Прах к праху - Джордж Элизабет - Страница 42

• Предыдущая
• 42/124
• Следующая

– Я точно не знаю. Простите.

– Вы не знаете? – медленно повторила сержант Хейверс.

– Мы держали его там более двадцати лет, – объяснила миссис Уайтлоу. – Если нужно было произвести какие-то работы, пока мы находились в Лондоне, всегда могли прийти рабочие. Когда мы приезжали на выходные, забыв ключ, то имелся запасной.

– Мы? – переспросил Линли. – Вы и Флеминг? – Видя ее колебания с ответом, он догадался, что неверно истолковал ее слова. – Вы и ваша семья. – Он протянул ей руку. – Проведите нас туда, пожалуйста.

Сарай примыкал к задней стенке гаража. Это был не более чем деревянный каркас с крышей и стенками из полиэтилена. Полки крепились к вертикальным брусьям. Миссис Уайтлоу прошла мимо стремянки, и со сложенного зонта, какие вставляют в стол для пикника, посыпалась пыль. Она сдвинула в сторону пару стоптанных мужских ботинок и указала на желтое керамическое кашпо в виде утки, стоявшее на одной из загроможденных полок.

– Под ней, – сказала она.

Почетную миссию взяла на себя Хейверс, осторожно подняв утку за клюв и хвост.

– Ничегошеньки, – сообщила сержант.

Она поставила утку и заглянула под соседний глиняный горшок, потом под баллончик с аэрозолем от насекомых – и дальше по полке, пока не перетрогала все предметы.

– Ключ должен быть там, – запротестовала миссис Уайтлоу, пока сержант продолжала свои поиски, но, судя по тону, протест ее был формальным и вызван лишь тем, что от нее ожидали такой реакции.

– Полагаю, ваша дочь знает о запасном ключе, – сказал Линли.

Плечи миссис Уайтлоу как будто бы напряглись.

– Уверяю вас, инспектор, моя дочь не могла иметь к этому никакого касательства.

– Она знала о ваших отношениях с Флемингом? Вы упомянули, что давно не общались. Это из-за него?

– Нет. Конечно, нет. Мы не общаемся уже много лет. Это не имеет никакого…

– Он был вам как сын. В такой степени, что вы изменили свое завещание в его пользу. Когда вы внесли изменения, вы исключили вашу дочь полностью?

– Она не видела завещания.

– Она знает вашего адвоката? Он обслуживает всю семью? Могла она узнать о завещании от него?

– Такая мысль абсурдна.

– В какой своей части? – мягко поинтересовался Линли. – В той, что она могла узнать о завещании, или в той, что убила Флеминга?

Бесцветные щеки миссис Уайтлоу внезапно вспыхнули, словно пламя поднялось от шеи.

– Вы действительно хотите, чтобы я ответила на этот вопрос?

– Я хочу докопаться до правды, – сказал оп. Миссис Уайтлоу сняла темные очки. Обычные очки она оставила в машине, так что заменить темные оказалось нечем. Похоже, этот жест был задуман в основном ради его подтекста – «знаете-что-моло-дой-человек», – как раз в духе школьной учительницы, которой она когда-то была.

– Габриэлла тоже знала, что тут лежит ключ. Я сама ей сказала. Она могла кому-то сказать. Да кому угодно. Она могла кому угодно показать, где он лежит.

– Какой в этом смысл? Вчера вечером вы сказали, что она приехала сюда пожить в уединении.

– Я не знаю, что происходило в голове у Габриэллы. Она любит мужчин. Она любит драму. Если, сообщив кому-то о своем местонахождении и о местонахождении ключа, она могла усилить драматизм ситуации и отвести себе в драме главную роль, она бы это сделала. Да еще и стала бы это рекламировать.

– Но не вашей же дочери, – сказал Линли, возвращая ее назад на линию огня, хотя мысленно и признал, что ее описание Габриэллы в точности совпадало с описанием Пэттена, сделанным накануне.

Вовлечь миссис Уайтлоу в спор не удалось. С нарочитым спокойствием она произнесла:

– Кен жил здесь в течение двух лет, инспектор, когда играл за команду Кента. Его семья оставалась в Лондоне. В выходные они навещали его. Джин, его жена, Джимми, Стэн и Шэрон – его дети. Все они тоже могли знать о ключе.

Но Линли не позволил ей уклониться в сторону.

– Когда вы в последний раз видели свою дочь, миссис Уайтлоу?

– Оливия не была знакома с Кеном.

– Но явно о нем знала.

– Они даже никогда не встречались.

– Все равно. Когда вы видели ее в последний раз?

–И даже если так, если бы она обо всем узнала, ей это было бы все равно. Она всегда презирала деньги и материальные блага. Ей было бы наплевать, кто что наследует.

– Вы удивитесь, узнав, как люди вдруг начинают ценить вещи и деньги, когда те начинают маячить на горизонте. Прошу вас вспомнить, когда вы видели ее в последний раз?

– Она не…

– Да. Когда, миссис Уайтлоу?

Прежде чем что-то сказать, женщина выдержала холодную паузу в пятнадцать секунд.

– Десять лет назад, – проговорила она. – Вечером в пятницу девятнадцатого апреля, у станции метро «Ковент-Гарден».

– У вас потрясающая память.

– Дата запомнилась.

– Почему?

– Потому что в тот вечер со мной был отец Оливии.

– Это имеет какое-то значение?

– Для меня – да. После этой встречи он умер. А теперь, инспектор, если вы не против, я бы вышла на свежий воздух. Здесь тесновато, а мне не хотелось бы доставлять вам хлопоты, снова потеряв сознание.

Он отступил, давая ей пройти. Услышал, как она срывает перчатки.

Сержант Хейверс передала керамическое кашпо инспектору Ардери, оглядела сарайчик, заставленный мешками с землей, горшками и инструментами и пробормотала:

– Ну и свалка. Если здесь и есть свежие улики, они затерялись среди всего этого барахла, скопившегося за пятьдесят лет. – Вздохнув, она обратилась к Линли: – А вы что думаете?

– Что настало время найти Оливию Уайтлоу, – сказал он.

Мы с Крисом поужинали, и я, как обычно, помыла посуду. Крис проявляет ангельское терпение, когда у меня уходит сорок пять минут на то, что он мог бы сделать за десять. Никогда не отстраняет меня. Если я разбиваю тарелку или стакан или роняю на пол кастрюлю, он дает мне самой все убрать и притворяется, будто не замечает моей ругани и слез из-за того, что метла и швабра меня не слушаются. Иногда ночью, когда он думает, что я сплю, он выметает пропущенные мною осколки посуды или стекла. Иногда оттирает с пола липкое пятно, оставшееся от разлитой кастрюли. Я прикидываюсь, будто не слышу, как он всем этим занимается.

Практически каждый вечер, перед тем как лечь спать, он заглядывает в мою комнату – проверить, как там я. Он делает вид, что пришел узнать, не надо ли выпустить кошку, и я притворяюсь, что верю ему. Если Крис видит, что я не сплю, то говорит:

– Последняя возможность кошкам еще раз совершить вечерний туалет. Есть желающие? Что скажешь, киска Панда?

– По-моему, она уже устроилась на ночь, – отвечаю я.

Тогда Крис спрашивает:

– Ну, а тебе, Ливи, что-нибудь нужно? Нужно. Еще как нужно. Я воплощенная нужда.

Мне нужно, чтобы он сбросил свою одежду на свету, льющемся из коридора. Мне нужно, чтобы он скользнул в мою постель. Обнял меня. Мне нужна тысяча и одна вещь, которые никогда не осуществятся. И все эти нужды каждый раз отрывают от моей плоти по тоненькому лоскутку.

Первой уйдет гордость, сказали мне. И этот процесс начнется в тот момент, когда я осознаю, насколько моя жизнь зависит от других. Но я борюсь с этой мыслью. Я цепляюсь за то, кто я такая. Вызываю все больше тускнеющий образ Лив Уайтлоу Оторвы.

– Нет. Мне ничего не нужно. Все нормально, говорю я Крису, – и мне самой кажется, что я искренна.

Иногда, очень поздно, он как бы невзначай говорит:

– Я уйду на час или два. Ты справишься одна? Или попросить Макса заглянуть?

– Что за глупости, – отвечаю я. – Со мной все в порядке. – Хотя на самом деле хочу спросить: «Кто она, Крис? Где ты с ней познакомился? Неужели ей все равно, что ты не можешь провести с ней всю ночь, потому что должен вернуться домой ухаживать за мной?»

Записывая эти строки, я смеюсь. Какая ирония. Кто бы мог подумать, что я буду желать какого-то мужчину, не говоря уже о том, что этот мужчина с самого начала всеми возможными способами дал понять, что он не из тех, кто на меня клюет.

• Предыдущая
• 42/124
• Следующая