Теотль Сухоруков (СИ) - Кленин Василий - Страница 2

В черноте дверного проема появился человек. Он небрежно махнул рукой, и в яму что-то упало с глухим стуком. Я на четвереньках подполз на звук и разглядел очень грубую глубокую деревянную миску. Она лежала на полубоку, и из нее медленно вытекало нечто густое. Быстро подхватил посуду: внутри оказался тягучий, омерзительно выглядящий клейстер из разварившейся кукурузы.

Но я не ел три дня.

А потому стал жадно хватать и пихать в рот совершенно несоленое варево. Прямо рукой — никаких ложек, конечно, не было. Прямо грязной рукой.

Ведь я не ел три дня…

— Шикалли! — грубый окрик разбудил меня утром.

Я разлепил глаза и испуганно вжался в стенку тюрьмы. Над ямой стоял стражник — новый, незнакомый.

— Шикалли! — еще более строго рыкнул он, недвусмысленно тыча пальцем в пустую миску.

Пустую и вылизанную до блеска.

Даже моих скромных познаний в языке науатль хватило, чтобы понять, чего хочет астек. Я подобрался к деревяшке и аккуратно подкинул ее вверх. Астек ловко схватил посуду — буквально, вынул из воздуха — и молча ушел. Где-то через полчаса он вернулся с уже полной миской и маленькой тыковкой с водой. Кукурузная каша вновь оказалась отвратительной на вкус, но она набивала желудок — и это уже неплохо.

— Можно жить! — горько усмехнулся я, запивая клейстер затхлой водой. — Могло быть и хуже…

Как же я ошибался.

Меня не трогали дня три. За это время мне удалось отдохнуть, даже каких-то сил набраться. От безделья я начал заниматься такими глупостями, как зарядка и вынашивание планов побега. Снова вернулись фантазии о том, что мои люди вот-вот освободят меня, разобрав по бревнышку этот чертов Уашкаякак. Глупец.

В разгар дня у ямы снова появился стражник. Я напрягся: обычно он появлялся только утром и вечером. Воин спустил в яму не очень толстое бревно с зарубками.

— Яу тлапак! — бросил он.

Лезь наверх. Я осторожно подошел к бревну. Астек крепко держал верхний конец, и я принялся карабкаться. Подняться удалось с первого раза, и я почему-то очень обрадовался этому. Почувствовал, что это добрый знак…

Меня вывели во двор, где собралась уже приличная толпа. Все астеки — явно знатные воины. Я плохо разбирался в их символике, но аристократа определить легко. Некоторые были одеты в плотные «комбинезоны»: черные, синие или желтые с «ягуаровыми» пятнами. Меня подвели к вкопанному в землю столбу, поставили спиной, завели руки — и крепко привязали.

Я запаниковал. Будут допрашивать?

Макуильмалиналли, кстати, был среди прочих. Тоже нарядный. Веселый. Он о чем-то оживленно общался с соседями, даже не глядя в мою сторону. Лишь, когда все подготовительные работы завершились, родич уэйтлатоани посмотрел на меня. Улыбнулся краем рта. Подошел.

— Тлатекуини! — коротко скомандовал он, не отрывая от меня взгляда, и протянул руку в сторону.

Нож! Чего он хочет?

Стражник моментально вынул из-за пояса тумбажный (тумбажный!) нож и вложил его в руку вельможи. Пятая Трава подошел ко мне вплотную… и ухватился свободной рукой за рубаху. Грязную, затасканную.

Взмах — и одежда легко распоролась надвое. Еще взмах, еще — лоскуты моей рубахи падали на землю. Астеки зацокали — не ожидали, видимо, что у калеки окажется такая развитая мускулатура. А я тренировок не прекращал. В пути из Четландии было не до этого, но в Эхутле снова активно занялся физухой… Видимо, чтобы удивить астекских воинов.

А Макуильмалиналли не останавливался. Нож нацелился на набедренную повязку (я пытался создать что-то вроде нормальных трусов, но выходило не очень). Острое лезвие прижималось к телу — и меня пронизывал холодный ужас.

В итоге я оказался совершенно голым. Крайне неприятное ощущение. Десяток мужиков спокойно разглядывали меня, а я же не мог оторвать взгляда от ножа. Когда Пятая Трава вернул его стражнику — даже не смог сдержать вздоха облегчения. И, видимо, поэтому проглядел следующее движение.

Черт его знает, как в левой ладони вельможи появилась колючка агавы. Но внезапно тот подшагнул и схватил меня за член. Прямо рукой! Схватил, не смущаясь, и потянул! А потом с размаху воткнул шип прямо в него. Прямо в мой хрен! По самую «шляпку»!

Я заверещал и задергался, как недорезанная свинья! Забыв о каком-либо лице. Заверещал больше от страха, чем от боли. Как?! Как такое вообще можно сделать!

— Нет! Отпустите! — завопил я, а тут еще и волна боли накрыла. — Ааааа!

Макуильмалиналли смотрел на меня, кривя лицо. Видимо, не такой реакции он ждал от владыки. Но мне было плевать! Мне больно и страшно! Ужасно больно и невыносимо страшно! Если бы он мне нож в пузо засадил, я бы так не испугался. Но он проткнул мой член! Мое самое естество…

Астек снова потянулся к паховой области. В ужасе я забился еще сильнее.

— Амо! Амо! — закричал я на науатле, наивно надеясь остановить царского родича.

В ответ почти сразу получил мощную затрещину по лицу. Это было сильнее, чем прошлый удар маки. Боль вспыхнула и расцвела ядерным взрывом в моей голове. Я снова заскулил, а ловкая рука астека уже выдернула колючку из члена. Из паховой области обильно потекла кровь.

Я перестал дергаться. Голова моя повисла и только подрагивала от всхлипов, между которыми я тихо просил их остановиться — на всех языках, которые успели поместиться в моей голове.

Только это был еще не конец. Нож снова оказался в руке Пятой Травы, и тот легким движением полосанул им по моему правому боку.

— Никтекуи! — торжественно взревел Макуильмалиналли.

Клинок мерзко царапнул по ребрам, кожа разошлась — и вот тут я понял, что такое боль! Оказывается, до этого была фигня! Даже колючка в члене не шла ни в какое сравнение с тем жгучим пламенем, которое заполыхало на моем теле. У меня были раны, но я даже не подозревал, что в разных местах тела боль может быть настолько разной. Края раны расходились — и меня словно током било. Я орал, только ухудшая ситуацию: крики требовали глубокого вдоха, а от этого рана расходилась еще сильнее. Пришлось изогнуться вправо, чтобы сжать разрез — а родич уэйтлатоани в тот же миг полосанул ножом по левому боку.

— Умоляю, остановитесь! — заорал я уже по-русски, забыв обо всем. Только остановитесь! Остановитесь!

Астеки обступили меня. Они погружали пальцы в раны (по счастью, неглубокие) мазали кровью лица. От моих извивов и кривляний они морщились, пару раз пытались успокоить меня затрещинами, но я их игнорировал: боли было так много, что хуже уже не будет. Оставалось только орать, рыдать и умолять всё прекратить.

Самое ужасное, что я ничего не мог для этого сделать. Они ведь не пытали меня, не задавали вопросы. Да я всё бы им с радостью рассказал, все тайны открыл, всех сдал!.. Но им ничего не надо было. Они просто истязали меня. Просто кромсали тело, тыкали пальцами в раны, сладострастно обмазывались кровью.

Это был ад. Это было гораздо хуже любого ада.

Как назло, я не терял сознание. Мое сознание полностью разделило страдание с телом. Каждую каплю боли.

Пытка длилась целую вечность. И плевать, что солнце за это время едва сдвинулось на своем равнодушном пути по небосводу — для меня прошли годы. Долгие и самые ужасные в моей жизни годы. Пока, наконец, Макуильмалиналли не махнул руками в стороны, отгоняя своих вельмож.

— Маукатлакатль, — разочарованно сцедил он в мой адрес единственное слово.

Трус? Да плевать… Я не вырос в вашем адовом мире, я не привык и не хочу привыкать к вашим бесчеловечным традициям. Будьте вы все трижды прокляты!

Какие-то служки отвязали меня от столба, и я без сил сполз прямо в грязь под ногами. Грязь, образованную от пыли и моей крови. Но мне было плевать. Я лежал на земле, скрючившись, весь вымазанный в грязи, крови, соплях и слюнях, и молился — пусть всё закончится. Всё равно каким образом — главное, пусть наступит конец. Я не могу, не могу больше этого выносить!

Когда служки, даже не пытаясь поднять меня, просто взяли за руки и поволокли куда-то по земле — я решил, что боги всё-таки есть. И молитва моя услышана.