Из Ро́ссии с любовью (СИ) - Колч Агаша - Страница 37

Хотя… была там кличка и вполне достойная графского замка.

— Любомур. Как тебе такое имя, лапушка?

— А оно что-то значит? — заинтересовалась Авелин.

— Значит, что котик любит мурчать и мурлыкать, — расшифровала я непривычное словосочетание.

— Да! Да! — запрыгала и захлопала в ладоши девочка. — Он именно такой. Любит мурчать и мурлыкать. Любомур?

— Любомур, — подтвердила я.

Мы уже почти подошли к дому, когда дорогу нам заступил Андрэ.

— Гуляете? — лениво перебросив травинку из одного уголка рта в другой, спросил он.

— Уже нагулялись.

Я не стала делать книксен и приветствовать парня. Если он не утруждает себя тем, чтобы поздороваться с соседями, то почему я должна с ним раскланиваться?

— У пруда были?

Мне совершенно не понравилась кривоватая улыбка, сопровождавшая вопрос. Словно Андрэ хотел уличить меня в чем-то предосудительном.

— Были. Слушали лягушек, — спокойно ответила я.

— Могла бы позвать, — понизил парень голос и склонился к моему лицу. — Я бы вечером проводил и всё показал.

И вновь в его словах явно сквозило похабное двусмыслие. Вспомнив своё уличное детство, едва удержалась, чтобы не врезать кулаком в глаз.

От скандала спас Гильом. Он протиснулся между мной и парнем, задрав голову, посмотрел в лицо нахала, и строго заявил:

— Месье, я уже говорил вам, что на правах старшего мужчины в семье не желаю, чтобы моя родственница общалась с вами наедине. Сейчас же отойдите и дайте нам пройти.

— А то что? — ухмыльнулся Андрэ, сплёвывая пожёванную травинку, но не торопясь освободить для нас дорожку.

Мальчик хоть и не подал виду, что испугался, но с ответом замялся. Да и что он мог голыми руками сделать здоровенному крестьянскому парню. Пришлось вмешаться:

— А то! Выкину тебя в обожаемый тобою пруд! — рявкнула я, закрутила воздушный вихрь вокруг грубияна и резко сдвинула его в кусты.

Старательно делая вид, что совершенно спокойна, я поспешила провести детей мимо барахтающегося в зарослях Андрэ. Внутри меня ощутимо потряхивало. Даже на пыль воздействуя магией, я пока ещё не могла быть равнодушной, а тут на человека напала. Хорошо, что не убила…

От дома донеслись нарочито громкие аплодисменты. На крыльце стояла Аурели и скалила в улыбке острые драконьи зубы.

— Ты, малышка, оказывается не так проста, как хочешь казаться, — сказала она, склонив голову к плечу и рассматривая меня, как нечто забавное и необычное.

Р-р-р-р-р… Дракониха, Эймери тебя побери! И без её ехидства тошно. Руки дрожат так, что того и гляди, котёнок из корзины вывалится.

Дыши, Маша, дыши и успокаивайся, уговаривала я себя, заходя во двор.

«Невеста будет сопротивляться, брыкаться, даже кусаться… Звать милицию, кричать: «Я буду жаловаться в обком!». Но вы не обращайте внимания, это старинный красивый обычай».

Действительно, зачем учитывать желание невесты, если об этом ни слова в обычае не сказано.

Как и вчера, к нашему возвращению обед был уже готов. Вот только Жюль не радовался нам, суетясь у очага и помешивая аппетитное варево. Он неподвижно стоял, не реагируя ни на что и невидяще глядя куда-то в пространство. Даже моргал редко. Словно под гипнозом, подумала я. И не надеясь на ответ, всё же спросила Аурели:

— Прекрасная госпожа, не знаете ли, что с нашим домовым случилось?

— С моим домовым, — выделила драконесса и ответила: — Под заклятием он. Слишком много воли взял, забыл, кто здесь главный. Зато теперь послушный и не капризничает.

Я кивнула, но не в знак согласия, а отмечая, что услышала ответ. Мне до слёз стало жаль старика. С ним нормально можно договориться и без принудительно-силовых методов. Наверное, это очень страшно, когда не в силах противодействовать чьему-то повелению.

— Давайте обедать, — преувеличенно радушно пригласила к столу Аурели, не обращаясь ни к кому конкретно. А потом мне: — Милочка, вас же не затруднит накрыть для нас стол?

Угу… то есть она решила меня служанкой своей назначить. Счаз!

— Стесняюсь спросить, для вас — это для кого конкретно?

— Для меня и этих очаровательных крошек — детей графа де Венессент, — с ласковым оскалом объяснила драконесса.

А я вдруг поняла, что на грани и вот-вот сорвусь. Сорвусь и нашлю на злыдню мощный воздушный вихрь, создавать который с каждым разом мне всё легче. Сейчас сложнее удержаться и не наделать глупостей. Вижу же, что дракониха меня нарочно провоцирует. Вон как глаза щурит, пряча сузившиеся в тонкую нить зрачки. Выжидает, гадюка!

И не будь детей, замерших в недоумении между нами, я бы точно не сдержалась. А так, ощутив холодный сгусток в районе солнечного сплетения, с трудом, но постаралась его выдохнуть. Не направленным воздушным потоком в наглую морду, как хотелось бы, но аккуратно, медленно, на счет «один, два, три, четыре». Рассеивая злость и внезапно сконцентрировавшуюся силу.

Чтобы окончательно успокоиться, занялась тем, что прописано у меня в договоре: ненавязчивая опека и разумный контроль воспитанников. Пару раз хлопнув в ладоши, чтобы привлечь внимание, распорядилась:

— Гильом, свою куртку и кепи повесьте у входа и помогите сёстрам снять и повесить верхнюю одежду. Девочки, пройдите в спальню, приведите себя в порядок: поправьте платья, наденьте передники, приберите волосы. Авелин, месье Любомур проголодался, его необходимо покормить. Потом дружно моем руки и сервируем стол к обеду.

— А вы, милочка, чем займётесь? — продолжая скалиться, спросила Аурели.

Хорошо, что я в этот момент осматривала комнату и увидела на столе забытый букетик чуть привядших цветов. Подошла, покрутила растрепавшийся снопик в руках, неспешно переложила несколько травинок и только после этого ответила:

— Цветы в воду поставлю, — ещё и для наглядности ткнула жидким пучком чуть ли не в горделиво задранный нос.

Зачерпнула кружкой воды в ведре, небрежно воткнула в неё растения и поставила в середину стола:

— Красота!

— Убож-ж-жество, — парировала злыдня.

Именно это слово, произнесённое сквозь сжатые зубы, и услышала Инес, не вовремя появившись в дверном проёме «девичьей» комнаты. Настроение виконтессы мгновенно изменилось. Бровки над переносицей домиком поползли вверх, глаза увлажнились до состояния переполненных — сейчас слезами прольются, ещё и губы искривились, демонстрируя всему миру смертельную обиду на несправедливую оценку кумиром её стараний.

Дракониха этого не увидела, а я вздохнула, отпустив себе мысленную затрещину. Две заносчивые дуры невесть чего делят, а откат в ребёнка прилетел. Хотела было пойти успокоить, объяснить, но на крыльце послышались тяжёлые шаги.

Если это Андрэ припёрся — добью! — на эмоциях подумала я, резко поворачиваясь к двери. Но в комнату, нагнув голову, чтобы не удариться о притолоку, вошёл совершенно незнакомый мужчина.

Ух какой! — пискнуло сознание, оценив вошедшего. Плечи в дверной проём помещались, но с трудом. Высокий, массивный, но не жиром, а мышцами. Волосы забраны в хвост, профиль, как у древнеримских императоров или богов, что на монетах артефактных чеканили. Сюртук почти до колена, узкие брюки в сапоги заправлены. И всего лишь одно яркое, нелепо смотрящееся пятно — шёлковый шейный платок пронзительно жёлтого цвета.

— Добрый день, мадемуазель, — со всем почтением и уважением склонил голову вошедший.

— Добрый день, месье, — присела я в безупречном реверансе.

Вот как моё новое тело знает, кому книксена достаточно, а кого реверансом приветствовать? По мне, так достаточно головой кивнуть вежливо-нейтрально: — Здравствуйте, сударь!

Мои размышления прервало восклицание:

— Отец?!

А вот это уже интересно. Этот потрясающий самец — папенька моей злыдни?! Однако! Я не дыша переводила взгляд с одного на другую в ожидании развития событий. Дракон небрежно опёрся на косяк, сложил руки на груди и спросил: