Розмари (СИ) - Драч Маша - Страница 8

— Это нормально любить человека, который уничтожает тебя и осознанно уничтожает? — тихо спросила я.

— Не знаю. Трудно очертить границы этого «нормально». Да, по сути, мы все ненормальные. Травмы детства, страхи, фобии у каждого это есть.

— Наверное, — я открыла глаза и глянула в высокий потолок. — А ты когда-нибудь любил человека, в жизни которого ты не занимаешь даже самого крошечного места?

— Любил, — Алестер стряхнул пепел в пепельницу.

— И как отделался от этого дерьма?

— Просто понадобилось время. Очень много времени. Это долгий и трудный процесс, даже пришлось прибегнуть к помощи психоаналитика. После дикой ломки, отрицания действительности, жуткой душевной боли приходит безразличие. Ты превращаешься в существо, которое ничего не чувствует, потом появляется человек, которой восполняет пустоту и только тогда процесс перерождения можно считать оконченным. Во всяком случае, так было со мной.

— Мне кажется, что после него я вообще никого к себе добровольно не подпущу. Никогда. Быстрее, наверное, вывернет.

— Мотылёк…

— Розмари, — тут же перебила я. — Мое имя Розмари.

— Эм… Хорошо. Розмари, я могу только представить, насколько тебе сейчас трудно, но… Знаешь, иногда нужно выговориться, чтобы стало хоть чуть-чуть легче. Мой психоаналитик утверждает, что если говорить о проблеме, признавать ее, то это уже первый шаг к ее решению.

— А о чем тут говорить? Вся моя жизнь одна сплошная проблема. Я смутно помню свое прошлое, летоисчисление в моей голове началось со времен, когда я попала к Блэйку, — я затянулась. — Нет… Не хочу это перемалывать снова.

— Хочешь, я приглашу своего психоаналитика? Думаю, вам будет, о чем с ним поговорить.

— Не верю я в этих дураков, которые капаются в чужой голове. Так что мне это уж точно не нужно.

— Как скажешь. Может, тогда прогуляемся?

— Давай, — ответила я без всяких долгих размышлений.

Алестер позаимствовал мне свою куртку, так как никакой своей верхней одежды у меня не было. Мы гуляли вдоль пустынного берега прямо, как в моем сне. Правда, сейчас была ночь и дул холодный ветер. В чистом небе ярко светила луна и блестели звезды. Тут было спокойно. Пальцы практически превратились в ледышки, но я продолжала подносить к губам сигарету и затягиваться.

— И что мне делать теперь? В смысле, куда мне двигаться? В каком направлении? — я посмотрела на Коулмана, абсолютно убежденная, что он мне подскажет верный путь, словно маяк, направляющий заблудший корабль к берегу.

— Для начала тебе просто нужно прийти в себя, — Алестер отломал плитку шоколада, который мы взяли с собой и протянул мне. — А потом… Потом видно будет. Когда боль поутихнет ты сама почувствуешь, куда нужно двигаться.

Очень хотелось верить в то, что именно так всё и будет. Я была дезориентирована, это правда. Меня пугала неизвестность, неопределенность, но прежде всего, устрашала неопределённость в самой себе. Я отожествляла себя с разрушенным домом, от которого остался только фундамент. В моих руках были кирпичи и только мне отведена роль, построить этот дом заново. Каким он будет, я не знала, и именно это волновало больше всего.

— Знаешь, мне сегодня приснился сон, — я не поняла, почему вообще об этом вдруг вспомнила.

— И какой же? — Алестер с интересом посмотрел на меня.

— Он был странным, но мне почему-то показалось, что если бы… Если бы я не потеряла ребенка, — эта фраза обожгла горло, будто внутрь влили раскалённую лаву. — Скорей всего родилась бы девочка. Никогда не любила и не воспринимала детей, а тут… Это меня сильно подкосило, — я смахнула дурацкие непрошеные слезы и снова затянулась. — Черт, ненавижу себя за эти сопли и слюни.

— Ты ведь не железная и должна не только понять, но принять это, — Коулман приобнял меня за плечо. — Невозможно всякий раз терпеть боль или потерю, но при этом оставаться спокойной. Наверное, это одна из твоих главных проблем. Не бойся слабостей и слез, их наличие самое нормальное, что только может случиться с человеком.

Я глубоко вздохнула, пропустив через себя свежий соленый воздух. Размеренный шум прибоя был для моих истерзанных нервов сродни бальзаму. Он успокаивал меня. Убаюкивал.

— Люблю воду, но при этом совсем не умею плавать, — я остановилась и посмотрела на океан.

— Так это можно с легкостью исправить. Какое-либо занятие всегда помогает отвлечься на некоторое время от проблем.

— Хорошо, — прошептала я и присев на корточки, коснулась кончиками пальцев холодной воды.

— Наверное пора уже возвращаться домой. Нам только простуды не хватало для полного счастья. Завтра будет новый день.

Я ничего не ответила, просто молча выпрямилась и пошла вслед за Коулманом. Новый день… Я уже боялась думать о новом дне, так как не знала, какую еще дрянь он мог с собой принести.

Поспать мне удалось лишь под утро. Да и сном это было сложно назвать. Просто смутное состояние на грани между реальностью и забвением. Разные мысли не давали покоя, и как бы я не старалась от них отделаться, они всё навязчивей и навязчивей кружились у меня в голове. Единственное, что у меня сносно получилось, так это не расплакаться. Хоть Алестер пытался меня убедить в том, что принимать свои слабости — нормально, я всё равно не могла себе этого позволить. Однажды я по неосторожности сделала подобное и во что всё в итоге вылилось? В психическое расстройство, которое нынче зовется «любовью», потерю неродившегося ребенка и практически тотальное разрушение самой себя. Теперь же я решила, что нужно быть осмотрительней.

Встав с кровати, я подошла к окну. Серебрился рассвет и, судя по чистому небу, погода сегодня обещала быть ясной. Это хорошо… Мне так не хватало солнца. Весь этот мрак уже давно въелся под кожу. Хотелось пробудиться, стряхнуть его с себя и поднять голову повыше. Но пока что у меня это никак не получалось сделать. Похоже, просто еще не настало нужное время.

Рассматривая спокойный океан, я неосознанно потянулась рукой к животу. Стало мерзко… От самой себя мерзко. Никогда себе не прощу того, что не почувствовала ребенка внутри своего чрева, не уберегла его. На что же я тогда вообще гожусь, если даже первостепенную функцию женщины выполнить не могу? Чтобы не загонять себя глубже Марианской впадины, я приложила максимум усилий для блокировки депрессивных мыслей. Уже ничего нельзя вернуть и как бы горько, больно и невыносим не было на душе, но такова правда жизни.

Устало потерев руками лицо, я почувствовала, как желудок неприятно сжался. Казалось, что я не ела целую вечность, но, если честно, аппетит всё еще отсутствовал. Если бы не урчание в желудке, я бы про еду еще не скоро вспомнила.

Застелив постель, я пошла на поиски Коулмана и его кухни. В гостиной хозяина дома я не обнаружила, ровно, как и на всём первом этаже. Отыскав кухню, я нашла только пустой холодильник. Да уж… Усевшись на высокий табурет, я положила подбородок на колени и уставилась в окно, что выходило во двор. Вероятней всего Алестер уехал за продуктами. Сам же вчера говорил, что только вернулся из командировки и из съедобного есть лишь пиво и недоеденная шоколадка.

Не успела я опомниться, как увидела въезжающий белый автомобиль. Через несколько секунд на улицу вышел Коулман в куртке и берете, а за ним выскочила Лола. Я улыбнулась, наблюдая за этой милой парочкой. Алестер разговаривал со своей собакой, как с ребенком, а она бегала возле него, почти что подпрыгивая. Когда они зашли в дом, я вышла к ним навстречу.

— О! Кого я вижу! — Коулман улыбнулся мне и протянул увесистые пакеты с едой.

— И тебе привет.

— Как настроение? — он снял берет и смахнул с него налипшие снежинки.

— А грязно выругаться можно?

— Лучше не стоит.

— Тогда я промолчу.

— Пытаешься шутить? Это уже неплохо. Ты пока спала мы с Лолой съездили в ближайший супермаркет. Я подумал, что хороший завтрак и немного свежих фруктов тебе пойдут исключительно на пользу.