Божья коровка 2 (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 7

— Считаешь, что получится?

— Что тут сложного? — пожал плечами лейтенант. — Две очных ставки — и на Володарского[13]. Голый в общественном месте — исключительный цинизм. В драку он полез в ответ на попытку граждан пресечь противоправные действия — особая дерзость. Вторая часть. Дела по двести первой расследовать несложно, следователь подмахнет — и в суд. А там злодей пусть говорит, что хочет. Да кто ж ему поверит, когда есть потерпевшие, к тому же не бомжи, а советские студенты? Статья до пяти лет, получит парочку как минимум. И пускай оттуда пишет жалобы. Зэки этим постоянно развлекаются, жизнь на зоне скучная.

— Протокол? — напомнил подполковник.

— Бумаги сделаю новые. Хлопну регистрационный штамп с тем же номером и датой.

— Суд… — задумчиво сказал Шимко. — Григорович попросил без шума.

— Его сын пойдет свидетелем, шума не случится. Более того, его похвалят. Комсомолец проявил принципиальность и пресек противоправные действия. Суд состоится при пустом зале. Коровка — сирота, родственников не имеет. Пришел из армии, на работу не устроился, готовится к поступлению в консерваторию.

— Музыкант?

— Играет на гитаре, — Пинчук махнул рукой. — На стене висела. В колонии ему это пригодится, — он улыбнулся. — Там поощряют самодеятельность.

— Хорошо, — кивнул начальник. — Занимайся.

— Но с одним условием, товарищ подполковник.

— Каким?

— Фигурант живет один в квартире. У него полуторка. У вас ведь связи в исполкоме? Как получит срок, пускай Коровку выпишут. Его государство другой жилплощадью обеспечит — на зоне. Я хочу, чтоб квартиру осужденного отдали мне.

— А не жирно будет, капитан? — сморщился Шимко. — Да отдельное жилье ждут лет десять! Ты здесь сколько служишь?

— Что ж… — Пинчук встал и отодвинул папку. — Придется возбуждать уголовное дело в отношении Григоровича.

Это было наглостью, что Пинчук прекрасно понимал. Рисковал, но был уверен, что никто другой в райотделе на такое не подпишется. Одно дело — отмазать от тюрьмы, а другое — состряпать обвинение. За такое живенько впаяют треху в плечи как с куста. Ну, а он… Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Квартира того стоит.

— Успокойся, капитан, — сбавил обороты подполковник. — Ты должен понимать: вопрос жилья в отделе очень острый. Дашь тебе квартиру — обидишь очень многих. Станут жалобы писать.

— Так выделение проходит через исполком, — напомнил Пинчук, примостившись вновь на стуле. — Вы напишете туда письмо, о котором посторонним знать не обязательно. Ходатайство. А коллегам я скажу, что квартиру получил через жену.

— Хм! Пожалуй, можно, — согласился Шимко. — Вот что, позвоню я Григоровичу. Мы послушаем, чего он скажет.

Начальник райотдела снял трубку с аппарата…

Спустя пять минут Пинчук вышел из приемной, счастливо улыбаясь. Получилось! Григорович согласился. Капитан его прекрасно понимал. Никому не хочется, чтобы сын сидел в тюрьме. Исключили бы из комсомола, а затем — и из университета.

Конечно, секретарь горкома проблему бы решил — через прокуратуру или суд. Все же не убийство и не изнасилование. Так — мелкая шалость. Но политическая окраска налицо, и нельзя, чтобы Григорович, занимающий столь ответственную должность в горкоме, был замаран тем, что не уследил за единственным сыном. Партию нельзя компрометировать!

Только в этом случае ни Шимко, ни Пинчук не дождутся благодарности.

Ну, а так обстоятельства складывались лучшим образом. Скоро можно будет подбирать шторы для своей квартиры. Ленка это дело очень любит. Холостяцкая берлога глупого Коровки превратится в их уютное семейное гнездышко.

А ее пока еще хозяин сам же виноват — нужно было подписать бумагу. Пусть теперь пеняет на себя…

Инспектор Борису не понравился — мутный он какой-то, скользкий. Поначалу вел себя прилично: представился, сказав, что хочет разузнать побольше о вчерашнем. Борис позвал его к столу, где оба сели. Борис и рассказал, как было дело. Вопросов капитан не задавал, лишь только слушал. Бориса это удивило: для чего пришел? Опять же показания его не стал записывать. Странно. В прошлой жизни Борису довелось встречаться с следаками, и он прекрасно помнил, что вели они себя иначе. Домой к нему ни разу не ходили — еще чего? — а вызывали в РОВД повесткой. А этот почему-то притащился… Вдобавок слушал невнимательно — скользил глазами по сторонам, разглядывая обстановку. Когда Борис умолк, спросил, ткнув пальцем в висящую на гвоздике гитару:

— Играете?

— Занимаюсь, — подтвердил Борис. — В консерваторию надумал поступать. Готовлюсь.

Почему он так сказал, Борис и сам не знал. С консерваторией он сам пока не определился. Но откровенничать с инспектором пропало всякое желание.

— Понятно, — капитан кивнул. — С кем проживаете в квартире?

— Один. Мать умерла два года как.

— И, что, никто здесь больше не прописан?

— Никто, — кивнул Борис. — Были квартиранты, пока я в армии служил, но их отсюда выписал, когда вернулся.

— Это хорошо, — сказал следак и внезапно начал: — Вы написали в заявлении, что просите привлечь тех, кто с вами дрался, к ответственности за хулиганство. Короче, посадить. Вам их не жалко? Парни молодые, сломаете им жизнь. Из вуза исключат, из комсомола — тоже.

— Я их не трогал, сидел и слушал радио, — набычился Борис. — А этот вдруг приемник мне размолотил и с кулаками на меня полез. За ним дружок его вдогонку.

— Разбитый приемник вам компенсируют деньгами, — сообщил следак. — Если захотите — купят импортный из комиссионки, получше вашей «Спидолы». Согласны?

— «Спидолу» мне друг на день рожденья подарил, — нахмурился Борис. — Служили вместе на границе. Дня не попользовался. Нет, если б этот извинился, попросил прощения… Я человек не злой. Но он же всем хамил в опорном пункте и угрожал, что его папа с нами разберется. Скотина пьяная, мажор советский! Таким полезно посидеть. Я вижу: вы пришли, товарищ капитан, чтобы его отмазать? Предупреждаю, что так дело не оставлю. Пожалуюсь в прокуратуру, а нужно — так в ЦК КПСС!

— Успокойтесь! — капитан натужно улыбнулся. — Пришел к вам, чтобы разобраться в деле. Согласитесь, странно: студенты, комсомольцы, и так себя ведут. Вдруг что-то упустил? Ведь я обязан провести дознание по делу скрупулезно, всесторонне. Значит, вы настаиваете на привлечении их к ответственности?

— Да! — кивнул Борис. — И мнения не поменяю.

— Ваше право, — буркнул капитан и встал. — Небольшая просьба, Борис Михайлович. Разрешите осмотреть квартиру? Мне обещали дать полуторку, — добавил торопливо. — Интересуюсь планировкой — как они устроены.

— Пожалуйста, — Борис пожал плечами.

Гость приступил к осмотру. Заглянул за ширму в спальню, затем проверил кухню с санузлом. Задал вопросы о квадратных метрах, тепло ли здесь зимой, спросил и о соседях. Как будто покупать жилье пришел, а не допрос снимать. Даже попросил взглянуть на ордер. Борис показал — не жалко.

— Что ж, понятно, — сказал следак, вернув ему документ. — Значит так, Борис Михайлович. Как говорил, мне поручили дознание по делу. Я вызову вас повесткой для дачи показаний.

— А их посадят?

— Возможно, — ответил капитан туманно. — Как суд решит.

На том и распрощались. Когда следак ушел, Борис задумался. Странный гость. Нет, рупь за сто, что собирался попросить его подписать бумагу с отказом от претензий к двум студентам. Папаша пьяного мажора надавил. Кто, интересно, он? Какой-нибудь начальничек, конечно. Блин, и здесь такая же фигня, как в прошлой жизни. А в интернете кое-кто писал, что в СССР все было справедливо. Сюда бы этих умников! Квартиру капитан зачем осматривал? В то, что ему дадут такую, верится с трудом. Для чего тогда? Поразмышляв, Борис обулся, закрыл квартиру и потопал в гастроном. Не за продуктами — поговорить с директором. Она поможет разобраться, что здесь не так.

Алексеевна его выслушала, не перебивая. Затем спросила: