Роксана. Детство (СИ) - Колч Агаша - Страница 20

— Дельно сказал, — согласилась я. — Вот заработают мои мужички денег — и займёмся стройкой. А пока хочу землицы или прикупить, или в аренду взять, работников нанять, опять же. Весна не за горами, пора посадками озаботиться.

— Да сколько ж лет-то тебе, хозяюшка? — всплеснул руками Аким. — Словно не с дитём малым беседу веду, а с помещицей многоопытной.

Я хитро улыбнулась и тоже подмигнула домовому:

— Не ты ль недавно меня ведуньей называл? А ведуньи они что?

— Что? — уставился на меня Аким, ожидая ответа.

— Ведают! То есть знают.

Хотелось мне щёлкнуть домового по носу легонько, но сдержалась. Обидится ещё, а мне с ним в мире, согласии и дружбе жить надо.

— Давай чай заварю, — предложил домовой, убрав свои вещи назад в короб, — и кашу подогрею.

— Сделай, подогрей… Бабушка скоро вернётся, а мы её горяченьким встретим, — но вспомнив, какая невкусная каша в чугунке, поморщилась. — Только каша та уже в зубах навязла. Третий день едим. Опостылела.

— А ништо! Не кручинься, хозяюшка, мы её сдобрим, и за уши от тарелки не оттянешь, — пообещал Аким, суетясь у очага.

— Так нечем. Все запасы к концу подошли, в лавке, говорят, тоже пусто. Марфу объедать стыдно ¬— у них и самих лишнего нет. Соседи бойкот объявили и не хотят продавать нам ни молока, ни яиц, — рассказывала я домовому о нашем горестном положении.

— Есть у меня кой-какой запасец, — признался Аким. — Что ж я за домовой, если у меня личной кладовочки не будет? Вот сейчас по амбару помету, по сусекам поскребу, глядишь, на ужин и соберётся. А завтра другой день будет и новая пища.

Где та кладовочка, я спрашивать не стала. Каждое существо имеет право на личное пространство.

Пока домовой управлялся с ужином, я задумалась о том, как мне легализовать появившуюся в доме нечисть.

— Аким? — позвала я увлечённого готовкой мужичка.

— Ась? — отозвался тот.

— Скажи, дружочек, а ты всем показываешься? Скоро вернётся бабушка, а тут у нас сковорода сама жарит и чай сам по себе заваривается. Она дама нервная, не хотелось бы пугать её.

— А она у тебя кто? — домовой глянул через плечо, заметил непонимание на моём лице и спросил иначе: — Она маг?

— Маг огня. Только слабый.

— Сила не важна. Главное, что дар присутствует. Значит, по моему желанию увидеть сможет. Это ты всех помощников и увидеть, и призвать можешь, — Аким вновь повернулся к очагу, и я только расслышала: — надо же, ведунья. И откуда только взялась?

— Откуда и все, — насупилась я.

Отчего-то мне не понравилось быть ведуньей. Они тут через одного маги, а я как лохушка и тёмная знахарка — ведунья.

На крыльце, отряхивая с ног снег, кто-то затопал. Ещё через минуту в клубах холодного воздуха в избу вошла Глафира. Щеки от лёгкого мороза и прогулки раскраснелись, глаза блестят, капельки растаявших снежинок бриллиантовой россыпью повисли на волосах вокруг лица. Хороша! Интересно, почему она замуж не вышла после смерти мужа?

— Как вкусно у нас пахнет. Это ты сама готовить взялась? А из чего? — опекунша присела на табуреточку у двери, чтобы разуться, глянула в сторону очага и замерла.

— Ба, ты не пугайся. Это Аким — наш домовой. Он сегодня из спячки вышел, и вот… — я тараторила, стараясь отвлечь внимание Глафиры на себя.

Но женщина уже отошла от шока и даже улыбалась.

— С детства мечтала домового увидеть, — сказала она, прижимая к груди снятый ботинок. — Нянька столько сказок о вас рассказывала, любезный… Аким, да?

Мужичок подошёл немного ближе и поклонился, так же, как кланялся при знакомстве со мной. Рука у груди, ножкой шаркнул.

— Аким, хозяйка. Буду рад служить вам и вашему дому.

Глафира на минутку задумалась, словно вспоминая что-то, а потом торжественно ответила:

— Домовой-домовой, принимай под руку мой дом. Веди хозяйство справно, платить стану исправно. Молоком и печевом… — тут она прижала руку к губам, глаза сделались несчастными, — а дальше не помню.

— Не кручинься, хозяйка. Главные слова ты сказала, — ответил Аким и ещё раз поклонился.

В кладовке у домового нашлось сало, кусочки которого он обжарил до мягких шкварок. Добавил к ним нарезанный лук и морковь, протомил всё вместе до золотистости и бухнул к ним остатки каши, перемешал, прогрел и…

Перловка, в принципе, мне нравилась. Но не в таком количестве и качестве, как я ела эти три дня. Аким же совершил волшебство: простыми продуктами и простыми действиями превратил надоевшую кашу в блюдо высокой кухни.

— Как же вкусно-то! — нахваливала Глафира, а я только молча кивала.

Все эти дни мы друг перед другом делали вид, что едим с удовольствием, оставаясь полуголодными.

За чаем я со стыдом вспомнила, что не спросила о том, как дела у Марфы.

— Вовремя травницу привели. Она и не подумала отказываться. Напротив, ещё и накричала, что баба-дура и надо было бы раньше корову показать. Но, осмотрев Зорьку, пообещала, что постарается и сделает всё возможное. Я хотела было остаться помочь, но Параскева меня погнала домой, наказав не мешаться. Строгая такая…

В очаге потрескивали поленья, на улице затих ветер и улеглась метель, на столе в больших толстостенных чашках парил ароматом горячий чай. Мы втроём сидели за столом и думали каждый о своём и об общем. Отчего-то я знала, что и Глафира, и Аким планируют нашу весну и лето.

А я тоже размышляла о том, как мы будем жить дальше.

Погрузившись в думы о будущем, я задремала. Сквозь сон слышала воркование бабушки, перекладывающей меня на сундук, снимающей платье и чулочки… А потом мягкая подушка, тёплое одеяло и аромат лаванды, пропитавший постель, унесли меня в мир светлых снов.

— Хозяюшка? Хозяюшка… — кто-то потряс меня за ногу. Но так не хотелось просыпаться, что я просто подтянула ноги к животу, свернулась калачиком и вновь начала уплывать в глубины сна. Но настырный Аким — ну кто ещё мог меня так называть, — продолжал трясти. Теперь уже за плечо. — Хозяюшка! Проснись! Дело есть!

Дело? Это интересно, но почему посередь ночи?

— Что случилось, настырный ты наш? — проворчала я, присаживаясь на постели с закрытыми глазами. — До утра твоё дело подождать не может?

— Нет! — Аким завозился, укутывая мои плечи в одеяло. — Сейчас надо, ибо дело сурьёзное.

Я зевнула, забыв прикрыть рот ладошкой, разлепила глаза. Комнату освещал лёгкий серебристый свет. Словно луна в окна светила, хоть и были прикрыты они ставнями.

— Говори!

— Вчерась ты сказывала, что как только деньги появятся, так обустройством дома займёшься, — горячо зашептал домовой.

— Говорила, — согласно кивнула я, едва удерживая глаза открытыми. — Но думаю, что раньше следующего года это вряд ли случится. Пока-то ледники наши в моду войдут, пока их местный люд распробует. Для всего время нужно. Проект не одного дня. Нам бы этим летом с печью что-то решить. А остальное потом.

Ответила и чуть было не повалилась назад на подушку. Но слова Акима разбудили окончательно.

— Деньги есть! И я готов отдать тебе их все, но пообещай, что избу краше, больше и удобнее сделаешь!

— Обещаю! — с готовностью отозвалась я. — Но деньги-то откуда? Ты что, клад нашёл?

Аким обернулся на Глафиру, которая от моего возгласа заворочалась на своей лежанке. Сделал какой-то пасс в её сторону и шикнул на меня:

— Тише ты! Чего раскричалась? — потом подёргал бороду и ответил: — Да, нашёл. И не один. Изба-то казённая, здесь испокон веков ссыльные жили. А среди этого люда всякие случались. Откровенных душегубов, слава светлым богам, не было, но мздоимцев и казнокрадов хватало. И не всегда у них всё подчистую отобрать могли. Кто артефактами злато укрывал, кто ещё как… Тут только в очаге три клада немалых есть, а ещё в подполе.

— И ты готов все эти сокровища мне отдать? — неверяще переспросила я Акима. — Почему?

— За долгие годы, что я в дому этом обитаю, ты единственный человек, кто захотел избу эту убогую улучшить. Меня, опять же, одела-обула, за стол посадила…