Сердце Хаоса - Джордан Роберт - Страница 29

• Предыдущая
• 29/49
• Следующая

– Оденься, девочка, – прохрипел он, – ты рискуешь. Я ведь тебе не игрушка.

– А я и не играю, – сказала она, поворачиваясь и упираясь коленями в его колени. Она даже не посмотрела на свою одежду. – Я знаю, что все, кто есть на этом судне, считают, что я твоя… твоя любовница…

Ее щеки порозовели. Это еще больше, чем нагота, заставило Конана сжать зубы и кулаки.

– Разве я не жаловалась тебе, – яростно прошептала она, – что меня не нужно защищать, когда я не хочу, чтобы меня защищали?

С трудом разжав побелевшие пальцы, Конан прижал Ясбет к себе. Она сдавленно вскрикнула. Ей показалось, что ее грудная клетка вот-вот сломается, как соломенная корзина.

– Хватит игрушек, девочка, – рявкнул Конан. – Если ты сейчас скажешь «уйди», я уйду. Но если нет… – Он повалил ее на палубу, рухнув сверху и подмяв ее под себя. Его агатовые глаза не мигая смотрели ей в лицо.

– Я не девочка, – выдохнула Ясбет, – я женщина. Останься.

На ее лице расплылась улыбка победительницы…

Конану показалось странной эта улыбка. Но в конце концов, перед ним женщина. Пусть она улыбается, как хочет – киммерийцу было не до раздумий.

Стоя на прибрежном холме, поросшем ветвистым колючим кустарником, Конан смотрел вдаль, выискивая глазами возвращающегося Тамура. Кочевник клялся, что найдет лошадей для всех не позже, чем через три-четыре часа. Он отправился в путь на рассвете, а сейчас солнце уже склонялось к западному горизонту. Тамур все не возвращался.

Неподалеку, на полосе прибрежного мокрого песка, лежала, чуть завалившись набок, «Танцующая в волнах». Волны шевелили ее корму, а носовой якорь был вынесен далеко вперед и врыт в песок дюн, покрытых редкой сухой травой. Команда судна и пассажиры разожгли костры и готовили себе ужин. Палатка Ясбет была установлена в стороне от гирканийцев и матросов, расстеливших свои одеяла между бревнами, выброшенными морем на берег.

На горизонте с южной стороны показалось облачко пыли. Это мог быть Тамур с лошадьми или те… кто? Конан пожалел, что мало знает об этой стране. Может быть, часовой, выставленный им на самой высокой дюне, тоже заметил пыль? Киммериец посмотрел в ту сторону и тихо выругался. Часовой пропал! Облако пыли приближалось, уже можно было различить темную массу несущихся лошадей. Тамур? Или кто-нибудь другой?

Всячески изображая непринужденность, Конан начал спускаться по каменистому склону, на котором, помимо кустов, возвышались тут и там корявые, истрепанные ветрами деревья, цепко державшиеся толстыми корнями за каменистый грунт.

Все так же старательно, неторопливо киммериец подошел к сидевшему у костра и натачивающему свою саблю Акебе.

– К нам приближаются всадники, – тихо, глядя в сторону, произнес Конан. – Я не знаю, Тамур это или кто другой. А часовой, между прочим, исчез.

Тяжело задышав, туранец опустил точило в мешочек на поясе и вложил саблю в ножны. Высадившись на берег, он счел разумным снять свою приметную тунику и армейский шлем: на этой стороне моря Вилайет не очень-то жаловали туранскую армию.

– Я пойду прогуляюсь в дюны, а ты пока побудь здесь.

Конан кивнул, и Акеба, поддерживая штаны, словно ему срочно приспичило, потрусил к дюнам.

– Ясбет, – позвал киммериец.

Девушка вылезла из своей палатки. Он махнул рукой, подзывая ее.

Ясбет старательно затянула ремень, на котором висел ее длинный кинжал, и лишь потом не торопясь пошла к Конану. Как только она оказалась достаточно близко, киммериец обнял ее за плечи и, не дав опомниться, резким движением усадил на песок, под прикрытие здоровенной коряги.

– Посиди здесь, – сурово сказал он, когда она попыталась встать.

Обернувшись к остальным, развалившимся около костров, Конан негромко, только чтобы быть услышанным всеми, сказал:

– Никому не двигаться.

Многие удивленно повернули к нему головы, а Муктар даже решил встать.

– Я сказал – не двигаться! – ледяным голосом повторил Конан.

Что-то в его голосе заставило бородатого морского волка повиноваться. Конан заговорил быстро и четко:

– К нам приближаются всадники. Они могут быть здесь с минуты на минуту. Я не знаю, кто они… Всем оставаться на местах! – При этом негромком окрике и гирканиец, потянувшийся к луку, и один из матросов, явно готовый броситься наутек, замерли неподвижно.

– Ко всему прочему пропал часовой. За нами могут наблюдать неприятели. Выберите себе укрытие и по команде – не сейчас, а по команде! – Хватайте оружие и по местам… Давай!

Через мгновение берег опустел. Все попрятались за стволами плавника и песчаными грядами. Конан, схватив лук и колчан, одним прыжком оказался рядом с Ясбет за той же большой корягой. Она едва взглянула на него, продолжая внимательно разглядывать дюны. Затем она негромко спросила:

– Скажи, почему ты сначала позаботился о моей безопасности, а потом заговорил с остальными? Меня всю жизнь стерегут и оберегают. Я так больше не могу!

– Может, ты думаешь, что ты – герой древней саги? – пробурчал киммериец, занятый совсем другими мыслями. Неужели это уже топот копыт? В каком девятом небе Зандру пропал Акеба? – Ты, наверное, решила, что стрела и сталь клинка тебе нипочем?

– Героиня, – ответила, подумав, Ясбет. – Я буду героиней, а не героем.

Конан фыркнул:

– Саги хороши, чтобы пересказывать их холодной ночью у костра, да еще чтобы развлекать детей. А мы все сделаны из плоти и крови. Сталь может пустить кровь, а стрелы пронзают плоть. Если я когда-нибудь увижу, что ты играешь в героя или героиню, то твоя задница покажется тебе барабаном. А теперь – тихо!

Не отводя глаз от дюн, он перебирал стрелы, проверяя правильность их оперения.

– Мы что, собираемся погибнуть на этом унылом берегу? – спросила Ясбет.

– Конечно, нет, – поспешил ответить Конан, – я привезу тебя обратно в Аграпур и подарю жемчужное ожерелье, если ты будешь себя хорошо вести. А если нет – придется отдать непослушную девочку на расправу Фатиме.

Стук копыт, несомненно, приближался. Неожиданно девушка во весь голос крикнула:

– Конан из Киммерии – мой любовник! А я – его женщина! Я счастлива и горда тем, что делю с ним ложе!

Конан уставился на нее:

– Кром! Я же сказал – молчать! А ты несешь всякую чушь, да еще и на все побережье.

– Если мне суждено погибнуть, то я хочу, чтобы весь мир узнал о моем счастье.

В этот миг барабанная дробь копыт превратилась в раскат грома, и десятки лошадей выросли на гребнях ближайших дюн, разбрасывая мокрый песок и выстраиваясь полукругом. Конан приладил стрелу, но решил подождать, увидев, что большинство лошадей без всадников. Вперед выехал один из небольшой группы седоков.

Тамур.

– Вылезайте, – крикнул Конан и поспешил навстречу спешившемуся гирканийцу.

– Эрлик тебя побери, Тамур! Ты изрядно рисковал получить в качестве украшения к прическе несколько перьев… на концах стрел.

– А что, Андар не предупредил вас о моем приближении? – нахмурился гирканиец. – Ты же назначал его часовым, я помню.

– Он отошел облегчиться, понимаешь ли, – раздался презрительный голос Акебы, подходившего к ним со стороны дюн. – И не удосужился поставить вместо себя кого-нибудь другого.

За спиной Акебы маячила фигура одного из кочевников.

Тамур зло посмотрел на своего соплеменника. Тот, делая вид, что ничего особенного не произошло, пожал плечами:

– Да кого здесь высматривать, Тамур? Этих вонючих собирателей падали? – Андар кивнул головой в сторону группы всадников, не дававших лошадям разбрестись по дюнам и поэтому не расслышавших этого оскорбления.

– Ты ушел с поста, где тебе приказали быть, – процедил сквозь зубы Тамур. Затем он обернулся и обратился к остальным гирканийцам: – Кто-нибудь скажет слово в его защиту?

Никто не нарушил молчания.

По лицу Андара пробежала тень, он нервно схватился за свой ятаган. Но клинок Тамура уже взвился в воздух и с размаху полоснул по шее незадачливого часового, чуть не отделив голову от плеч. Андар рухнул на песок, истекая кровью, так и не успев вытащить свое оружие из ножен.

• Предыдущая
• 29/49
• Следующая