Так умирают короли (СИ) - Блейк Анна - Страница 18

***

Шарлотта де Гресс с немым удивлением смотрела на графа, беззвучно спящего в ее постели. За все время супружества он ни разу не позволял себе заснуть подле нее, уходив сразу после близости. Но вчера она сама попросила его остаться. Было очень странно спать, положив голову ему на плечо и чувствуя, как он обнимает ее, трепетно и нежно прижимая к себе. Никогда еще де Гресс не был с ней так обходителен. И впервые со смерти Филиппа она почувствовала, что снова может дышать. Прошло полтора года. Время траура закончилось. Траура, всей глубины которого никто бы не смог постичь.

Она не тронула слезинку, скатившуюся по щеке. Протянула руку и коснулась волос мужа. Упругими крупными кудрями они обрамляли благородное лицо, на котором уже отразилась печать печали и тоски, которые граф тщетно пытался скрыть. Они женаты девять лет.

Девять лет.

Она взрослая женщина, у нее двое сыновей. Но сейчас она смотрела на мужа, которому к концу году исполнится тридцать пять, так, словно видела впервые. Он показал себя с новой стороны. С той, о которой Шарлотта грезила в первый год замужества.

- Солнце встало, монсеньер.

- С солнцем просыпаются только моряки, - улыбнулся, не открывая глаз он и притянул жену к себе.

Она приглушенно рассмеялась, положила руки ему на грудь, позволила себя поцеловать.

- Ты - мое солнце, Шарлотта, - прошептал де Гресс. – Ты вернулась ко мне. И осветила мою жизнь. Когда-то болезнь чуть не забрала тебя у меня. И, когда чудо помогло тебе выжить, я дал слово, что больше ничем не огорчу тебя. Я простил тебя. И смиренно жду, что ты простишь меня. Я люблю тебя.

[1] Омма́ж (фр. hommage), или гоминиум (лат. homagium или hominium) — в феодальную эпоху одна из церемоний символического характера; присяга, оформлявшая заключение вассального договора в Западной Европе Средних веков; заключавшаяся в том, что будущий вассал, безоружный, опустившись на одно колено (два колена преклоняли только рабы и крепостные) и с непокрытой головой, вкладывал соединённые ладони в руки сюзерена с просьбой принять его в вассалы. Сюзерен поднимал его, и они обменивались поцелуем. (Википедия)

[2] Имеется ввиду дело Нельской башни 1314 года, в результате которого под стражу были заключены невестки короля Филиппа IV, которые встречались со студентами в Нельской башне.

Глава шестая. Женщина с серебряными глазами ч.2.

Граф Робер де Гресс

Весна 1309 года

Париж, Франция

Карета подпрыгнула на кочке. Робер откинулся на подушки и закрыл глаза. Все это время он старался не думать об очевидном. Король убрал его из города, поручив секретную миссию. Конечно, он мог не утруждать свое королевское величество подобными усилиями, но действовал, верный привычке не упрощать себе жизнь. Надежды на то, что де Гресс ошибается, и по возвращении его ждет истосковавшаяся в одиночестве жена, практически не было. Расстались они холодно. Жили холодно. И он, теперь уже прекрасно видя, что собственными руками уничтожил возможное семейное счастье, предпочитал убеждать себя в нормальности подобной ситуации. Ненормально было только одно – ранее у короля не было любовниц. И он уж точно не разгуливал в образе шевалье д’Ориньяка по приемам своих придворных.

Карета остановилась. Робер замер. Провел рукой по совсем отросшим волосам. Он мечтал о горячей воде и улыбке жены. Даже если эта улыбка будет обращена к другому. Он вез для Шарлотты дорогой подарок. Редкой работы запястье с гравировкой, украшенное драгоценными камнями. Ничего подобного Париж сейчас не знал. Все женщины любят украшения. А подобное способно распалить угасшие чувства. Граф надеялся на это, хоть и понимал: Шарлотта отличается от тех, с кем он проводит свободное время. И это обескураживало. Откуда в маленькой девочке из небогатой семьи, которая росла без матери, столько спокойной женской силы? Граф улыбнулся. Он создал условия игры, в которую превратилась их семья. Ему же эту игру и завершать.

Ему открыли дверь. Робер легко соскочил на землю, с наслаждением расправил плечи и огляделся. Просторный двор сиял чистотой. Графиня не теряла времени даром. Дом преобразился – это было видно уже сейчас.

- Ваша милость граф!

К нему подбежала бледная служанка. Де Гресс не помнил, как ее зовут.

Она поклонилась. Желтовато-серый чепчик съехал в сторону, обнажая нестройное золото волос. На вид ей можно было дать лет семнадцать. Эту девушку приставили к графине.

- Говори.

- Как хорошо, что вы приехали! Ее светлость графиня больна.

- Что?

- Извольте следовать за мной.

Девушка развернулась и, не дождавшись разрешения, пошла в дом. Значит, дело действительно серьезно – в других обстоятельствах она не позволила бы себе такой фамильярности. Граф жестом приказал слуге перенести вещи и направился следом, чувствуя, как неотвратно овладевает им тревога и мрачный, глубокий и иррациональный страх.

Служанка чуть ли не за руку провела его до спальни жены. Открыла дверь. Поклонилась. И, пропустив его вперед, ушла. Граф замер на пороге, с ужасом глядя на Шарлотту. Бледная, изможденная болезнью, она лежала в постели, положив левую ладонь на лоб. Глаза закрыты, губы искажены страданием. Под глазами темные круги.

- Оставь, Мадлен, - прошептала она. – Я не хочу больше глотать микстур.

- Шарлотта… - с трудом передвигаясь, граф подошел к кровати и опустился рядом с женой. Взял ее за свободную руку, поднес к губам. – Что случилось с тобой, душа моя?

Графиня открыла глаза. Они смотрели в потолок, будто не видя ничего.

- Муж мой. Снова приходишь ко мне во сне. Скажи, что прощаешь? Скажи – напоследок – что прощаешь мне все? – она закашлялась и вырвала руку из его пальцев. – Ты был прав. Во всем прав. И вот Господь карает. Но как я была счастлива! – Снова кашель. – Как я была счастлива. Если теперь я проклята, если я не достойна жизни – пусть будет так. Запомни меня той девчонкой с королевской охоты, супруг мой. И прости. – Она снова вцепилась в его руку и наконец посмотрела в глаза. – Обещай, что простишь!

Огромных усилий графу стоило не отшатнуться от нее. От той Шарлотты, память о которой он хранил на задворках души, ничего не осталось. В лежащей перед ним женщине почти не чувствовалось жизни.

- Любовь моя, - еле слышно прошептал Робер. Он протянул руку и аккуратно сдвинул всклоченные локоны, открывая лицо. В зеленых глазах Шарлотты проснулся слабый интерес к происходящему.

- Робер? – изменившимся голосом прошептала она.

- Это я.

- Ты… вернулся? – а теперь он слышал лишь ужас.

Столько времени прошло? Она до сих пор его боится?

- За что ты просила тебя простить?

Она закашлялась, упала на подушки и отвернула лицо, но граф успел заметить выступившие слезы. Конечно. Его худшие опасения не могли не подтвердиться. Она изменила ему. Как он мог даже представить, что может случиться нечто более страшное?

***

Старенький лекарь смотрел на графа, не зная, как правильно себя держать и что говорить. Де Гресс мерил шагами гостиную, не обращая внимания на собственную усталость, достигшую крайней точки к концу путешествия. Он оставил Шарлотту в спальне, напоив травяным отваром. Девушка уснула. Кажется, он почти видел, как неумолимо вытекает из нее жизнь.

- Милсдарь… ээээ… Ваша светлость, мне очень жаль. Мадама нашла грудную жабу. А грудная жаба полюбила мадаму. Я не в силах ей помочь.

- А чем ты тогда занимаешься, все проклятья мира на твою голову? – вспылил Робер, остановившись на повороте. – Мадлен сказала, ты не отходишь от графини.

- Боли, - доктор положил руку на грудь. – Я должен помочь ей пережить боли. Мадама сильная, а ее тело не справляется. Господь решил вернуть себе своего ангела.

- Пошел прочь.

Лекарь вышел. Развернувшись, Робер сбросил со стола какую-то вазу. Она влетела в стену и осыпалась на пол миллионом осколков. Граф глухо зарычал, метнулся к окну, пытаясь успокоится. Что, черт возьми, это значит – не может помочь?! Что, черт возьми, значит – грудная жаба? Он слышал что-то подобное – и никогда рассказы не заканчивались хорошо. Нужен другой врач!