Все лгут - Гребе Камилла - Страница 27

Я улыбнулась про себя. Я знала, что новую помощницу по дому они искали с тех пор, как предыдущая без предупреждения исчезла прошлой осенью. Забавным было то, что Амели упорно продолжала называть прислугу няней. Казимир был младшим сыном в семье, а исходя из того, что ему было уже хорошо за двадцать, в няньке он точно уже не нуждался.

– Так вы нашли новенькую? – спросила я.

– Да, хвала Господу. Нынче не просто найти надежного человека. Она кажется милой, думаю, все будет хорошо. Скажем так, пока она не встретит парня и не смотает удочки. Сама знаешь, как бывает в этом возрасте.

Пока она рассуждала о новой помощнице, я перебирала в памяти инструменты – их у нас была масса.

– Вроде бы у нас была дрель, нужно посмотреть в сарае, – сказала я. – Могу занести в ближайшее время.

– Ты – чудо, – обрадовалась Амели.

Десятью минутами позже я обнаружила дрель в сарае, между газонокосилкой и секаторами. Взяв ее с собой, я вернулась в дом и заглянула к Винсенту.

Он все еще сидел у себя на кровати, согнув спину, как креветка, и таращился в свой «Геймбой».

– Хороший мой, не мог бы ты спуститься вниз и поглядеть за запеканкой? Мне нужно отнести в усадьбу одну вещь.

Винсент посмотрел на меня своим умоляющим, несчастным взглядом, против которого не могли устоять ни его приятели, ни учителя.

– Но я очень-очень устал, – заныл он.

– Винсент!

– Я только немножко…

– Пожалуйста, Винсент.

Закатив глаза, он издал театральный вздох и отложил приставку на кровать. Потом встал на ноги и нехотя поплелся в сторону кухни.

– Я поставила таймер. Если, когда он прозвенит, я еще не вернусь, тебе нужно будет выключить духовку.

Винсент пожевал губами.

– Ладно.

– Ты же знаешь, как это делается?

– Ну мама, не говори глупости, – протянул он, запрокинув голову назад и закатив глаза. – Конечно знаю.

– Отлично. Но тебе нельзя открывать духовку и вытаскивать запеканку, потому что она горячая. И тяжелая.

– Обещаю.

– Хорошо, я скоро вернусь.

С этими словами я оставила его и скрылась в темноте.

Тем вечером было ветрено. Сырой воздух был полон разных запахов. Мокрая земля, прелые прошлогодние листья, гниющие водоросли.

За какие-то пару минут я короткой тропой обогнула живую изгородь и через луг, разделявший наши владения, поспешила к усадьбе. На площадке у входа были припаркованы два автомобиля – принадлежавший Амели «Рендж Ровер» и спортивная машина старшего брата Казимира – Харольда.

Амели открыла дверь сразу, как будто стояла в холле, поджидая меня.

– Привет-привет! – воскликнула она, заключая меня в объятие. – Входи, я сварила кофе.

– Не могу задерживаться долго, – пояснила я, одновременно протягивая ей дрель и скидывая ботинки. – Винсент дома один, а у меня в духовке ужин.

– Только кофе, – заверила она и жестом пригласила меня в дом.

Просторная кухня была оборудована всевозможной техникой. Амели подвела меня к круглому столу, который прятался по ту сторону сверкающего мраморного кухонного острова, и усадила на стул.

– Ты одна? – поинтересовалась я.

– Нет, – проводя рукой по коротким непослушным локонам, отозвалась она. – Где-то здесь бродит Харольд, Бог его знает где. Вообще-то он должен готовиться к экзаменам.

Я кивнула. В этом доме можно было заблудиться. Более шестисот квадратных метров, три этажа. Комнаты большие, словно залы. Лестницы, галереи. Это был целый лабиринт.

– А что Казимир?

– Не имею ни малейшего понятия. Теперь нужно радоваться, когда они являются, чтобы перехватить деньжат.

Она разлила кофе по чашкам и, устроившись напротив, потянулась за сигаретой.

– Не желаешь бокальчик кальвадоса?

Я покачала головой.

– Ты не возражаешь, если я закурю? – спросила Амели.

– Что ты.

Она прикурила сигарету, глубоко затянулась, выпустила дым в потолок и оглядела меня с ног до головы.

– Он сейчас дома?

Глядя в свою чашку, я раздумывала над ответом. Перед глазами все еще стояли печальный взгляд Самира и ящики с вещами, которые он погрузил к себе в машину.

– Он… – начала было я, но слова застряли в горле. – Я сделала новую попытку: – Это…

А потом я разревелась. Такой плач одновременно пугает и выглядит отталкивающе. Рот широко открыт, как во время крика. Слюна капает на стол. Воющий звук, рвущийся из груди, больше похож на звериный рев.

– Милая, милая моя, что ты… – затараторила Амели, обняв меня за плечи.

И тогда я рассказала ей все.

Усадьбу я покинула через сорок минут.

Прежде чем я ушла, Амели заключила меня в крепкие объятия, благоухавшие духами, сигаретным дымом и, говоря откровенно, чем-то алкогольным.

– В любое время, – шепнула она. – Приходи в любое время. Договорились?

– Спасибо, – искренне поблагодарила я.

Амели на прощание махнула рукой и заперла за мной дверь.

Собираясь возвращаться домой, я уже побрела вниз по каменной лестнице, как вдруг из леса раздался крик.

Я замерла, повернулась на звук и прислушалась.

Через несколько секунд крик повторился. Но теперь добавились другие звуки – глухие удары и громкий треск, вроде звука ломающихся веток. Мне показалось, что шум доносится из той части леса, что была справа от усадьбы – мы с Винсентом, бывало, сокращали там путь, если опаздывали в школу.

Я отправилась на звук, не зная, что буду делать, если внезапно кто-то вынырнет из темноты прямо передо мной. Поднялся ветер, и верхушки деревьев закачались. В этом редколесье деревья росли и хвойных, и лиственных пород. Повсюду на земле виднелись белые пятна нерастаявшего снега, а в некоторых местах возвышались валуны.

Я осторожно пробиралась по лесу, раздвигая ветви, перешагивая через камни и обходя впадины.

Тьма стояла непроглядная, но через равные промежутки времени из-за облаков показывалась луна, ненадолго позволяя осмотреться.

– Эге-гей! – завопила я, но ветер заглушил мой крик и унес его прочь.

Я вышла к небольшой полянке, как раз когда в очередной раз выглянула луна, окрасив землю серебром.

На тропинке прямо у моих ног лежала кроссовка.

Я непонимающе на нее уставилась. Нагнулась и принялась внимательно разглядывать находку.

Как обувь Самира могла оказаться посреди леса? Он же уехал из дома в этих кроссовках…

В следующий миг я заметила ноги. Они высовывались из-за куста. Одна из них подергивалась, а снег вокруг пестрел пятнами крови.

Я бросилась к нему. Я летела, как стрела. Никогда в жизни я так быстро не бегала.

В моей голове оставалась только одна мысль – это никогда не кончится, кошмар продолжается. Мы все увязли в нем, попав в водоворот событий, ни понять, ни повлиять на которые не были способны.

День, когда умерла моя сестра, начался как любой другой день.

Мама разбудила меня.

Она была веселая.

Мама почти всегда была веселая, если я не шалил и не немел.

«Онеметь» – значит ничего не говорить. Когда я немел, мама сердилась и начинала говорить Строгим Голосом – он такой тихий и очень, очень медленный.

– Винсент! Тебе… нужно… взять… себя… в руки.

Когда мама разбудила меня, было всего семь часов.

Семь – это рано, очень рано, особенно зимой, когда по утрам еще темно и ничего не видно, пока не включишь лампу. В темноте все звуки становятся громкими и четкими, а мне это не нравится, приходится затыкать уши.

Дома было холодно, поэтому перед тем, как спускаться в кухню, я надел супертолстые носки, чтобы не простудиться и не подхватить снова воспаление легких и чтобы мне не пришлось опять есть таблетки с ужасным вкусом. Мне пришлось так рано встать, потому что нужно было идти в школу. Была пятница, поэтому нужно было идти в школу. Я ходил в нее по понедельникам, вторникам, средам, четвергам и пятницам.

Мне нравились пятницы – по пятницам вечером мы уютились дома, смотрели кино и ели сырные палочки. А потом наступали суббота и воскресенье, и я мог спать сколько угодно. Мы пекли булки, играли в игры и смотрели кино. А Ясмин читала вслух книжки про монстров и убийц, которые рубили головы красивым девушкам, а потом разрубали их на мелкие кусочки.