Прах к праху - Джордж Элизабет - Страница 46

• Предыдущая
• 46/124
• Следующая

К юго-западу от этого моста заводь Браунинга образовывала неровный треугольник маслянистой воды, по одной стороне которого тоже выстроились баржи. Это были широкие, полномерные плоскодонки, которые когда-то перетаскивались лошадьми по системе каналов, пронизывающих значительную часть южной Англии. В девятнадцатом веке они служили средством транспортировки товаров. Теперь же встали на прикол и превратились в жилища художников, писателей и ремесленников, склонных к внешним эффектам.

Баржа Кристофера Фарадея стояла как раз напротив острова Браунинга – продолговатого, поросшего ивами клочка земли в центре заводи. Пока Линли шел к ней по дорожке, проложенной вдоль канала, его обогнал молодой человек в спортивном костюме. Его сопровождали две тяжело дышавшие собаки, одна из которых нетвердо ковыляла на трех лапах. На глазах Линли собаки опередили бегуна и вскарабкались по двум ступенькам, ведущим на баржу, к которой направлялся и он сам.

Когда Линли дошел до места, молодой человек стоял на палубе и полотенцем вытирал пот с лица и шеи, а собаки – бигль и трехногая дворняжка, которая, видимо, не раз терпела поражение в уличных боях с более сильными противниками, – шумно лакали воду из двух глубоких керамических мисок, поставленных на стопку газет. На миске бигля было написано «сабака», на миске дворняжки – «сабака два».

– Мистер Фарадей? – окликнул его Линли, и молодой человек отнял синее полотенце от лица. Линли предъявил полицейское удостоверение и представился. – Кристофер Фарадей? – повторил он.

Фарадей бросил полотенце на крышу рубки, доходившей ему до пояса, и встал между Линли и животными. Бигль поднял морду, с которой капала вода, и глухо зарычал.

– Все в порядке, – сказал Фарадей.

Трудно было понять, к кому он обратился, потому что смотрел на Линли, а руку положил на голову собаке. Линли обратил внимание на шрам, тянувшийся по голове пса от холки до переносицы.

– Чем могу служить? – спросил Фарадей.

– Я ищу Оливию Уайтлоу.

– Ливи?

– Насколько я понимаю, она живет здесь.

– А б чем дело?

– Она дома?

Фарадей взял полотенце и повесил на шею.

–Идите к Ливи, – приказал он собакам, которые послушно побежали к стеклянному, похожему на беседку сооружению, которое венчало рубку и служило входом. Линли он сказал: – Вы подождете немного? Я посмотрю, не спит ли она.

Не спит? – удивился Линли. Была всего половина четвертого. Неужели она до сих пор занимается своим ремеслом, так что приходится отсыпаться днем?

Фарадей нырнул в беседку и спустился на несколько ступенек. Дверь рубки осталась приоткрытой. Линли услышал резкий лай одной из собак, скрежет когтей по линолеуму или дереву. Он подошел к беседке и прислушался. Там приглушенно разговаривали.

Слова Фарадея едва можно было разобрать. – … полиция… спрашивают… нет, не могу… тебе придется…

Голос Оливии Уайтлоу доносился ясней и звучал гораздо более взволнованно.

– Я не могу. Ты что, не видишь? Крис, Крис!

– … успокойся… все нормально, Ливи…

Послышались тяжелые, шаркающие шаги. Зашуршала бумага. Хлопнула дверца шкафа. Другая. Третья. Довольно скоро шаги приблизились к двери.

– Не ударьтесь головой, – сказал Крис Фарадей.

Он надел брюки от спортивного костюма. Когда-то они были красными, а теперь вылиняли до того же ржавого цвета, что и его курчавые волосы. Для человека его возраста они были слишком редкими, и на макушке светилась маленькая, похожая на тонзуру, плешь.

Линли спустился в длинное, тускло освещенное, обшитое сосновыми панелями помещение. Оно было частично выстлано ковролином, а частично – под большим верстаком, на котором разлеглась дворняга, – линолеумом. На ковре лежали три огромные подушки. Рядом были расставлены пять старых разнокалиберных кресел. В одном из них сидела женщина, с головы до ног одетая в черное. В первую минуту Линли не заметил бы ее, если бы не цвет волос, которые выполняли роль маяка на фоне сосновой панели. Они были ослепительно-белые со странным оттенком желтого и корнями цвета грязного моторного масла. С одной стороны волосы были подстрижены коротко, с другой – отросли так, что закрывали ухо.

– Оливия Уайтлоу? – спросил Линли Фарадей переместился к верстаку и примерно на дюйм приоткрыл жалюзи. Свет упал на сидевшую в кресле женщину, которая отклонилась в сторону и сказала:

– Черт. Полегче, Крис.

Она медленно дотянулась до стоявшей рядом с креслом пустой жестянки из-под томатов и достала из нее пачку «Мальборо» и пластиковую зажигалку.

Когда она зажгла сигарету, на солнце сверкнули ее кольца. Надетые на каждый палец, все кольца были серебряные, под пару серьгам-«гвоздикам», шедшим по краю правой ушной раковины, что резко контрастировало с большой английской булавкой в левом ухе.

– Оливия Уайтлоу. Правильно. Кому это я понадобилась и зачем? – Сигаретный дым отразил свет и создал ощущение повисшей между ними и колеблющейся кисеи. Фарадей открыл еще одну створку окна. Оливия произнесла: – Достаточно. Может, свалишь куда-нибудь?

– Боюсь, ему придется остаться, – сказал Линли. – Я хочу, чтобы и он ответил на несколько вопросов.

Фарадей включил над верстаком флюоресцентную лампу. Она залила этот небольшой участок комнаты резким белым и явно предназначенным для работы светом, в то же время своим сиянием отвлекая взгляд от старого кресла, в котором сидела Оливия.

Перед верстаком стоял табурет, и Фарадей примостился на нем. Переводя взгляд с него на нее, Линли пришлось бы постоянно приноравливаться то к свету, то к тени. Ловкий маневр. Они проделали это настолько быстро и непринужденно, что Линли невольно задался вопросом – не отрепетировали ли они свое поведение заранее на случай появления полиции.

Линли выбрал ближайшее к Оливии кресло.

– Вам кое-что просила передать ваша мама, —сказал он.

Кончик сигареты вспыхнул, как уголек.

– Да? Ха-ха. Мне веселиться или как?

– Она попросила сказать, что всегда будет вам матерью.

Оливия разглядывала его сквозь дым, веки полуприкрыты, сигарета наготове – в двух дюймах от рта.

– Она попросила передать, что Кеннет Флеминг не изменил этого.

Она по-прежнему смотрела на него. Выражение лица осталось прежним при упоминании имени Флеминга.

– Я должна понять, что это означает? – в конце концов спросила она.

– Вообще-то, я не совсем точно процитировал. Сначала она сказала, что Кеннет Флеминг этого не меняет.

– Что ж, я рада узнать, что старая корова все еще мычит. – В голосе Оливии сквозила невыносимая скука. От противоположной стены донеслось шуршание одежды Фарадея. Оливия не взглянула в его сторону.

– Настоящее время, – продолжил он. – Не меняет. А потом поправила на прошедшее. Не изменил. Со вчерашнего вечера она путается в этих двух временах.

– Не меняет. Не изменил. Я не забыла грамматику. И я также знаю, что Кеннет Флеминг мертв, если вы к этому клоните.

– Вы разговаривали с матерью?

– Я читаю газеты.

– Почему?

– Почему? Что за вопрос? Я читаю газеты, потому что делаю это, когда Крис их приносит. А вы что со своими делаете? Нарезаете на квадратики задницу подтирать?

– Ливи, – проговорил со своего места у верстака Фарадей.

– Я имел в виду, почему вы не позвонили своей матери?

– Мы уже много лет не общались. Зачем мне звонить?

– Не знаю. Поинтересоваться, не можете ли вы чем-нибудь облегчить ее скорбь?

– Сказать что-нибудь типа «сожалею, что твоя игрушка сломалась преждевременно»?

– Значит, вам было известно, что у вашей матери были некие отношения с Кеннетом Флемингом. Несмотря на все те годы, что вы не общались.

Оливия сунула сигарету в рот. По выражению ее лица Линли понял, что она осознала, с какой легкостью он привел ее к этому признанию. Также он увидел – Оливия Уайтлоу прикидывает, что еще она по неосторожности выдала.

– Я сказала, что читала газеты, – ответила она. На фоне кресла казалось, будто ее левая нога дрожит, возможно, от холода, хотя внутри баржи холодно не было, а возможно, на нервной почве. – За последние несколько лет трудно было не узнать об их истории.

• Предыдущая
• 46/124
• Следующая