая сопли по щекам, начну колоться во всех грехах, включая мнимые.

- Никак нет. Думал, вы скажете.

Ротмистр смотрит на меня так, словно собрался препарировать и выбирает, с чего бы начать.

- Это ваше?

Он выкладывает на стол короткий меч без ножен. Я вижу на нём знакомые иероглифы. Вряд ли на свете существует второй такой клинок.

- Так точно, мой. Это трофейный меч-вакидзаси. Мне он достался от убитого демона-цитигумо.

Вроде не хотел хвастаться, но вышло так, словно бахвалюсь о своих подвигах.

Ротмистр мрачнеет. Видимо, у него нулевой счёт по уничтоженным японским демонам.

- Тогда потрудитесь объяснить, как так получилось, что этот меч попал в руки якобы взятого вами в плен японского офицера-тайи?

Проглатываю слово «якобы» и уточняю:

- Простите, что значит – попал в его руки?

- А то и значит, что этой ночью пленный сделал себе харакири при помощи вашего меча.

Сказать, что я ошарашен – значит, ничего не сказать!

- Вы на что-то намекаете?

- Не намекаю, а прямым текстом говорю, что убийство этого офицера лежит на ваших руках. И у нас есть все основания подозревать вас, Гордеев, в том, что вы завербованы вашим врагом!

- Что! – вскакиваю с табурета я.

- Сидеть! – кричит ротмистр.

В его руках появляется револьвер.

- Садитесь, штабс-ротмистр, пока я не прострелил вам колено.

- Как вы смеете разговаривать так со мной – боевым офицером? – уже спокойнее отвечаю я, хотя внутри всё клокочет от злости.

- Садитесь! – снова приказывает ротмистр и не убирает оружие, пока я не опускаюсь на табурет.

Удовлетворительно кивнув, он продолжает:

- Не будьте глупцом, Гордеев. Ваша судьба – в ваших руках. Каждый мог оступиться. Но у вас ещё есть возможность всё исправить, пока не поздно.

- Глупости, господин ротмистр, - замечаю я. – Ну какой мне резон убивать этого самого капитана? Я же сам взял его в плен…

- Вы пытались втереться в доверие, а потом, при удобном случае, ликвидировали пленного, пока он не успел нам сообщить полезные сведения, - складно излагает свою версию Дзатоев.

- Да, но этой ночью я находился на гауптвахте!

- Это не аргумент. У вас может иметься сообщник, - ротмистр просто непрошибаем.

Предполагаю, что он играет в плохого полицейского, вот только где хороший?

- А как же рейд по японским тылам? Взрыв склада боеприпасов? – резонно спрашиваю я.

Он фыркает.

- Нет прямых подтверждений этому факту.

Начинаю догадываться, с чьего голоса он поёт. Тут даже не торчат уши Вержбицкого, тут мой недоброжелатель предстаёт во весь рост.

- Вдобавок, вы провели за линию фронта китайских торговцев. Неужели вам неизвестно, что под них часто маскируются шпионы врага? – продолжает допытываться ротмистр.

- Я положился на слова китайского союзника.

- На командира этого… как его, - офицер зачитывает:

- отряда «Небесной справедливости»?

- Да, на Ли Цао. Его люди спасли нас.

Контрразведчик фыркает:

- Большего бреда я до сих пор не слышал! Вы посчитали союзниками банальных хунхузов?! Я всё больше убеждаюсь в том, что вы работаете на японскую разведку. Признайтесь, Гордеев, когда вас завербовали? Самому легче станет!

- Я – русский офицер! Я никогда не пойду на предательство моей родины! – говорю я и чувствую, как желваки перекатываются по щеке.

- Посмотрим, какой вы русский офицер, - разочарованно тянет контрразведчик. – У меня и не такие раскалывались.

Внезапно он мрачнеет.

- Будете говорить по-хорошему, Гордеев?

- А как я по-вашему говорю, ротмистр?

- Мне кажется – вы лжёте!

- При других обстоятельствах, в мирное время, я бы с удовольствием вызвал вас на дуэль!

- Вы дурак, Гордеев. Я бы вас пристрелил, как куропатку, и мне это бы сошло с рук.

- Желаете проверить? Готов хоть сейчас! Я к вашим услугам.

- Много чести для предателя! – заявляет он, но чувствуется, что его чуточку проняло.

Контрразведчик протягивает несколько листков бумаги и письменные приборы.

- Пишите, штабс-ротмистр.

- Что именно?

- Мне нужен почасовой расклад вашей последней вылазки в тыл врага: кто, когда и чем занимался. И да, я лично расспрошу каждого из ваших подчинённых. Любое противоречие в показаниях, будет истолковываться не в вашу пользу.

Он смотрит на часы:

- У вас ровно два часа, штабс-ротмистр. То есть пока ротмистр… Конвойный!

Приставив ко мне солдата, Дзатоев покидает кабинет.

Макаю перьевую ручку в чернила, на секунду задумываюсь и начинаю писать доклад. Слава богу, уж чему, а этому важному для любого офицера искусству меня неплохо натаскали в прошлой жизни.

Вот только с непривычки иметь дело с чернилами и пером делаю много клякс. Ничего, пусть списывают на нервное волнение.

Через два часа Дзатоев отбирает мои показания и приказывает вернуть на губу.

Замечаю на себе его изучающий взгляд. Контрразведчик на дурака не похож, наверняка, в следующую встречу изменит тактику: я бы тоже на его месте сначала бы попробовал взять на испуг.

Вместо соседа по камере сидит незнакомый офицер. Смотрю на него с удивлением.

- А где Степанов?

- Повезло Степанову, выпустили раньше срока, - улыбается офицер.

Мы знакомимся, на сей раз в компаньоны достаётся пехота. Вот только не нравится мне манера разговора этого пехотинца, такое чувство, будто пытается без мыла пролезть. Догадываюсь, что это скорее всего – наседка, подсаженная Дзатоевым, и веду себя так, чтобы не вызвать ни у кого подозрений.

Треплюсь на абсолютно отвлечённые и пустые темы, избегая острых мест. Пехотинец злится, но вывести меня на откровенность у него не получается. Нет уж, братец, обломись!

Перед ужином в руки от солдата-раздатчика пищи будто случайно падает записка.

Не подавая перед соседом вида, осторожно разворачиваю и читаю текст на хорошем русском:

«Дорогой, Коля!

Мои люди видели тебя арестованным на улице, мы знаем, что тобой интересуется русская контрразведка. Говорят, у тебя очень опасные враги, и они желают тебе смерти.

Это несправедливо. Ты – настоящий офицер.

Я помогу тебе, устроив побег. Только оказавшись на свободе, ты сможешь доказать, что невиновен.

Если хочешь бежать, дай знак – повяжи на решётку камеры свой платок.

Твоя любящая Ли Юань-Фэн»

Надо же, грустно думаю я: свои в шпионы записали, а китайская девушка готова рисковать ради меня жизнью. Забавно устроен этот мир!

Может, действительно, плюнуть на всё, согласиться с Ли Юань-Фэн и сбежать? Всё равно Вержбицкий и Дзатоев так с меня не слезут.