Птицы (СИ) - Торин Владимир - Страница 39
- Предыдущая
- 39/167
- Следующая
Отшвырнув папиретный докурок, мистер Дрей взлетел по ступеням, распахнул дверь и, не обращая внимания на остервенело провизжавший колокольчик над притолокой и включившуюся тепло-решетку, вошел в лавку и направился прямиком к стойке.
Дети подкрались к окну.
— Что он там делает? — спросила Арабелла.
— Скандалит, — ответил Финч.
И верно, мистер Дрей что-то кричал перепуганному приказчику за стойкой, размахивал руками и тыкал пальцем, указывая на свою голову.
Приказчик, пытаясь защититься от шквала злобы разъяренного клиента, поднял руки и бросился что-то доставать из шкафа-витрины. В его руках блеснул стеклянный флакон.
— Кажется, дядя Сергиус пришел заменить средство от облысения, — хихикнула Арабелла.
Мистер Дрей схватил пузырек, пригрозил напоследок приказчику кулаком и направился к двери.
Дети отпрянули от окна и поспешили спрятаться в очереди к продавцу жареных каштанов. Дядя Сергиус вышел из лавки, довольный, и размашистым шагом, грубо пробираясь сквозь толпу, направился через площадь.
Финч и Арабелла последовали за ним.
Людей на площади было невероятно много — здесь сейчас будто собрались жители всех окрестных кварталов. При этом из переулков и улиц подходили все новые, а идти домой никто явно не собирался — ярмарка была в самом разгаре.
Люди гуляли между полосатыми шатрами и прилавками на колесах, что-то покупали, о чем-то спорили, но все были веселы и в прекрасном настроении.
Лишь Финч хмурился. Он пытался не потерять из виду мистера Дрея, и вся эта шумиха его только отвлекала и раздражала. Арабелла отметила выражение его лица.
— Тебе что, не нравятся ярмарки? — спросила она.
— Нет, — угрюмо ответил Финч.
— Почему?
— А зачем они вообще нужны? Дедушка мне рассказывал о них, но я…
— Ты что, никогда не был на ярмарке? — поразилась Арабелла.
— Нет.
— А меня родители водили несколько раз. Ярмарка — это же просто чудесно!
Финч не разделял восторгов девочки. Он глядел на все эти раскрасневшиеся от возбуждения и радости лица и не верил буквально ни во что. Ему казалось, что все это напускное, ненастоящее — просто подделка, чтобы никто не заметил случайно, что ты угрюмый, усталый и злой. Они все прикидывались. Ведь нельзя по-настоящему так радоваться чему-то и хоть сколько-нибудь быть счастливым, когда тебя уже завтра или даже нынешним вечером ждут одни напасти, а потом — лишь угрюмые дни и плохие люди. Когда тебя ждет обычная жизнь и отравляющая душу рутина.
На мальчика окружающий гвалт действовал подавляюще. Он не понимал, как эти родители могут с такой легкостью и щедростью покупать своим детям все, что те пожелают, и делать это с радостью. Он чувствовал, что в нем что-то закипает, и пытался отворачиваться, не смотреть, но, куда ни падал его взгляд, всюду были они — эти дети и их родители.
Он не осознавал, что просто завидует. Завидует, потому что у него нет родителей, ему никто ничего не покупает, никто не водит его на ярмарку. Зато он чувствовал себя незваным гостем, который пробрался украдкой на чужой праздник. Он чувствовал себя одиноким и еще больше никому не нужным, чем обычно.
Нет! Ничего хорошего и уж тем более чудесного в этих ярмарках он не видел.
Ну ладно, исключение все же было.
Под скошенным полосатым навесом стоял прилавок продавца сладостей. Сам он мельтешил вдоль ряда пухлых мешков и зачерпывал из них конфеты.
— Конфеты и сладости! — верещал продавец, зазывая покупателей. — Конфеты и сладости!
Финч протянул продавцу два фунта.
— Лакричных пиявок, пожалуйста.
— Хороший выбор! — похвалил продавец и набрал в одном из мешков ковшиком продолговатые розоватые конфеты, после чего ссыпал их в маленький коричневый пакет с надписью «Ням-ням!».
— Пойдем скорее! — Арабелла схватила конфетку из пакетика. — Пока дядя Сергиус не скрылся.
И они снова двинулись через площадь.
Пробираясь сквозь ярмарочную толпу, дети несколько раз едва не упустили мистера Дрея из виду, но всякий раз каким-то чудом его котелок обнаруживался впереди.
В центре площади была установлена карусель. На механических лошадях, весело смеясь, по кругу носились люди. Причем там также были и взрослые. Но сейчас они очень походили на детей — как будто их раз за разом охаживали щетки, стирая с них пыль, тревоги и заботы.
— А я каталась на карусели, — тут же сообщила Арабелла.
«Ну еще бы она не каталась!» — хмуро подумал Финч.
Они прошли мимо решеток, на которых жарились сосиски, и мальчику вспомнился мистер Джоди. Само собой, тут бродяг не было, их сюда не звали и видеть среди посетителей ярмарки не желали.
Горожане все выглядели одетыми с иголочки, и Финч почувствовал бродягой себя. Даже дети были одеты в свои лучшие костюмы. Они выглядели, как маленькие господа в пальтишках с меховыми воротниками, в миниатюрных цилиндрах на головах, в перчатках и при крошечных тростях. У Финча не было «выходного» костюма, у него были лишь школьная форма да теплый костюм на случай сильных холодов. А что уж говорить о трости. У его дедушки была трость — старая, потертая, она почти всегда стояла в стойке для зонтов на вешалке. Но дедушка ее не любил. Он рассказывал, что когда-то ходил с другой тростью — просто замечательной, но те времена, по его словам, давно ушли в прошлое.
— Вы только поглядите, кто тут у нас! — раздался окрик совсем рядом, и кто-то ткнул своей тросточкой в спину Финча.
Мальчик испуганно дернулся и под заливистый смех обернулся. Перед ним стояли трое его одноклассников: Уинстон Пиклби, Чемси Джолли и Фигар Смиттс. Они были разряжены, как будто собирались давать показания в суде, все в цилиндриках и белых перчатках. Пиклби держал в руках круглый красный леденец на палочке. Смиттс и Джолли сражались на тростях, как на саблях, но стоило Пиклби окликнуть Финча, как они тут же перестали и уставились на мальчика со злобными, уничижительными усмешками на лицах.
— Финч из трущоб! — продолжил Пиклби. — Неужто крыса вылезла из своей норы! Что за голодранцы носят в выходные школьную форму?!
Друзья-подпевалы прыснули.
— Эй, сынок, повежливее! — снисходительно проворчал доктор Пиклби, стоявший за спиной мальчишек.
В одной руке он держал зонт, а в другой такой же, как и у сына, леденец. Рядом с ним стояли судья Джолли и господин Смиттс, хозяин «Автоматонов Смиттса». Эти джентльмены выглядели и вели себя так, будто вся эта площадь принадлежит лично им, не менее.
Доктор Пиклби продолжил, обращаясь одновременно к сыну, его друзьям, их отцам и Финчу:
— Мы не говорим слово «голодранец» — это некультурно. Мы говорим — «нищий» или «бедняк».
— Как скажете, сэр, — усмехнулся Уинстон. — А ты, Финч, как я погляжу, подружку завел?
Финч покраснел, а Арабелла схватила его за руку, намереваясь утащить прочь.
— Пойдем, — тихонько прошептала она. — Дядя Сергиус… он уйдет. Нам надо спешить… Не обращай внимания…
Уинстон запел мерзким голоском:
— Финч и Джей решили пожениться! Только Финч забыл помыться!
И мальчишки, и их отцы рассмеялись.
Финч не стал больше терпеть. Подобрав с земли горсть разноцветного снега, он принялся демонстративно лепить из него снежок. Богатенькие отпрыски даже онемели от такой наглости.
— Ты не посмеешь! — Уинстон был в ужасе. На его костюмчике не было ни снежинки, поскольку он профессионально прятался под зонтом своего отца.
Финч размахнулся и швырнул снежок. Тот угодил Уинстону Пиклби прямо в грудь. Мальчишка завопил, а Финч уже лепил следующий. Еще один снежок сбил цилиндр с головы Смиттса-младшего, а третий случайно ударил в живот самого Смиттса-старшего.
Тот рассвирепел.
— Преступление! — запыхтел джентльмен — избыточная полнота и узкий воротник рубашки даже не позволили ему закричать. — Преступление! Констебль! Зовите констебля!
— Бежим! — воскликнула Арабелла, схватила Финча за руку и потащила его прочь. Вслед им неслись гневные крики важных господ и яростные визгливые угрозы их детей.
- Предыдущая
- 39/167
- Следующая