Легенда советской разведки - Н Кузнецов - Гладков Теодор Кириллович - Страница 72

Эти слова мы знали наизусть. Они напоминали нам о нашем патриотическом долге, о долге перед теми, чья кровь вопиет о возмездии. Они служили нам программой нашей боевой работы. Настала пора переходить к активным действиям".

К сожалению, из этого перечня фактически выпало имя самого высокопоставленного гитлеровца на Украине - рейхскомиссара Эриха Коха. Наместник фюрера, напуганный размахом партизанского движения, предпочитал последнее время в Ровно не показываться и отсиживаться в Восточной Пруссии, где пока еще чувствовал себя в относительной безопасности.

В отсутствие Коха на первые роли выдвинулся его главный заместитель по всем вопросам - регирунгспрезидент, то есть глава администрации Пауль Даргель. Население Украины ненавидело этого сатрапа даже больше, чем самого Коха, поскольку именно Даргель подписывал почти все приказы, постановления и распоряжения, за нарушение которых чаще всего следовало одно наказание смертная казнь через расстрел, а иногда, для большего устрашения, и через публичное повешение. И то была не пустая угроза. Казни по всей Украине совершались повсеместно и каждодневно. В самом Ровно и его тогдашних предместьях за период оккупации гитлеровцы расстреляли сто две тысячи советских граждан - много больше, чем тогда в городе насчитывалось жителей.

Сегодня на Украине некоторые литераторы, как правило, при оккупации не жившие и не желающие познакомиться даже со столь общеизвестными и столь же общедоступными документами, как изданные на всех европейских языках протоколы Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками, ставят в вину Кузнецову, другим партизанам и подпольщикам, что из-за их боевых действий страдали, дескать, мирные жители. В первую очередь имеются в виду заложники, которых гитлеровцы расстреливали за убийство каждого солдата на оккупированной территории. Это действительно было, и не только на Украине. Оккупанты повсеместно расстреливали ни в чем не повинных людей. И все-таки по сути дела это утверждение клеветническое, цель его - очернить Кузнецова, его боевых друзей, выставить в глазах неискушенного молодого читателя как врага украинского народа. На самом деле основная часть жителей Ровно, военнопленных, иных согнанных в этот город людей из других населенных пунктов Волыни и Подолии, были расстреляны еще в 1941-1942 гг., задолго до появления здесь отряда "Победители". Массовые казни начались сразу после оккупации Ровно, когда здесь вообще не было никаких партизан. И так происходило по всей Украине. (Еще раз вспомним о Львове - уничтожение жителей началось здесь немедленно, в первые даже не дни, а часы, и вовсе не за убийства немецких солдат, и вообще не немцами, а украинцами батальона "Нахтигаль" по заранее составленным спискам.) Да и в ровенских расстрелах большинство палачей были украинскими полицейскими.

Гитлеровские власти брали заложников не только для того, чтобы как-то воспрепятствовать массовому партизанскому движению - то было частью их программы "сокращения" славянского населения, а потому эти люди изначально были обречены на гибель. Их расстреливали бы, даже если бы не было случаев убийства отдельных немецких военнослужащих или чиновников. Придумали бы повод, скажем, за сопротивление при заготовках зерна или сена для нужд германской армии. И направляли бы арестованных в лагеря смерти, тот же Освенцим, где встретили свой последний час отнюдь не одни евреи, но мужчины, женщины и дети, принадлежавшие ко многим, если не всем нациям и народам Европы.

Наконец, автор позволит себе высказать еще одно соображение. Ранее им уже отмечено, что нынешние защитники ОУН утверждают, что боевики УПА тоже воевали с оккупантами. Но почему же в таком случае они не ставят в вину расстрелы заложников Бандере, Мельнику, Лебедю, Бульбе? Ведь гитлеровцы казнили за своих убитых солдат независимо от того, кто их убил: советский партизан, боевик УПА или просто доведенный до отчаяния местный житель, на глазах которого надругались над его женой или дочерью?

Система заложничества, подлая, несправедливая и к тому же трусливая, конечно же всегда ставила и ставит много нравственных проблем. Насколько известно автору, еще никому в истории (а практика заложничества существует многие столетия) решить их не удавалось. Но факты свидетельствуют, что гитлеровцы практиковали взятие и казни заложников во всех оккупированных ими странах Европы, но нигде не сумели воспрепятствовать этим возникновению и размаху движения Сопротивления, в том числе - вооруженного. И ни в одной из этих стран никто и никогда не возлагал вину за казнь заложников на партизан, подпольщиков, парашютистов. Потому что невозможно лишить народ права бороться за свою свободу и независимость даже ценой гибели соотечественников.

Под непосредственным руководством Медведева Кузнецов составил план ликвидации Даргеля - детальный и достаточно реалистичный.

Городские разведчики за несколько недель тщательного наблюдения сумели хорошо изучить распорядок дня и привычки правящего президента. Даргель жил на той же улице - Шлоссштрассе (она же Сенаторская), где располагался и рейхскомиссариат. Его красивый двухэтажный особняк за № 18 отделяли от зданий РКУ какие-нибудь триста-четыреста метров. Как правило, Даргель ездил по городу с большой скоростью в длинном черном "опель-адмирале" с номерным знаком R-4, но обедать домой ходил всегда пешком, для моциона, и ровно в час тридцать ("Хоть часы по нему проверяй, что значит немец", рассказывали разведчики).

Разумеется, в отличие от рядовых служащих Даргель не просто шел домой наскоро перекусить. Его прогулка сопровождалась определенным ритуалом. Вначале на улице появлялась охрана: жандармский фельдфебель и сотрудник СД в штатском. Охранники внимательно и придирчиво проглядывали Шлоссштрассе, выверяя, нет ли на ней подозрительных лиц. Убедившись, что все в порядке, тот, что в штатском, возвращался в РКУ, докладывал, и лишь тогда из ворот выходил Даргель, поворачивал направо и шел к своему дому, неторопливо, размеренным шагом, не обращая внимания на почтительные приветствия прохожих.

Следом за Даргелем - в двух шагах - всегда шествовал его адъютант, майор с ярко-красной кожаной папкой в руке. Это была вполне достаточная примета, к тому же Кузнецов однажды видел Даргеля (весной, когда тот выступал на митинге по случаю дня рождения Гитлера, заменяя отсутствующего Коха) и был уверен, что сумеет опознать его.

Уничтожить Даргеля должны были Кузнецов, Николай Струтинский и Иван Калинин. Струтинский уже не раз бывал в Ровно, хорошо изучил расположение улиц, к тому же умел превосходно водить машину, как разведчик был смел и решителен. Бывшего военнопленного Ивана Калинина включили в число участников операции потому, что только он мог достать необходимый для этого автомобиль. Дело в том, что Калинин, давно уже сотрудничавший с разведчиками и, разумеется, не раз проверенный, работал шофером ровенского гебитскомиссара доктора Беера и имел свободный доступ в гараж. Господин гебитскомиссар конечно же и не подозревал, с какой целью без его ведома был заимствован 20 сентября 1943 года его светло-коричневый "опель" с номерным знаком РКУ.

К операции, получившей кодовое наименование "Дар", Кузнецов готовился тщательно и хладнокровно. В успехе он был уверен, не сомневался и в том, что ему и его товарищам удастся благополучно уйти от погони, если таковая будет.

Но все же он оставил в штабе отряда письмо в заклеенном конверте, которое просил вскрыть только в случае его гибели. Вот что писал в нем Николай Иванович:

"25 августа 1942 г. в 24 часа 05 мин. я опустился с неба на парашюте, чтобы мстить беспощадно за кровь и слезы наших матерей и братьев, стонущих под ярмом германских оккупантов.

Одиннадцать месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром германского офицера, пробирался в самое логово сатрапа - германского тирана на Украине Эриха Коха. Теперь я перехожу к действиям.

Я люблю жизнь, я еще очень молод. Но если для Родины, которую я люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнью, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик. Пусть знают, что невозможно покорить наш народ, как невозможно погасить солнце.