Все лгут - Гребе Камилла - Страница 32

Только я не хотел понимать.

Я хотел своего Пушистика.

А теперь и Ясмин умерла, совсем как Пушистик.

Я не хотел, чтобы она лежала в земле среди белых червячков и становилась пищей для природы.

Я хотел, чтобы она читала мне страшные книжки, играла со мной и ела вкусняшки.

Я хотел, чтобы все оставалось как всегда.

Раньше, до того, как Ясмин стала запирать свою дверь, и до того, как она умерла, я иногда заходил к ней в комнату, пока она была на подработке. Я сидел у нее на кровати и играл в «Геймбоя» или разглядывал ее скучные журналы – в них было только про косметику, одежду и про парней, которые пели в разных группах и носили странные вещи и странные прически.

Потом Ясмин стала запирать дверь. Но я видел, что ключик она прячет в шкафчике в ванной, в своем ящичке с косметикой.

Однажды я взял ключик и тайком открыл ее дверь.

В комнате все было как обычно, только она теперь была закрыта.

Я сел на кровать.

Потом я заметил что-то на полу возле тумбочки – там валялась куча бумажных клочков. Я поднял один – он был коричневым и твердым и выглядел так, как будто им вытирали кровь.

Мне стало грустно.

Ясмин была почти такой же неуклюжей, как и я. Однажды она очень сильно ударилась на работе, так что под глазом у нее все прямо посинело. А еще она упала в лесу, и у нее разорвалась губа, и вытекло очень много крови, так что ей пришлось ехать в больницу вместе с папой Самиром, чтобы ей там зашили губу обратно.

Бывает, что неуклюжий человек не хочет в этом признаваться. Я вот иногда, если что-то разбивал, говорил маме так:

– Нет. Это не я. Я этого не трогал.

Это была белая ложь, ведь я просто не хотел, чтобы мама сердилась.

Когда я так говорил, мама сначала долго на меня смотрела, а потом обо всем забывала.

Интересно, у Ясмин было так же?

Я оставил клочки бумаги валяться на полу, иначе Ясмин догадалась бы, что я был у нее в комнате.

Когда я уже собирался выходить, то вдруг заметил, что из-под ее кровати что-то торчит. Это была черная сумка на молнии, похожая на ту, в которую мама складывала свою спортивную одежду. На боку сумки большими белыми буквами было написано «Just Do It».

Я вытащил сумку, потянул за молнию и немного порылся внутри.

Там были только какие-то скучные вещи – девчачья одежда, много бумажек, толстая черная книжка с золотыми буквами. Я уже стал застегивать молнию обратно, но увидел фотографию. Мне стало любопытно, и я ее взял.

На фотографии была маленькая девочка на пляже с такими же оранжевыми надувными нарукавниками, какие были у меня.

Я посмотрел внимательно. Наверное, это была Ясмин, когда она еще была маленькой.

Хоть я и знал, что брать чужое нельзя, эту фотографию забрал, потому что у меня не было ни одной фотографии Ясмин, а мне бы хотелось, чтобы была. Я много раз ее рисовал, но рисунки никогда не выходили так хорошо, как мне хотелось, – то рот получался слишком большим и красным, то волосы не того цвета, потому что мой коричневый мелок был слишком светлым, а черный – слишком темным.

Потом я закрыл за собой дверь и вернул ключик в ящик с косметикой.

Той же ночью меня разбудил жуткий крик. Я сильно испугался и сначала хотел позвать маму, потому что так обычно делаю, когда мне страшно. Но потом я услышал, как кто-то разговаривает.

Я сел в кровати и прислушался. Было очень темно и тихо, так что я смог все хорошо расслышать.

Это была Ясмин.

Я тихонько вышел в коридор, но свет зажигать не стал, а пошел к ее комнате. Я подумал, что Ясмин, наверное, снова ушиблась и ее нужно утешить.

Когда я открыл дверь, в комнате было очень темно, и глазам нужно было время, чтобы привыкнуть к темноте. Потом я увидел, что Ясмин лежит в своей кровати.

– Ясмин, – шепнул я. – Тебе грустно?

– Не делай этого, – закричала она. – Прекрати!

– Ты спишь? – спросил я и подошел к ее кровати.

Потом я положил руку на лоб Ясмин – так делала мама, когда я болел. Лоб был теплый и потный.

– Я тону, – пробормотала она. – Нет, нет!

Я немного потряс ее за руку, и тогда она открыла глаза.

– Это был всего лишь сон, – сказал я ей.

– Винсент?

Она заморгала, а потом откинула одеяло в сторону, чтобы я мог забраться в кровать. Я прижался к ней, а она крепко обняла меня за плечи.

– Теперь давай спать, – сонно пробормотала она.

Это был последний раз, когда я спал в кровати Ясмин, перед тем, как она умерла.

Однажды, через несколько дней после Рождества, я собирал лего у себя в комнате, и вдруг кто-то позвонил в дверь.

Было утро, и мы еще даже не позавтракали. Я еще не почистил зубы, не пописал и не снял пижаму.

Вначале я хотел и дальше играть, потому что уже далеко продвинулся в сборке динозавра, но потом я услышал, как кричит мама, и сильно испугался. Я выбежал из комнаты на лестницу, но спускаться побоялся, а вместо этого стал смотреть в промежуток между столбиками перил.

В прихожей стояли мама, папа Самир и та полицейская тетя, которая задавала мне много вопросов, а еще два других полицейских, одетых в форму. Папа Самир был в куртке, а мама и один полицейский тянули его за руки в разные стороны. Мне даже показалось, что они хотели разорвать его пополам.

Мама тянула сильно, но полицейский был в два раза сильнее, и ей пришлось выпустить папу Самира. Потом полицейские отвели его к машине. Я это видел, потому что вернулся в свою комнату и стал смотреть в окно. Они посадили его на заднее сиденье и пригнули ему голову, чтобы он не ударился о крышу машины, совсем как показывают в кино.

После этого мама долго разговаривала в кухне с другими полицейскими.

А потом она поднялась наверх.

– Ты был здесь все утро?

Я кивнул.

– И не ходил на лестницу?

Я покачал головой, потому что понял, что мама расстроится, если узнает, что я видел, что она не смогла перебороть полицейского, и что это она виновата в том, что папу Самира увезли.

А потом мы поехали к бабушке.

Мне нравилось гостить у бабушки, потому что у нее жила такса по кличке Нелли, которая была очень доброй. Мы с ней долго играли, потому что Нелли никогда не уставала. Собакам нравится играть, и у них нет никаких других дел, которыми надо заниматься целый день, в отличие от людей.

Еще в гостях у бабушки мне нравилось то, что она очень вкусно пекла, особенно печенье. Она умела печь много-много разного печенья и даже не заглядывала в рецепты, потому что пекла по ним уже столько раз, что могла бы делать это даже во сне. Так она сама говорила, хотя я думаю, что это неправда.

Я не верю, что кто-то может печь печенье во сне.

Вот некоторые из видов печенья, которые умела печь бабушка: «финские шишки», «малиновые пещерки», «карамельное печенье» и печенье «зоопарк». Мне больше всего нравились «малиновые пещерки» – после выпечки желе в них начинало тянуться и становилось супервкусным.

Бабушка как-то сказала:

– Теперь людям больше по нраву покупать выпечку в магазине, но я считаю, что печь нужно дома. Это полезно для души.

Душа – это такая часть тела, которая не может умереть. Когда человек умирает, душа освобождается и улетает в небо и там летает в облаках, пока не найдет себе новое тело, чтобы в нем поселиться и жить.

Тогда мне захотелось узнать, где поселились души Пушистика и Ясмин.

Может быть, Ясмин превратилась в маленького хомячонка, а Пушистик стал человеческим детенышем?

Бабушка не очень-то любила папу Самира. Во всяком случае, она любила его не так сильно, как мы с мамой.

– Он же не заставляет тебя делать всякие глупости? – однажды спросила бабушка, когда мы с ней собирались печь сдобную булку. Сдобная булка не такая вкусная, как печенье, но все равно вкус у нее хороший, особенно если намазать маслом, когда ее только вынули из духовки.

– Что такое глупости? – поинтересовался я.