Экспедиция. Туда, но не обратно (СИ) - Старый Денис - Страница 29

Игорь перехватил бинокль у Михаила, всем видом показывая, что разговор закончен. Шац же молчал, но его лицо было не злым или обиженным, он думал. Истерия первых кооперативов, гласности, новых веяний воодушевлял советских людей на изменения в стране и себе, особенно на фоне постоянно дефицита и импатентности власти.

Ветер перемен захватил молодого преподавателя, который еще только заканчивает учиться в аспирантуре. Там, в Минске многие рвутся к новой свободной жизни. Идея строительства коммунизма изжила свое, создавая вакуум в идеологических штампах, туда, в эти образовавшиеся ниши бурным потоком полилась новая идея, которая постепенно завоевывала битву за умы молодежи. Идея свободы, выбора, альтернативы. Она считалась впечатлительными романтиками единственно правильной, безупречной, как, наверное, считали правильными люди в феврале, а после и в октябре 1917 года и свои идеи. И условия для принятия этих идей были идеальны: за взгляды и разговоры не осудят, само государство пытается лавировать между социалистическими идеалами и новыми, привнесенными недавно. А на горизонте сытая и богатая жизнь, как на нерушимом Западе, отсутствие дефицита и свободный рынок, открывающий колоссальные перспективы для самореализации.

Таким был Шац — романтиком, которому судьба подкинула возможность что-то сделать в маленьком коллективе. Алексей, будучи все же материалистом, несмотря на то, что подвергся новой моде на религию, был уверен, что происходящее здесь и сейчас объяснимо. Вбитое в детстве и юности понимание величия Родины, что она способна на многое, самая могущественная, удивительным образом сочеталось с мыслями об истинной демократии. И это великодержавное чувство не оставляло сомнений, что вот сейчас, скоро, утром, может к вечеру, или завтра, но их заберут, не могут забрать. Как вера в государство соседствовала с демократическими идеями индивидуализма, на первый взгляд сложно представить. Но примером такого соседства антагонистских подходов могло бы стать отношение к милиции, которую все ругают, но случись что, ждут и надеются на нее. И ладно бы студенты исчезли, но пропал Колосов, а первого секретаря Обкома, точно будут искать.

Иступленная речь Солдата приземлила Шаца на многогрешную землю, не до конца, не в той мере, чего ждал от Алексея Игорь, но частью он понял свою неправоту. Нет, не то, что были выборы, что он президент маленькой, но его, республики, он не сомневался в правильности демократических норм даже в такой ситуации. Другое важно, — нужно работать. Пусть милиция и следственные органы пеняют на себя, что так долго ехали, если вообще приедут, но погибших захоронить нужно. А то, что ситуация может быть надолго и что они стали частью государственного эксперимента по переносу в прошлое, как в книге Уэлса, ну или более подходящего фантастического произведения про янки, которые оказались при короле Артуре, то это уже точно.

— Я понял тебя и услышал, прошу не давить на меня. Есть предложения, какую систему создать? Иерархия нужна всегда, — спокойно, уверенно сказал Михаил после долгой паузы.

— Есть вы, есть мы, есть местные. Нужно всем быть вместе. Как только отъедут бородачи, необходимо поговорить, — Игорь уже без пренебрежения смотрел на Алексея, увидев в молодом мужчине зачатки того, что делало в Афганистане вчерашних пацанов-фантазеров или романтиков войны бойцами советской армии.

Солдат уже хотел было пойти в лагерь, дать указания Алику, чтобы тот нашел Шишона, который должен был охранять магазин, но усмотрел в бинокль новое действие у бородачей.

На обрывистом берегу, рядом с кораблем высыпали два десятка воинов, а мужик с той самой серебряной гривной на шее возносил свои руки к небу. Другие «варяги» вторили ему, повторяя движения и проговаривая какие-то слова, в центре же образовавшегося круга на коленях сидел еще один персонаж этой, как понял Игорь, трагической пьесы. После минуты ритуальных действий, главарь пришлой ватаги, которым, несомненно, был рослый мужик с массивным украшением на шее, достал нож, как бы продемонстрировал его небу и ловким, отточенным движением, вогнал лезвие в шею сидящему в центре круга, на вид, молодому парню, который тотчас рухнул на землю под ликование собравшихся.

Вдруг, воин с гривной посмотрел в сторону Игоря и застыл на месте. У Солдата подступил комок к горлу, но оптику парень не бросил. Такая игра в гляделки продолжалась не меньше полуминуты, когда, наконец, воин отвернулся и стал отдавать распоряжения, активно при этом жестикулируя руками. Все бородачи стали споро собираться и залазить на корабль по перекинутой грубо оттесанной доске.

— Алексей, взгляни! — передал Игорь оптику Шацу.

— Это они своего так? И забрали одежду? Он же голый, кровью все залило, — комментировал увиденное преподаватель, уже не проявляя научного интереса, а пытаясь осмыслить, что должно ему сказать все увиденное.

— Что думаешь? — спросил Солдат, как только Шац отставил бинокль, со словами, что корабль готовится к отплытию и большой камень уже вытянули из воды.

— Не знаю, но в чем-то ты прав, подвергать опасности студентов, нельзя. А то, что вокруг опасно, это точно. Я думаю, что… — задумчиво начал говорить Алексей.

— Мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит? Я требую уважения! Где милиция? — перебил Шаца воняющий человек, который вылез из бывшего окопа и теперь вызывающе смотрел на всех присутствующих.

— Заткнись! — синхронно выкрикнули Игорь, Алексей и Света. Михаил было попытался что-то тоже прокричать, но был опережен и не стал попусту сотрясать воздух.

Однако, Георгий, определяя людей рядом с ним, как адекватных, тех, перед кем можно и проявить себя, пригрозить отцом, который в Лоеве не последний человек, набрался смелости и начал не просить, а требовать. И отведите меня и уважения ему и вообще, если он захочет, то и первый председатель Обкома партии Колосов ему не указ. Причем крики Жорика становились все более громкими и разносились на округу, лагерь точно слышал эту истерику. Игорь привстал и без замаха, как это умел делать, ударил Жорика. Солдат посмотрел на Шаца, но тот, только поглаживая свой подбородок, не выказывал возражений.

«Диктатор, так диктатор, но вот так по морде, оказывается, самый действенный способ купировать опасность быть услышанными» — думал Солдат, нежно, что и Света могла позавидовать, укладывая тушку обмякшего Георгия на траву.

При подходе в лагерь, Игорь был немного удивлен: он не услышал уже такой привычный гомон, крики, споры. Парень четко осознал, какое уныние царит в оставленном им месте дислокации студентов-археологов меньше часа назад. Недавно жаркие дебаты о системе внутреннего управления сменились всхлипываниями и завываниями.

Картина в лагере, в котором два вечера царило счастье и веселье, поблекла красками и превратилась в «Черный квадрат» Малевича с непроглядной чернотой. Непонятным было то, что раньше таких слез, грусти и упаднического настроения не было, даже сразу после атаки тумана, а сейчас уныние и печаль стали как будто осязаемы. Может студенты были заняты ранее чем-то отвлекающим их сознание, или принятие действительности из-за невероятности событий было затруднено. Скорее всего, многие ребята просто не смотрели на тела, которые были укрыты одеялами, плащ-палатками или покрывалами, а чего не видно, того и нет и одногруппники просто ушли на раскоп, к вечеру вернуться… А то, что не цепляется глазу, того и нет вовсе. Но все же что-то должно было послужить толчком для того, чтобы все выжившие стали в унисон рыдать. Делают это студенты тихо, чтобы не привлечь внимание кого-то или чего-то, большинство напугано до судорожных спазм.

— Что произошло? — по-хозяйски осведомился Алексей Михайлович.

— Вика умирает, все умрут, — сообщил информативную новость заплаканный парнишка, от чего у Игоря появилось еще больше вопросов.

— Что случилось? — Солдат взял рыдающего парня и потряс за плечи, приводя того в чувства.