Враги за рубежом (ЛП) - Грей Р. С. - Страница 36

— А что насчет тебя? Ты был Прекрасным Принцем?

— Нет, — признается Ной. — Во мне этого нет.

Неправильно.

Так неправильно.

«Взгляни на все, что ты сегодня сделал».

Вместо того, чтобы указать на это, я держу рот на замке.

— Мы с самого начала были обречены ненавидеть друг друга. Я не помню, что именно настроило ее против меня, но разве это имеет значение?

Теперь я полностью стою лицом к нему.

— Думаю, имеет. Для исторической точности. Будущие поколения захотят узнать, чья пуля положила начало Третьей мировой войне.

Ной усмехается, и у меня в груди разрывается сердце. Он человек, чьим мнением я дорожу больше всего. Его смех ценнее золота.

— Помню, однажды, в самом начале работы, было собрание всех сотрудников. Я был новичком и хотел юморить и нравиться. Вероятно, я неудачно пошутил над человеком, который потратил время на организацию зоны приготовления кофе. Казалось, что кто-то разложил круассаны с помощью линейки. Они лежали на абсолютно прямой линии. Оказалось, что это была учительница из соседнего класса. Думаю, я задел ее чувства. Может, с этого момента все и пошло.

— Ей было на это наплевать.

По правде говоря, я даже не помню этого момента. Вот как много всего произошло между мной и Ноем за эти годы. Сейчас все как в тумане.

— Но вот в чем дело, Док. Могу я называть тебя Док?

— Я предпочитаю Доктор.

— Где-то по пути… несмотря на ссоры, выходки и вражду… я начал испытывать к ней настоящие чувства.

У меня холодеет внутри.

Я замираю, с любопытством ожидая, продолжит ли Ной. Когда он этого не делает, мне ничего не остаётся, кроме как ему подыграть.

Я скрещиваю руки на груди и, уперев локоть в ладонь, постукиваю, постукиваю, постукиваю по подбородку — теперь я полностью в образе. Затем произношу профессиональным голосом лечащего врача.

— Эти чувства… они приходят и уходят?

— Нет. На самом деле, они становятся только сильнее. Их совершенно невозможно игнорировать. В последнее время они полностью подчинили себе всю мою жизнь.

Я хмыкаю, будто это меня сильно беспокоит.

— Неприятно. Какие-нибудь другие симптомы?

— Бабочки. Потные руки. Сбивчивая речь.

— Звучит как приговор.

Я подхожу ближе и протягиваю руку, чтобы пощупать его лоб.

— Жар.

— Правда?

— Боюсь, что да. Ну-ка, покашляй.

Ной кашляет.

— Да, как я и предполагала. Даю тебе одну, максимум две недели.

Мы оба разражаемся смехом.

Я хочу отступить, но он ловит мою руку, держит, как нежный цветок, внимательно на нее смотрит. Я стою как вкопанная и не сопротивляюсь.

Я — редкое животное, с которым он никогда раньше не сталкивался. Ной проводит по моим пальцам, по каждому из них, вверх, вниз, снова вверх, пока не достигает основания моего большого пальца и не проводит от него вниз к моему пульсу. Пульс подскакивает, и Ной чувствует это.

Ловит мой взгляд.

— Одри, ты когда-нибудь думала…

— Нет. Я никогда не думаю. Если в этом нет необходимости.

Он смеется и садится, отпустив мою руку.

Ной раздраженно проводит пальцами по волосам. За эти несколько часов после дождя его темные пряди высохли и теперь мягкие и блестящие. Если Ной когда-нибудь обзаведется детьми, надеюсь, у них будут его волосы.

Он снова начинает говорить, отчасти взволновано, отчасти будто забавляясь:

— Боже. Ты… ты… я не знаю! Я никогда не встречал такую, как ты. Я был прямо на пляже, знаешь — ты на самом деле трусиха. Ты будешь вечно от этого прятаться, да? Если я не сподвигну тебя на этот разговор, он никогда не состоится.

Теперь, когда Ной сидит на краю кровати, мы с ним почти на одном уровне глаз, опасно близко, но я не делаю шаг назад. Он только что назвал меня трусихой. Я хочу доказать ему, что это не так.

— Итак, поцелуй…

Ной вздыхает, чувствуя облегчение от того, что я об этом заговорила.

— Поцелуй был настоящим. Я поцеловал тебя, потому что хотел этого. Я хотел этого уже давно.

Вау.

Как вам такая честность?

— Я знаю, что ты чувствуешь то же самое. Не думаю, что это не взаимно, — Ной в панке распахивает глаза. — Господи, скажи мне, что это взаимно. Иначе я умру прямо сейчас.

Мой мозг так устроен, запрограммирован на противоречия с Ноем, что даже когда я сталкиваюсь с неопровержимыми доказательствами правдивости его слов, то все равно спрашиваю:

— Поклянись, что это не какой-то тщательно спланированный розыгрыш, в котором ты убеждаешь меня влюбиться в тебя, а затем разбиваешь мне сердце и перед всеми этим хвастаешься. Это не что-то типа того?

— Как ни странно, нет, я не пытаюсь воспроизвести сюжет подросткового фильма начала 2000-х. Я говорю правду.

Вау.

Обалдеть.

Просто… вообще обалдеть.

Я прищуриваюсь, пытаясь разглядеть всю эту чушь.

— Что именно ты предлагаешь, Ной?

— Прекращение военных действий.

— Интересно. И надолго?

Ной с трудом сдерживает улыбку.

— Навсегда, Одри.

Думаю, он понимает, что все еще меня не убедил.

— Позволь мне доказать, что я говорю правду. Дай мне неделю. Никаких подлых розыгрышей. Я не буду макать твои волосы в чернильницу. Не буду тыкать в тебя палкой на перемене. В следующую субботу ты пойдешь со мной на свидание.

— Зачем?

Ной вскидывает руки и пожимает плечами.

— О, я не знаю. Так делают нормальные люди. Я закажу тебе поесть. В конце мы, может, поцелуемся.

По моей спине пробегает дрожь.

И все же я заставляю его ждать. Я хочу, чтобы по его лицу катились бисеринки пота. Я хочу, чтобы он нервничал от предвкушения. Если все это реально…

Возможности безграничны.

— Хорошо.

Я протягиваю ему ладонь, пока у меня еще не сдали нервы.

— Хорошо, — повторяет он мне в ответ.

Мы пожимаем руки, тряся ими снова и снова, а наши лица расплываются в улыбке.

Затем я вздыхаю, вполне себе довольно.

— Ну, теперь, когда мы с этим разобрались, мне нужно, чтобы ты помог мне убрать этот чердак. Если будем работать вместе, то, возможно, к утру закончим.

Ной со стоном тянется ко мне и, обхватив меня за талию, затаскивает к себе на кровать.

— Мы ложимся спать, — настаивает он и доя наглядности выключает лампу. Мы погружаемся в темноту.

— Мы вдвоем не поместимся на этой кровати.

Мы с Ноем напоминаем клубок из спутанных ног и рук.

— Поместимся. Прижмись плотнее к стене.

— Моя щека расплющена по ней, в прямом смысле этого слова. Я задыхаюсь.

— Не драматизируй.

Ной переворачивается так, что теперь мы оба лежим на боку, лицом к стене с окном. Я — маленькая ложка, он — большая. Мы соприкасаемся везде. Моя спина прислонена к его груди. Его рука лежит на моей талии. Наши колени согнуты, а ноги прижаты друг к другу. Моя попа прямо у него в паху. У-ла-ла. Я должна была догадаться, что все эти годы он был на взводе. Бедный Ной. Если я ему действительно так нравлюсь, как он говорит, это сродни пытке.

— Просто… не обращай внимания. Это пройдет.

Ной сдвигается и пытается приспособиться там, внизу, но это не помогает.

Я хитро улыбаюсь в темноте.

Видимо, от старых привычек трудно избавиться, потому что мне нравится знать, что я так на него действую. Знать, что вся власть в моих руках. И если я чуть-чуть качну бедрами…

Ной хватает меня за талию.

— Остановись ради бога.

— Прости. Просто пытаюсь устроиться поудобнее.

Он выругивается себе под нос, и моя улыбка становится еще шире.

Но моя победа недолговечна, потому что чем дольше я лежу, тем душнее становится в комнате. Я начинаю потеть. Перед сном я забыла снять свитер. Вдобавок к плохому воздухообмену и теплу от тела Ноя, я буквально задыхаюсь.

Я не вижу другого выхода.

— Подожди секунду, — говорю я, приподнимаясь, чтобы снять свитер.