Территория пунктира (СИ) - Велесов Олег - Страница 34

— Как вы себя чувствуете?

Напротив стоял пожилой мужчина профессорского вида, с густыми седеющими бакенбардами, с моноклем на тонкой серебряной цепочке. Одет он был для выхода: синее пальто с чёрными отложными лацканами, цилиндр, трость — всё, как у меня. Но главное голос — это был голос человека с ключами. Ключник.

— Спасибо, — проговорил я медленно, — хорошо.

Я действительно чувствовал себя хорошо, только немного покалывало в затылке. Такие же уколы я ощущал, когда попал в тело Андроника.

— Тогда ступайте за мной.

Услужливый швейцар открыл двери, и мы вышли на улицу.

Вдоль по булыжной мостовой поддувал ветер, под ботинками хлюпал подтаявший снег. День близился к вечеру. По тротуарам шли прохожие: парами, в одиночестве, с детьми. По проезжей части катились пролётки. У дома через дорогу остановилось закрытое ландо, из него вышел тучный господин в светлой министерской шинели, и мерным шагом прошествовал к тяжёлым дверям подъезда. Ключник сделал лёгкий поклон и приложил пальцы к краю цилиндра.

— Доброго вечера, ваше высокородие.

Господин не ответил, даже не повернул головы. Высокородный хам. Однако его поведение нисколько не задело моего сопровождающего. Он повёл рукой, указывая направление, и сказал:

— Нам сюда, Егор. Тот трактир, о котором я говорил, находится за углом. Весьма примечательное заведение, вам понравится.

Завернув за угол, я увидел несколько приткнувшихся к краю дороги пролёток и стоявших рядом извозчиков в длинных суконных кафтанах. На нас они не отреагировали, посмеиваясь над чем-то своим.

Трактир находился в подвале. На стене над лестницей висела деревянная вывеска: «У Агеева». Мы спустились по каменным ступеням и оказались в большом зале с низким сводчатым потолком, под которым белёсой дымкой колыхался лампадный угар и табачный дым. Почерневшие от времени столы выстроились вдоль стен, вместо стульев — лавки. Посетители — те же извозчики и прочий городской люд, встречу с которым в узких переулках вряд ли кто-то назовёт счастливой.

Под давлением тяжёлых взглядов мы прошли в дальний угол и сели за свободный стол. Подбежал половой в вышитой косоворотке, собрал грязную посуду, протёр столешницу и поинтересовался:

— Почтенные господа желают чего-то особого?

Ключник покачал головой.

— Нет, милейший, принеси нам чаю и пирогов.

— С чем желаете пирогов-с? Имеем-с расстегаи с налимьей печёнкой, а к ним превосходнейшую стерляжью уху. Осмелюсь так же предложить кулебяку на четыре угла, опять же-с с печёночкой, с курятинкой, с рублеными яйцами и рисом. Не далее как час назад точно такую-с подали на вынос господину генерал-губернатору Эссену.

— Давай нам и расстегайчиков, и кулебяку. Только кулебяку режь тонко и подавай горячей на деревянном блюде.

— Всё исполню-с, не сумлевайтесь.

Половой исчез, а я начал потихоньку осваиваться. Как я соскучился по запахам, по свету, по звуку. Это одновременно радовало и напрягало. Особенно напрягал крепкий бородач, сидевший через стол от нас. Он не походил ни на извозчика, ни на дворника, ни вообще на честного человека.

— Видите того с бородой? — кивком указал я в его сторону. — Разбойник, не иначе. Он не сводит с нас глаз с тех пор, как мы вошли.

— Я ужинаю здесь ежедневно, уважаемый Егор, и ещё не было случая, чтобы кто-то испортил мне аппетит. А пироги здесь действительно превосходные, и хозяин заведения действительно поставляет их многим известным личностям города, в том числе генерал-губернатору. Я вам скажу больше, сюда нередко заходят интересные люди, и в том числе творческая, так сказать, богема.

— Вам видней. Но за тем бородачём я бы понаблюдал.

— Не обращайте на него внимания, это Никитка Рваный, беглый каторжник, — ключник достал часы из кармана жилетки, щёлкнул крышкой. — Сейчас пять. Если мы засидимся до семи, то он будет ждать нас у выхода. Весьма примитивный и предсказуемый человек. Он знает только один удар: ножом снизу в живот. Для человека неподготовленного это, конечно, представляет опасность, но для нас с вами не составит труда отбиться. Как вы считаете?

— Вы знаете, когда и как он нападёт?

— Разумеется. Вы не внимательны, Егор, я же говорил, что ужинаю здесь ежедневно. Порой засиживаюсь допоздна, и тогда встречаю Никитку у выхода… Ах, да, я забыл предупредить, простите. Мы находимся в Санкт-Петербургском Состоянии. В нашей реальности это один закольцованный день с ноля часов второго ноября до ноля часов третьего ноября тысяча восемьсот тридцать третьего года, город Санкт-Петербург.

— Закольцованный день? — пожал я плечами. — Не понимаю.

— Здесь нет ничего сложного. Вдаваться в детали не стану, а вкратце это выглядит так: мы взяли у времени один день, соединили конец с началом, и отныне он повторяется бесконечное множество раз. День за днём, год за годом. И события этого дня тоже повторяются в одной и той же последовательности. В каждый мой приход в трактир половой сообщает, что генерал-губернатор Эссен заказал кулебяку на четыре угла. А Никитка Рваный без пяти семь выходит на улицу и прячется в темноте за углом, поджидая жертву.

— Вы сейчас описали день сурка.

— Какое-то сходство в этом присутствует. Но имеются и отличия.

Прибежал половой, поставил перед нами блюдо с дымящимися ломтиками кулебяки, потом быстренько сбегал на кухню и принёс две чаши с горячей золотистой жидкостью — стерляжья уха.

— Попробуйте, Егор, — посоветовал профессор. — Уху надо пить, как бульон. Смотрите.

Он взял свою чашу, поднёс ко рту и сделал осторожный глоток.

— Очень вкусно, советую. Только горячо. Подуйте.

Я подул, глотнул, действительно вкусно, схватил ломтик кулебяки, съел, схватил расстегай. Есть хотелось неимоверно. Я не успевал жевать, и глотал, глотал и запивал бульоном. Ключник смотрел на меня, улыбался и казался добрым человеком.

Насытившись, я глубоко вдохнул и выдохнул. Душа разомлела, и всё плохое забылось, как будто не было бесконечности в цепях, капающей воды и дурных мыслей. Как хорошо владеть телом, ходить, есть.

Половой подал чаю. Он поставил на стол небольшой самовар, сверху заварочный чайник, и выставил перед каждым из нас прибор — фарфоровую чашку и блюдце с высокими краями. Ключник налил в чашку кипятку, добавил заварки и отлил чай в блюдце. Я читал у Гиляровского о подобном способе чаепития. Наверное, это интересно с точки зрения ретроспективы, но я предпочитаю более упрощённую форму — пить чай непосредственно из чашки.

— Что у нас дальше по программе, господин ключник? — он до сих пор не представился, и я решил обратиться к нему так, как видел.

— Ключник? Нет-нет. Меня зовут Мартин Штейн, для вас — господин Штейн, или господин старший куратор, — назвался он. — Это моё имя и моя должность в ЦПС.

— ЦПС?

— Центр Перемещённого Сознания. Именно этой структуре принадлежит Состояние, в которым мы с вами находимся.

— А есть другие структуры?

— К сожалению. Большинство из них мелкие, от одного до нескольких человек. Это люди… такие же люди, как вы или я, только с иными взглядами на происходящее. Мы называем их альтернативщиками, и периодически вычисляем и обнуляем. Это необходимо, потому что их действия по изменению истории могут привести к коллапсу временного потока и поставить мир на грань катастрофы. Это вынужденная мера. Однако есть одна серьёзная структура, позиционирующая себя как Ассоциация, с которой у нас идёт бесконечная непримиримая война. Это благодаря им последнее время вы находились в столь неприглядном положении.

Я усмехнулся.

— Так это они приковали меня цепями к потолку и держали в подвешенном состоянии?

— Зря вы так саркастично. То, что произошло — это последствие ваших же действий. Изначально было принято решение обнулить вас, но потом исполнение приговора решили отложить и присмотреться к вам более внимательно.

— Вы рассуждаете не логично.

— То есть?

— Сначала вы сказали, что это благодаря Ассоциации я получил наказание, а потом оказалось, что наказание — целиком моя вина. Вы уж определитесь, кто всё-таки виноват: я или Ассоциация.