Агуня (СИ) - Колч Агаша - Страница 27

— Сладко!

Отвар ей не понравился, и она вернула крынку мне. Зато я, томимая жаждой, припала к витаминному напитку. Постепенно силы возвращались, но медленно. Было их так мало, что ни о каком полёте речи быть не могло — пест даже поднять не смогу, а не то что управлять ступой. Хотелось плакать и кричать, так страшно стало за жизнь котейки.

Из задумчивости вывел вопрос:

— Кот это кто? Дитя?

— Нет. Это как твоя бодох. Люблю его, — и для большей наглядности прижала руку к сердцу. — Он завтра умрёт, если я не прилечу.

Слезы сами собой катились из глаз, а я зло растирала их по щекам. Баба вздохнула, встала и ушла куда-то вглубь пещеры, куда свет от очага не доставал. Повозилась там и вернулась, держа в руках яйцо. Золотое яйцо! Размером оно было немного больше гусиного, отсветы пламени матово мерцали на скорлупе. Вот она — мечта Кощеева. Только ко времени я не поспею…

— На! — вложила мне в руки артефакт огра. — За бодох тебе.

Одно мгновенье мне казалось, что меня, как воздушный шарик, надули гелием. Не обладая особыми навыками левитации, чуть было не унеслась под потолок. Магический резерв мгновенно наполнился под завязку. Было это не как на башне у вампиров, а мягко и безболезненно. Вместе с магией вернулась бодрость тела и позитивное настроение. Могу без ступы, пешком добежать! Хотелось обнять весь мир и поцеловать спасительницу. Но её суровый вид остудил порыв. Прижав яйцо к груди, поклонилась с благодарностью:

— Пойду. Ночь светлая. Реку видно. Не заблужусь.

Баба кивнула, а курица заквохтала у корзины, напоминая, что я забыла лукошко.

— Забери своё, — строго приказала хозяйка пещеры.

Послушно подхватила лёгкую пустую плетёнку, положила яйцо на салфетку, поклонилась еще раз и вышла.

Как прекрасна весенняя ночь, наполненная ароматами распускающихся трав, цветов и листвы. Озвученная трелями, свистом, шорохами и шуршанием птиц, животных и растений. Луна, набросившая серебристую вуаль на землю, уже клонилась к закату, и мне надо было торопиться. Придерживая свободной рукой юбку, бросилась бежать к оставленной на поляне ступе. За выступом скалы тень сгустилась настолько, что, не заметив камня на дороге, я запнулась и полетела. Полетела в буквальном смысле. Вдоль тропы, очень низко, но я летела! Ах, какие чудесные яйца несет замечательная курочка Ряба. Интересно, зачем Кощеюшке сей артефакт? Через лес просто перелетела, мысленно очертив траекторию, и мягко приземлилась у ступы. Вот же навязалась! Тащи сейчас её через половину Дремлесья, маши пестом неподъемным. Куда как проще: оттолкнулась от матушки Земли, взмыла птичкой в серебристость ночную и к Филеньке — дружочку пушистому. Но летательный аппарат представляет материальную ценность, числится за мной, и отчитываться при сдаче наблюдательного поста за него придётся мне. Открыла узкую дверцу, втиснулась в тесноту, бережно поставив корзину в ноги, со вздохом взяла пест и… «Земля, прощай!»

Ступа неслась раза в два быстрее обычного. Даже парик пришлось снять и бросить в лукошко, чтобы встречным ветром не унесло. Этак я через час к шатру подрулю. Прикинув, что время у меня есть, решила завернуть домой. Приму душ, переоденусь в чистое — неудобно замарашкой в гости являться. Поймав себя на этой мысли, изумилась. Это что, я пытаюсь понравиться Кощею и для этого хочу принарядиться? Ой, мамочка! В зеркало посмотрись, образина страшная! Даже сын суккуба на тебя не позарится. Вернее, тем более он! Ступа, послушная мысленному управлению, шныряла по всему небу. То решительно неслась по прямой к Вящей, то резко тормозила и сворачивала к избушке. В результате таких галсов я укачалась. «Тьфу ты пропасть!» — выругалась на всё сразу и скомандовала:

— Домой! Всё равно меня ночью к царю не пустят.

Казалось, что Трофим и не уходил с выступа сеней. Увидев в светлеющем небе меня, он приветственно замахал белым платочком, приглашая на посадку.

— Хозяюшка! Ты с Филиппом? Нет пока? Но сегодня привезёшь домой? Сама не знаешь? Кофею тебе сварить? Сейчас блинчиков напеку, — он бежал впереди меня, прихватив корзинку с яйцом и париком, и без умолку тараторил. Соскучился старик.

— Не сердись, родной. Привезу кота домой обязательно. Мы же с ним одно целое — мне тоже плохо без него. Я сейчас ополоснусь быстро, перекушу и полечу яйцо отдавать. Оно там, в плетёнке, под париком, — так же быстро и невпопад отвечала я домовому, выкладывая из сундука новую расшитую сорочку, юбку, душегрейку и платок.

Вышла из душа, по уши закутанная в халат, и взглянула на стол. От увиденного, чтобы не упасть, привалилась к печи. На салфетке лежало два золотых яйца. Похоже, курочка тоже заплатила. За свою любимую хозяйку. То-то она так настойчиво напомнила о корзине. Снеслась тихонько и салфеточкой прикрыла. Аккуратно дотронулась до обоих подарков. Ну да, одно ещё тёплое. Его и оставлю себе.

Выкатывающееся из-за гор солнце подгоняло в спину, и я, как могла, торопила ступу. Неопределенное «поутру» не давало покоя. Просто они тут живут, без чёткого отслеживания времени. Ложатся с курами и встают с петухами. Поутру, к обеду, на закате — временные понятия, не требующие пунктуальности. Может, оно так и лучше, когда не думаешь, сколько минут прошло и сколько часов осталось. Живёшь в единении с природой, встречая восходы и провожая закаты… Но у меня сейчас на счету каждая минутка.

Фигуру, закутанную в чёрный плащ, стоящую у кромки воды, увидела издали. Туда и направила ступу. Мне настолько не терпелось как можно скорее дотронуться до Филиппа, что приземлялась, почти не погасив скорость. Многострадальный аппарат, переживший за эти три дня, наверное, больше, чем на испытаниях, врезался в песок, пропахал в нем глубокую канаву и, накренившись, остановился, уткнувшись в склон.

— Что так неосторожно?! Яйцо не пострадало? — царь любезно подал руку, затянутую в чёрную перчатку.

— Цело твоё яйцо! — повесила на раскрытую ладонь корзину и спросила: — Кот где?

— В шатре почивает. Такой лежебока, ни разу даже погулять не вышел. Зарылся в подушки и спит, — махнул рукой вверх по течению Кощей, насмешливо информируя о состоянии моего фамильяра.

— Умирает он, а не спит, — рявкнула я, подхватила юбку и бросилась в ту сторону, куда махнул собеседник.

— Почему умирает? — широко шагая рядом, спросил работодатель.

— Потому, что мы неразрывно связаны. Он без меня погибнет! — ответила, запыхавшись от бега.

— Так что же ты не сказала? — от удивления собеседник даже остановился.

— Говорила! Ты что, не слышал?

— Думал, что просто ради красного словца…

— Не делай того, что не умеешь, — буркнула я себе под нос.

Кощей не отреагировал на хамство, то ли сделав вид, что не услышал, то ли учёл моё состояние. Обогнал, приподнял свободной рукой полог шатра и, игнорируя слуг с чашами для омовения рук, магией разметал лабиринт из занавесей, освобождая проход. Разыскивая Филиппа, безжалостно разбрасывала нарядные подушки по подиуму и на пол. Кот лежал, свернувшись клубком, но дыхания не было видно. Почему?! Ведь прошло всего два дня, а запас жизненных сил почти закончился. Осторожно подняв пушистое тельце любимца, присела на край возвышения, положила на колени, прижавшись солнечным сплетением, и раскрылась, вливая в кота магию.

— Ну ты чего, лапушка?! Сказала же, что в срок вернусь, и вернулась. Зачем пугаешь меня, глупый?! — шептала, трогая ушки, гладя голову и почёсывая холку, и не замечала, как слёзы капают с длинного носа на узорчатую ткань душегрейки.

Моя сила вытекала как в бездонную бочку, а кот не просыпался. Понимая, что скоро сама обессилею, попросила стоявшего рядом Кощея:

— Яйцо дай! — и потянулась к корзине, которую тот поставил у ног.

Без лишних вопросов получила я желаемое — плетёнка перекочевала с пола на ковёр рядом со мной. Время тянулось бесконечно медленно, казалось, что прошла вечность до того, когда кот начал недовольно дёргать вибриссами, запутавшимися в меховой отделке моей одежды. Еще сто лет до того, когда он открыл глаза, увидел меня и прошептал: