Звезды сделаны из нас - Мартин Ида - Страница 18

Наверное, с ней могла бы посоперничать Алина — та органична и в мини, и в спортивных леггинсах, и мужики пялятся на нее даже на детской площадке, но Милана и ей даст сто очков вперед, именно потому, что не имеет тормозов. Почему все эти хрестоматийные звезды не имеют тормозов и им на все наплевать?!

Вздыхаю и поудобнее укладываю подушку, и тут меня оглушает прозрение — настолько неожиданное, что я роняю телефон на переносицу, шиплю и чертыхаюсь.

Надо не подражать ей. Надо позаимствовать другой стиль — мощнее и круче.

Снова лезу на страничку Глеба: мне позарез нужно найти хоть одну из рафинированных столичных особ и узнать, что в них такого особенного.

Поразительно, но пара именно таких подружек у него находится — их аккаунты открыты, и я со странной смесью любопытства и досады изучаю фото, истории и публикации. Ничего необычного: школьные мероприятия, олимпиады, прогулки по городу, толпы друзей и виды моря. Подписки на группы, посвященные артхаусному кино и философским изречениям. Ничего из того, чем не интересовалась бы я. Только я не бываю за границей и не свечу снисходительными улыбками на коллективных фото.

Они просто выглядят круто. Я не знаю, в чем их секрет.

Однако кое-что общее все же прослеживается: у обеих юбки чуть короче, чем у других девчонок, а блузки расстегнуты на несколько верхних пуговиц.

И под каждой фотографией обнаруживается лайк от Глеба.

Настроение падает до нуля.

— Предатель чертов! А как доказывал, что не один из них и терпеть таких не может!..

Но я собираю волю в кулак и решаю ему подыграть. Потому что он по-хорошему отбитый, веселый и умный.

Всю ночь борюсь с тревожными навязчивыми мыслями, забываюсь только под утро, но все равно просыпаюсь раньше будильника — с больной головой и, наверняка, с опухшими глазами.

Мама уже ушла, Алина пытается самостоятельно справиться с Борисом, хотя раннее материнство дается ей нелегко: силиконовая ложечка оказывается где угодно, только не во рту ребенка, каша летит на пол, и тишину пронзают крики недовольного мальчишки и его раздосадованной мамаши.

У меня зудят кулаки: выцепить бы в гаражах придурка на красной тачке и напомнить, что у него, вообще-то, подрастает сын!.. Только вот, едва ли это сработает, и у Сереги появится совесть.

— Ослика Боре дай, — хриплю, выходя из ванной, и вопли действительно стихают.

— Спасибо, Нель! — искренне благодарит сестра.

У меня тут же созревает коварный план:

— Алин... Не одолжишь мне свои туфли, те самые, на «каблуках-убийцах»?

«Самолетик» с кашей прилетает прямо в рот удивленному Борису, сестра поднимает на меня полные ужаса глаза:

— У тебя тридцать девятый. Ты метра в них не пройдешь, а если пройдешь, сама их убьешь!

— Вопрос жизни и смерти, систер!

— Постой-ка... Артем?

— Угу. — Я бессовестно играю на ее любопытстве, но мне ни капли не стыдно. — Предложил подружиться, раз уж мы соседи.

— Ох, отлично придумано! Если не сможешь идти, до подъезда донесет на руках!.. Романтика!

Алина выдает мне туфли — реплику известного и дорогущего бренда, снабжает лифчиком пуш-ап и миллионом ценных наставлений, но я делаю вид, что тороплюсь, и спасаюсь в комнате. Иногда мне кажется, что своими навязчивыми советами она пытается компенсировать рано и внезапно закончившуюся юность, которую я, по ее мнению, так бездумно и бездарно прожигаю, сидя по вечерам в одиночестве за уроками или реставрацией кукол.

Однако отражение в зеркале мне определенно нравится: если расправить плечи, смотреть чуть надменно, но при этом тепло улыбаться, вполне возможно сойти за одну из знакомых Глеба, излучающих превосходство и уверенность в себе.

В школу иду с тяжелым сердцем.

Мне плевать на Милану и шуточки ее прихвостней, но перспектива встречи с Артемом после нашего медленного танца и ее выходки с пивом будоражит и пугает до чертиков. Он или снова подарит надежду, или окончательно уничтожит мою самооценку — одно из двух...

Форменная юбка, дважды подвернутая на поясе, задирается под порывами ветра, косточки лифчика врезаются в ребра, пальцы ног, стиснутые узкими туфлями, ноют и горят.

Прохожу в пустой класс, развалившись за последней партой, с наслаждением сбрасываю туфли, достаю учебник и тетрадь, но Татьяна Ивановна, вошедшая следом, приклеивается, словно репей:

— Кузнецова, на кого ты похожа? Что за клоунада? Напомнить тебе про устав школы?

— Да я его наизусть знаю... А что за притеснения, Татьяна Ивановна? Разве цвет волос когда-нибудь влиял на мою успеваемость?

Она на миг подвисает, но все равно не отстает:

— Кстати, об успеваемости. Поведай причину вчерашнего пропуска.

— Болел живот. Как женщина, вы должны понимать такие вещи...

За дверью раздаются шаги и голоса, в кабинет вплывает Клименко в окружении восторженных, раскрасневшихся, счастливых девчонок. Он демонстративно опускает глаза и не смотрит в мою сторону — плюхается на стул, с улыбкой приветствует Татьяну, а у меня внутри будто что-то надламывается. Натурально не могу дышать: худший сценарий воплотился в жизнь. Он либо ни черта не помнит, либо... не хочет помнить.

На автомате корябаю формулы, вполуха слушаю учителей и пристально вглядываюсь в его загадочный затылок, но никакой новой информации считать не удается.

На большой перемене техничка раскрывает настежь окна и выгоняет всех в коридор. Напяливаю туфли — орудие пыток — и иду вслед за остальными, и тут же нарываюсь на сомнительный комплимент Савкина:

— Вау, вот это да! Кузя, ты меня поражаешь: сиськи, ножки, да еще какие зачетные!

Оглядываюсь, чтобы вылить на него всю скопившуюся на душе горечь, но обнаруживаю, что он совершенно серьезен. Осознавать это приятно, особенно когда Артем, в числе прочих, обращает наконец на меня внимание и провожает задумчивым взглядом.

Сжимаю кулаки и стараюсь идти легко и ровно — всего-то нужно: свернуть за угол, добраться до подоконника в рекреации, сесть на него, разуться и выдохнуть.

Терпеть уже невмоготу: почти бегом скрываюсь от внезапно обрушившегося внимания, и, спотыкаясь и путаясь в собственных ногах, ковыляю к спасительным окнам.

Но за спиной слышится писклявый, вызывающий изжогу голос Орловой:

— Гляньте, какое явление. Ведьма на каблуках. Нет. Скорее корова. Корова на каблуках! Миленько...

В ее изящных пальчиках обнаруживается направленный на меня телефон. Каблук цепляется за шов драного линолеума, коленки подкашиваются, и я с громоподобным грохотом оказываюсь на полу, а задранная юбка являет всему миру мои трусы в мелкий розовый цветочек.

Звонок на урок отзывается дребезжанием в мозгах, щеки пульсируют от залившей их краски.

К счастью, моего эпичного падения никто из наших не видел: мне удалось встать, отряхнуться и, не опустившись до уровня этой ненормальной, с достоинством удалиться. А в классе случилось чудо: Артем отвлекся от общения с девочками, расщедрился на улыбочку, и жизнь вдруг стала не такой уж невыносимой.

Быстренько разделываюсь с решением и периодически поглядываю на телефон: не терпится написать Глебу, не без гордости доложить о своих достижениях и официально принять вызов. Мысленно желаю ему успеха, но, кажется, предпочла бы, чтобы у него ничего не вышло. Вернее, не так. Я просто боюсь, что, в случае удачного исхода, он зазнается и перестанет мне писать.

Телефон коротко жужжит на парте, такое же жужжание то тут, то там раздается в классе. Игнорируя возмущение химички, все тянутся к рюкзакам и сумкам, я тоже нажимаю на конвертик входящего сообщения и обнаруживаю, что в тот самый, обычно мертвый чат, Милана сбросила ролик...

Ужас бьет под дых: даже не открывая, я знаю, что в нем.

Но «звезда» постаралась на славу и, пожалуй, превзошла саму себя: наложила на видеоряд музыку из фильма «Красотка», снабдила его глумливыми подписями и дурацкими спецэффектами.