К. С. Петров-Водкин. Жизнь и творчество - Адаскина Наталия Львовна - Страница 74

«Многоуважаемый и дорогой Всеволод Эмильевич, очень досадно, что так вышло с моим здоровьем, и я могу Вам быть полезным вот только в этой консультативной форме, да и то очень сжатой. Что касается костюмов к „Командарму“, композиционно их можно было бы разрешить следующим образом.

1) Цветовая гамма: исключить из нее совершенно все зеленые и зеленоватые тональности в расцветке костюмов — это характеризует весну. Дубленые полушубки, овчинные кацавейки до кожаных курток: от светло-желтых через охру, сиену жженую до черных матовых. На этом фоне пять — шесть кожанов и кожанок черных блестящих. 2) Белое как цвет в кофточке Веры, оно сияет воротничком на вырезе груди, рукавчиками из-под ее френча и в бумагах канцелярии и в документах. 3) При коротких куртках хорошо дать несколько ватных, у массы штаны иногда свете верха, у комсостава — вариации черных и синих. 4) Обувь: высокие черные сапоги отличают рабочих, обмотки с черными рыжими штиблетами — бывших солдат, обмотке в тоне одежды. Есть среди них двое — трое валенок (рыжие и темно-серые). Митяй и Мармонт в лаптях. 5) Головные уборы: Папахи плоские на затылок и высокие сибирки, фуражки лодочкой (у Митяя такая фуражка перевязана платком), фуражки плоские на лбу (комсостав) и кепи (дар питерцев фронту). 6) У всех эмблемы Красной Гвардии: мохорки, ленточки, целые банты на шапках, рукавах или груди. Эти красные огоньки объединяют светотеневые резкости в костюмах. 7) Теперь необходимо сыграть на трофеях и „дарах города и деревни“, на шарфах и кушаках, пестрых и одноцветных, но не выходящих из красных, синих, оранжевых. Кушаки держат ручные бомбы и огромные трофеи — наганы. 8) Сверху — пулеметные ленты, змеями вьющиеся на бойцах крест-накрест и поперек тел — этим достигнуто большое разнообразие типов фигур. Ленты возможны и у комсостава. 9) У Чуба через плечо алая лента, у Оконного скромнее. У обоих светло-серые папахи, у Чуба — сибирка, у Оконного — плоскуша. На Чубе ярославские валены с отворотами, обшитые кожей и с красным рисунком. На Оконном [фамилия персонажа. — Н. А.] — сапоги на застежках. Комсостав объединен сабельно-револьверными ремнями красно-черной кожи. Из двенадцати комсоставных две — три матросных фигуры. 10) Конферансье в пальто демисезонных (некто в гороховом), мягкие шляпы, под пальто — фраки, кои они старательно прячут от публики. Создавая пестроту из смешения персонажей данных расцветок, то выправляя их, как выше сказано, в скалу от светло-желтого до черного, можно достигнуть доброго результата, поясняющего пьесу.

Жму крепко Вашу руку, дорогой Всеволод Эмильевич, и глубокий привет Зинаиде Николаевне. Уважающий К. Петров-Водкин 23.III. 1929. Д. Село, Лицей, кв. 6»^[647].

«Героическое прошлое возникает на сцене Мейерхольдовского театра как легенда. Оно становится мифом. <…> Этот прием особенно дает себя чувствовать в сцене митинга, в хоровой интермедии и в той картине, где красноармеец в бараньей скифской шубе поет песенку о братиках. Среди этих красноармейцев и командармов, показанных в сцене митинга, нет ни одного человека, который уцелел бы до наших дней. Немыслимо представить, что кто-нибудь из них учится сейчас в Академии или командует полком, дивизией, армией. Это люди, исчезнувшие на полях сражений в 1918–1919 годах, легендарные герои легендарного времени <…> неподвижно стоят они на месте со своими длинными пиками. Оттого так медленны и торжественны их движения, и печать странной задумчивости лежит на всем их облике»^[648].

«Вчера мы с мальчиками М. [Масловского-Мстиславского. — Н. А.] были в театре Мейерхольда, чтобы посмотреть „Командармов“ — пьесу, для которой я дал консультацию»^[649].

В мае в Москве участие в выставке живописи, графики, скульптуры и архитектуры общества «4 искусства», экспонировавшейся в помещении Государственного университета, был представлен картинами: «Смерть комиссара» (вариант 1927), «Рабочие (Дискуссия)», «Землетрясение в Крыму», «Мать с ребенком». В выставке участвовали 49 художников, было показано 304 произведения.

Лето (июнь — август) провели в деревне Мерово, близ Луги, расположенной в сосновых лесах. «На лето сняли дачу в дер. Мерово, близ Луги. Здесь отдыхал проф. Ланг, он наблюдал больного Петрова-Водкина»^[650].

В августе участие в выставке живописи и рисунка, кино-фото, полиграфии и скульптуры на тему: «Жизнь и быт детей Советского Союза», которая была организована в Москве при участии объединений АХР и ОМАХР, ОМХ, ОСТ, ОРС, «4 искусства», «Октябрь». В каталоге (№ 54) указана картина «Мать», возможно, речь идет о переписанной художником картине 1915 (в настоящее время в ГРМ).

В сентябре — ноябре (сорок дней) провел в Крыму (Ялта — Гурзуф — Суук-Су), лечился в санатории от туберкулеза. Здесь он продолжал работу над автобиографическими повестями.

«Многоуважаемые Зинаида Николаевна и Всеволод Эмильевич! Думал было проездом Москвой повидать Вас, но поезд оказывается стоит всего 40 мин. 24/IX вечером проезжаю Москву <…> У Вас кстати, судя по газете, сегодня же primier’a! Думаю по этому поводу то что надлежит думать друзьям Вашей работы! Я еще без живописи и сейчас с собой беру лишь альбом. Сердечный привет от К. Петрова-Водк»^[651].

«Все еще пишу эту главу о доме Махаловых. Зарисовки хочу продолжать там, где я буду, т. к. уже выбрал виды. <…> Странное у меня впечатление от Крыма — утомительный, все здесь игрушечное. Там где мы провели лето [Мерово. — Н. А.] мне больше нравится»^[652].

«Весь этот берег Крыма состоит из маленьких уединенных уголков, отделенных друг от друга выдающимися в море горами. Суук-Су (это означает „Холодный ручей“), находится в подобном ущелье. Когда-то это было имение Раевских, друзей Пушкина, и здесь великий поэт создал многие свои произведения. Этот чародей Пушкин везде оставил свои магические следы. Здесь он получил знаменитое кольцо, которое носил до самой своей смерти»^[653].

«Ну, куда же здешним местам до коктебельских! Здесь географии нет, одни виды <…> Нет пространства и дикой природы, как например у Макса»^[654]. Речь идет о Максе Волошине и окрестностях его коктебельского дома.

В ноябре, возвращаясь из Крыма, пробыл некоторое время в Москве, остановился, как обычно, у Масловских. В это время был написан известный портрет С. Мстиславского (Масловского). Побывал на премьере оперы С. Прокофьева «Любовь к трем апельсинам». С. Прокофьев был у Масловских и играл там.

В этот приезд в Москву Петров-Водкин активно общался с П. Кузнецовым и Е. Бебутовой. «Отдохнул после дороги, Мстиславские очень милы, как родные: я хорошо устроился в комнате, где когда-то мы жили целой семьей. Вчерашний вечер я страшно кутил. Для меня было сюрпризом, что Сергей Прокофьев в данное время здесь. Этот славный талантливый юноша тебе кланяется. У него уже второй сын. И вот после обеда мы все отправились в оперу на премьеру: „Любовь к трем апельсинам“. Я знаю, что по радио нельзя понять эту хорошенькую пьесу с ее остротами из фантастической сказки Гоцци. Я все время думал о Ленушке, вот если бы она это видела. Наша ложа была центром внимания публики; <…> много аплодировали „автору“, который был очень мил и забавен со своей простой добродушной рожей. Сергей Дмитриевич и Софья Павловна [Масловские. — Н. А.] тоже были в театре (в другой ложе). Вечером мы вместе пили чай и болтали до половины третьего утра. У М. [асловских] решили, что я должен показаться врачебной кремлевской комиссии. Сегодня он будет телефонировать, чтобы это устроить. Я говорил относительно выставки моих картин заграницей. Вообще, чтобы чувствовать себя в центре деловой жизни, следовало бы жить в Москве. Завтра опять вечер у М [асловских], где Прокофьев будет играть, и где имею возможность повидать нужных мне людей».