Матричный бог (СИ) - Крынов Макс - Страница 41

Двор выглядит пустым, неухоженным. Домишко — покосившийся на угол, хиленький, нижние бревна — трухлявые, гнилые, вросшие в землю. Думаю, здесь выросло не одно поколение.

На заднем дворе видны старенькая банька, сарайчики. Брус построек почернел от дождя и времени. По двору не бегают куры, гуси, хотя, судя по сараям, раньше жильцы держали скотину крупнее. Увы, со старостью приходит и немощь: руки слабнут и совладать даже с козой становится сложно.

Я осторожно постучал в дверь дома, но даже так едва не сорвал с петель покосившуюся хилую деревяшку.

В домишке зашуршали. Я терпеливо ждал, пока вдова-старушка доковыляет до окна, отодвинет с краю пыльную занавеску, поглядит на меня, стоящего у двери. Наглядевшись, старушка подошла к двери и тихо спросила:

— Хто там?

— Друзья, — пробасил я. — Открывай, мать, хочу поговорить об усопшем.

Я не угрожал, не требовал и не грубил, но мои габариты говорили за меня. Возможно, меня приняли за дружка местной молодежи. Когда шел по кривой улице, ловил на себе задумчивые взгляды местных подростков и мужиков. На мою экипировку вместе с тем смотрели жадно, но грабить не попытались. Вряд ли старикам в этом месте живётся хорошо.

Старушка колебалась недолго — спустя пару секунд после моего ответа за дверью скрежетнул крючок, и дверь открылась.

— Заходь. Вон, за стол садися — там табурет крепче.

Я зашел и осмотрелся, прежде чем усесться на указанное место.

Потолок и стены закопчённые — вероятно, печка чадит. Ни на самой печи, ни на столе нет горшочков и кастрюль — то ли продукты закончились, то ли старушка не видит смысла кушать. Из-за задернутых занавесок в доме сумрачно. Неприятно пахнет бедностью: сложный запах, состоящий из въевшегося в стены дыма, запахов застарелой еды и еще чего-то малоприятного — кто был в деревянных домах, где живут алкоголики, поймет меня, хотя старушка как раз не выглядит пьяницей.

Лицо бабушки — серое, изможденное. Печать горя давно въелась в старческие морщины. Глаза выцвели, сложно разобрать первоначальный цвет. Женщина будто уже стоит одной ногой по ту сторону вечности — вряд ли она боится меня, деревенских, или голода. Наверное, и занавеску одернула и посмотрела на гостя по привычке, а не потому, что боится общаться с незнакомцами.

— Спрашивай, — безжизненным голосом сказала она. — Если про вещи Гибила хочешь узнать, так нет этих вещей. Дружки твои вчера заходили, забрали курей, продукты, вынесли инстру́менты с чердака, самострел и болты забрали. Нету больше ничего. Горшки для еды забрать можешь, если не стыдно обирать старуху.

— Да я не за этим пришел, — неловко развел я руками. Почему-то действительно стало стыдно, хотя стыдиться мне вроде как нечего — не я довел старую пару до черты бедности, не я забрал их вещи. — Расскажи про старика. Кем был, что умел.

Мне необходимо было определиться, пускать его на перерождение и мучиться с обычным человеком, выращивая и оптимизируя под него тело, или пустить его на опыт. Но второе — в случае, если старик — специалист, чего я здесь не наблюдаю. Думаю, специалисты как минимум зарабатывают на новый дом, да и переезжают в город, может, а не ютятся в деревне, зарабатывая себе продукты на зиму ежедневным трудом на огороде.

— Обычно жил, как все живут. Стрелял дичь в лесу, ставил силки. Скотину в последние годы только он и держал — я-то старая стала.

— А специальность какую-нибудь имел?

— Что имел?

— Понятно. Выходит, Гибилом звали?

— Все так.

Значит, полезной специальности старик не имел. И это его спасет.

— А ты кем будешь, и к чему интересуешься, раз с ним знаком не был, да и я тебя не припомню?

— Маг я. Интересуюсь потому, как надо. Тут немного меди, — высыпал я на стол монеты. Один кругляш приземлился на ребро, докатился до края столешницы и упал на половицы. Старушка даже не вздрогнула, не посмотрела на монету. А это, кстати, показатель: думаю, любой деревенский провожал бы жадным взглядом даже медяк. — Купи себе поесть, или еще что. Может, сироту какого на попечение возьмешь, если пообещаешь такое — появлюсь еще через неделю и пару серебряных вам на лето оставлю.

— К чему мне сироту дважды сиротой делать? Оставь меня в покое, чаровей. А за медь спасибо, спасибо... Только если ты хочешь дом наш... то есть, мой, получить, тебе не медь и не серебро нужны, а с местными справиться. После моей смерти желающих дом забрать куча будет. Сараи на дрова растащат, а дом — как повезет. Налить тебе травяного чая?

— Да нет, я пойду. Не бойся, мать, — на прощание прогудел я, — всё будет хорошо. Вернётся твой дед.

Старушка впервые за разговор проявила эмоции: покосилась на меня с плохо скрываемым ужасом. Думаю, когда подобные обещания дает невесть откуда взявшийся гость, от которого веет сверхъестественной силой, да и физической статью пришелец не обделён — может смерть в узел скрутить — начинаешь верить его словам.

Я вышел во двор и телепортировался в Болота.

Кстати, в языке этого мира нет слова "воскреснуть". Не помню, откуда оно появилось на Ильмсхуре, но здесь если и верили в перерождение, то воскрешения вовсе не знали. А моё "вернётся" старушка могла истолковать по-разному: слухи про оживших мертвецов гуляли не только среди практиков, но и люд в трактирах от самого Подземелья до юга Пустыни начинал болтать всякие небылицы про мертвецов. Истории, разумеется расходились в показаниях: одни говорили, мол, на головах мертвецов рога растут, другие вещали, что мёртвые могут обращаться с оружием, третьи говорили — колдуют, детей крадут. Но в одной детали истории сходились: мертвецы есть. Ещё пара десятков таких историй, и даже я в существование неупокоенных поверю.

Хотя, если вспомнить, Апелиус рассказывал, что в одной из своих предыдущих жизней сталкивался с нежитью. Может, старичок решил переметнуться на темную сторону? Звучит, кстати, логично. Нежить — идеальные работники: не устают, не спят, не просят есть, пить, не сачкуют.

Только вот единственная непонятность: а зачем Апелиусу в таком случае мертвецы, если у него есть големы, наделённые тем же функционалом? Так что пока император под вопросом. А пока он под вопросом, я займусь воскрешением Гибила.

Я заранее настроил сеть печатей, чтобы те не поглощали попавшие в них человеческие души, а распределяли по ближайшим камням. Я должен контролировать процесс как поглощения опыта, так и переселения души.

Забавно, что вся человеческая память и опыт помещаются в простейший камень души. И даже место остаётся.

В первую очередь встал вопрос ингредиентов. К ритуалу нужно подготовиться, благо, душе нет никакой разницы, сколько находиться в камне. Кстати, нужно будет спросить у перерождаемого, видел и ощущал ли он что-нибудь между тем, как закрылись его глаза в одном теле и открылись в другом.