Единственная и неповторимая - Джордж Мелани - Страница 2
- Предыдущая
- 2/56
- Следующая
Однако ничто не могло поколебать решимость Энтони.
– Половина светских бездельников считает, что, нанимая слуг, чтобы те выполняли все их капризы, они уже занимаются благотворительностью.
– Совсем как ты, Уитфилд, – сухо заметил Алек.
Энтони фыркнул и разгладил мнимую морщинку на лацкане своего изысканного вечернего сюртука.
– Будь добр, не перебивай меня. Итак, о чем я? Ах да… при этом они стараются перещеголять друг друга. Все это выглядит достаточно забавно.
Алек подавил зевоту.
– Представляю.
Энтони посмотрел на него, однако проигнорировал сарказм.
– Меня тоже заставили принять участие в благотворительности. Каждый должен по возможности помочь менее обеспеченным.
Алек приподнял бровь.
– Кажется, я наблюдаю один из признаков приближения конца света.
– Поскольку в последние дни ты полностью отгородился от внешнего мира, я решил сообщать тебе, что происходит за стенами этого дома, – продолжил Энтони.
– Твои разговоры всегда вызывают у меня головокружение. А теперь, если не возражаешь… – Алек многозначительно посмотрел на дверь.
– Разве ты не слышал, что я сказал?
Алек понял, что нечего и мечтать выставить друга вон. Опустив изучаемые бумаги на стол, он спокойно положил руки поверх них.
– Я внимательно выслушал тебя. И чего ты добиваешься от меня? Если речь идет о пожертвовании, так почему бы прямо не сказать об этом?
Открыв выдвижной ящик стола, Алек извлек металлическую коробку. Затем достал из кармана жилета небольшой ключ и открыл ее.
– Вот, – сказал он, вынимая пачку банкнот, – возьми это с моим благословением несчастным нуждающимся.
Покачав головой, Энтони взял деньги, фыркнул и бросил их назад в коробку.
– Куда подевалась твоя сообразительность?
– Я все понял, как надо, – ответил Алек, сдерживаясь из последних сил. – И хочу напомнить тебе, если ты забыл, что наша семья никогда не прекращала благотворительной деятельности. Моя мать и сестра уделяют много времени нескольким сиротским приютам. В больнице есть даже флигель Сомерсетов, пристроенный моим отцом. Так что нас не назовешь скрягами.
– О да, но что сделал лично ты?
– Я?
– Да, ты.
Алеку нестерпимо захотелось выпить.
Поднявшись из черного кожаного кресла, он подошел к буфету и налил себе бокал мадеры. Ему требовалось подкрепиться, и он ждал, когда Энтони наконец перестанет болтать, если вообще существовал предел его словоизвержению. Как правило, пространные рассуждения друга заводили его в тупик и часто он говорил только для того, чтобы послушать самого себя.
Запрокинув голову, Алек залпом осушил свой бокал. Крепкое вино плавно проникло внутрь. Ему пришлось притупить свои чувства, чтобы продолжать общение с Уитфилдом.
– Значит, ты упрекаешь меня в том, что я не занимаюсь благотворительностью лично?
– Наконец-то до тебя дошло, старик, – ответил Энтони, изучая свои ногти. – Что ты сделал для своего ближнего в последнее время?
Вот уж действительно, говорил горшку котелок: уж больно ты черен, дружок!
– Ты спрашиваешь меня, что я сделал?
– Да.
– Ну, я могу адресовать тебе тот же самый вопрос.
– О Боже, как с тобой трудно сегодня! – пробормотал Энтони, направляясь к буфету с пустым бокалом в руке.
– Как бы мне хотелось продлить этот вечер, – сказал Алек, морщась от головной боли. – У меня возникла проблема, на решение которой потребуется немало времени и сил.
Вновь наполнив свой бокал, Энтони насмешливо спросил:
– И что это за проблема, позволь поинтересоваться?
– Как заставить тебя воспользоваться парадной дверью.
Энтони тяжело вздохнул:
– Куда катится этот мир? Люди окончательно потеряли стыд.
– Жалеешь самого себя, Уитфилд? Энтони кивнул:
– Я погряз в этой жалости. – Он выпил содержимое бокала одним глотком, как бы подтверждая свои слова.
Алек понял, что, если он желает снова обрести покой, ему придется ускорить события.
– И как давно вы занимаетесь самобичеванием, ваша светлость? – сухо спросил Алек. – Мне казалось, что зачатки человеческой добродетели и благожелательности полностью искоренены в герцогстве Глазборо.
Энтони проигнорировал язвительный выпад друга.
– У меня хорошо развито чувство юмора, Брекридж. Однако, пожалуйста, воздержись от подобных уколов.
Алек постарался подавить смех, испытывая почти детское удовольствие, оттого что сумел вызвать раздражение у Энтони.
Не моргнув глазом, он продолжал:
– Прости за дерзость, я слушаю.
– Ладно. Как я уже говорил, некоторые проекты требуют участия богатых людей. Благотворительность, старина, начинается в доме. И я, – тоном записного трагика продолжил Энтони, – нанял несчастного парня с улицы, предоставив ему работу. Если это, черт возьми, не доброе дело, то тогда я не знаю, как это назвать.
Алек скептически выгнул бровь.
– Интересно, что тебя подвигло на это?
– Я же говорил тебе. Каждый должен по возможности…
– …помогать менее обеспеченным, – закончил за него Алек. – Да, это я уже слышал. А теперь мне хотелось бы узнать истинную причину.
Именно в этот момент Энтони наконец заинтересовался персидским ковром у себя под ногами.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Прекрасно понимаешь, давай выкладывай. Энтони поднял голову.
– Знаешь, а ты все-таки порядочная дрянь. Алек скрестил руки на груди.
– Пусть так, однако тебе не удастся увильнуть от ответа.
Энтони провел рукой по своим светлым волосам и злобно проворчал:
– Все дело в нашем обществе, парень!
– Ну, это все объясняет, – усмехнулся Алек. – Ты получил предупреждение, не так ли?
На лице Энтони отразилось раздражение, вызванное необходимостью объяснять то, что, как он полагал, было и без того понятно.
– Я не смогу появиться ни на одном званом вечере, если не начну оказывать помощь страждущим. Это дьявольское мероприятие организовано главной дамой света, заставляющей всех женщин с безумной ретивостью выполнять распоряжения старой карги. Я не могу приблизиться ни к одной знакомой, чтобы та не спросила, что я сделал в порядке благотворительности. И если я отвечу: «Ничего», – они немедленно отвернутся от меня, словно я вообще не существую! Деньги и титул не помогут мне. – Он снова наполнил свой бокал и недовольно скривил губы. – Я могу обходиться без многих вещей, Брекридж, но я не могу жить без женщин. Они нужны мне как воздух.
Алек закатил глаза.
– Теперь понятно, почему в тебе пробудилось великодушие и ты нанял парня с улицы.
Энтони пробурчал в ответ что-то нечленораздельное:
– Как только закончится эта дьявольская эпопея, я его немедленно выгоню. Откровенно говоря, он вызывает у меня страх и я боюсь быть убитым в своей постели.
«Как будто это на самом деле возможно», – подумал Алек. Уитфилд явно преувеличивал драматизм своего положения, поскольку являлся чрезвычайно метким стрелком и довольно хорошим боксером. Просто он искал подходящий повод избавиться от несчастного парня.
– Понятно, – тихо произнес Алек. – В таком случае у меня остается только один вопрос. – Он сделал паузу и, убедившись, что завладел вниманием Энтони, резко сказал: – Какого черта ты здесь делаешь?
– Не надо кричать, у меня превосходный слух.
– Меня беспокоит не твой слух, а ход твоих мыслей. – Алек не дал Энтони времени на возражение и добавил: – Если ты достиг своей цели и снова стал любимцем света, то почему продолжаешь надоедать мне?
Энтони пожал плечами:
– Одного моего скромного доброго деяния недостаточно. Заручившись твоей помощью в этом фарсе, я заставлю всех до тошноты говорить о нашей гуманности.
– Увы, но правда в конце концов обнаружится.
– Я вынужден пойти на это! – Энтони нахмурился. – Я не думал, что эта чертова затея так затянется. И если женщины по-прежнему будут отказываться от знаков моего внимания, мне останется только отправиться в свое загородное поместье и переждать там безумное поветрие. – Он поднял глаза к потолку. – Боже милостивый, пусть оно поскорее закончится.
- Предыдущая
- 2/56
- Следующая