Все против попаданки (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 26

А я приходила в чадолюбивый кров и пыталась увидеть то, о чем боялась думать.

Дети учились шитью и грамоте. Отец Андрис и Микаэль, который перебрался в наш прихрамовый домик, получив послушание от своего настоятеля, читали им «Слово». Монашек был добрый и светлый, дети тянулись к нему, и я была очень удивлена, когда узнала от отца Андриса, что Микаэль — средний сын богатого аристократа и в миру носил графский титул, правда, недолго — поняв, что он награжден даром Миракулума, он упросил отца отдать его в воспитание в монастырь. И, черт меня возьми, этот парень был абсолютно на своем месте. 

К моему огорчению, он занял место, на которое вот-вот нацелилась я — в коляске отца Андриса: отправился в город за игрушками и детскими книгами. Не было его два дня, потом он появился в роскошном экипаже с гербом, в сопровождении всадников, и привез огромную сумму денег в казну церкви и монастыря — пожертвование родителей и старшего брата, а также много дорогих игрушек, несколько колыбелек для самых младших и — просто чудо! — настоящие детские книги. Религиозные, и я сама потратила не один час, рассматривая великолепные иллюстрации. Печать здесь была, примитивная, но все же, а рисунки выполнялись вручную. Микаэль сиял, я была готова обнять его — а почему бы и нет, подсказала мне сестра Шанталь, ведь мы все — братья и сестры, слуги Милосердной.

Что же, я действительно была благодарна, и не только за щедрые дары. Дети наконец-то вели себя как все дети — и когда я увидела, как они носятся по не совсем еще готовой детской площадке, не сдержалась, дала волю натуре сестры Шанталь и провела два часа в искренней и благодарной молитве Лучезарной.

После вернулась — и снова не увидела ничего, что могло бы расстроить меня и одновременно обнадежить. Юная Тереза вела себя, как и подобает девочке-подростку, помогая Микаэлю расставлять фигурки к вечернему уроку. 

Я не видела в ней чудовище — но оно должно было быть. Или нет, все зависело от того, прав ли брат Грегор, а он не появлялся, и я начала уже подумывать, что стоит как-то дать ему знать — глифы снова требуют внимания… Они не требовали, просто брат был мне нужен.

Кто же прав, думала я, засыпая, брат Грегор, маг и охотник на монстров, или маг и священник отец Андрис? Кто прав?

Гарпия появилась у нас ранним утром. Я проснулась от дикого вопля и, даже не подумав одеться, бросилась к спальням насельниц. За мной спешили сестры, сестра Эмилия кинулась в прихрамовый домик к отцу Андрису. Женщины вопили, сбившись в угол, и это была спальня «лентяек» — уже отремонтированная и уже, увы, порядком загаженная. Напомнив себе после того, как я выясню, что происходит, устроить насельницам подходящий разнос, я подбежала к окну.

Никого. Ни единого следа, что что-то было. Ни примятых листьев, ни сбившегося песка на дорожках. Сестры осторожно приблизились, что-то забормотали, я обернулась к жавшимся друг к другу насельницам.

— Кто первый ее увидел? Кто поднял крик?

Женщины оглядывались, указывали одна на другую, и никто мне не признавался. Я сообразила — они опасаются, что я потребую гарпию описать, но сложно описать то, что ты ни разу не видел.

— Так кто? — повторила я. — Ладно. Кто-то из вас точно узнал голос. Кто кричал?

— Она, — и Жюстина указала на Лоринетту. — Я уже не спала, сестра, шила дочери Розы распашонку у нашего окна. Я ее голос узнала.

Я повернулась к Лоринетте. Рядом стоявшая женщина тоже кивнула.

— Так расскажи мне, как она выглядит, — приказала я. — Все послушают. Ведь больше никто ее не увидел? Или увидел? На что похожа гарпия?

Лоринетта гордо вздернула голову. В ее положении оставалось лишь банковать.

— Большая, святая сестра, и черная. У нее крылья. И огромный клюв. 

— Вот же брехушка! — возмутилась сестра Аннунциата. — И как язык не отсохнет врать святой сестре? Разве что Милосердная дает тебе шанс, окаянной, не провалиться за это в бездну! Клюв! А хвост не заметила? Может, еще чешую рассмотрела? В гладильную и на покаяние, грешница!

Сестра Аннунциата явно не доспала, потому, пылая праведным гневом, удалилась, а я скривилась.

— Я думала, ты меня поняла, — холодно произнесла я, заметив, что в дверях спальни стоит мрачный отец Андрис и покачивает головой. — К покаянию добавляю уборку в спальне. Развели здесь бар… — Совсем несвойственное святой сестре сравнение комнат при монастыре и веселого дома. — Бараний хлев. На ваши спальни прихожане жертвовали от души во имя милости Лучезарной! Плотники работали бесплатно во имя ее! Во что за несколько дней вы превратили их труд? Молитесь, кайтесь и думайте о грехах своих!

Был день заказов, я полностью доверилась сестре Аннунциате, и когда она после обеда позвала меня к себе, я пошла с замирающим сердцем. Сестра, гордая и сияющая, открыла свой «сейф» — к деньгам она относилась с должной осмотрительностью — и показала, сколько мы заработали по моему новому методу.

— Только скверно, что у них много времени на болтовню, — пожаловалась сестра. — Того и гляди, начнут выдирать друг другу космы. Живут теперь как графини, а нутро как было гнилое, так и есть. Думаете, сестра, они довольны?

— Нет? — спросила я и села.

— Да если бы искали подвох, — со вздохом откликнулась сестра Аннунциата. — Вчера захожу — опять синяки и патлы драные. В той спальне, где Лоринетта.

— Почему вы сказали именно о ней? — тут же уцепилась за это я. — Сестра, как Лоринетта вообще оказалась здесь?

— Отец отправил. — Она запечатала «сейф» — и в самом деле она была магом, села, повернувшись ко мне, и, к моему великому удивлению, вместо бутылки с вином достала меренги, которые начала для монахинь и детей печь сестра Эмилия. — Угощайтесь, сестра, а то вы и позавтракать не успели толком… Но вот почему — то ли над ней насилие учинили, то ли она совратила кого. И она молчит, а отец сказал «развратна». И поди добейся от него, да нам и не надо.

— Она считает, что отсюда выйти — так лучше к гулящим девкам, — заметила я.

— Так пусть ступает, как будто ее кто держит, — буркнула сестра Аннунциата и слопала меренгу. — Так-то вон те, кого вы на молитву отпускаете, не устают Лучезарную благодарить за вас. Я подслушала, хоть и грешно чужие мольбы узнавать. 

Как бы то ни было, никакого смущения за этот грех сестра Аннунциата не испытывала.

Я проснулась ночью от крика, именно я, Елена Липницкая, потому что сестра Шанталь удерживала меня от подобных высказываний и даже мыслей.

— Я этой овце сейчас сама пойду выдерну скальп, — проворчала я, имея в виду порядком утомившие меня истерики Лоринетты, и тут же сестра Шанталь встревоженно зашептала, что так негоже. — Ну да, ей есть кому выдрать лохмы и без меня…

Но крики были иные. Не те, что утром, и за окном стояла тихая, тихая ночь, но что-то мне подсказало — не все так просто. Криками не будили весь монастырь, скорее наоборот, пытались не потревожить, но я высунулась в коридор и увидела, что сестра Доротея тоже приоткрыла дверь своей кельи и вслушивается.

— Что случилось? — спросила она меня, хотя очевидно было, что я узнать могла только божественным провидением. — Что там за крики?

— Пойдем посмотрим, — предложила я, но сестра Доротея была более щепетильна, чем я, и скрылась в келье — накинуть на себя что-то. А я быстро пошла в направлении спален насельниц и вдруг поняла, что крики идут совсем не оттуда.

Со стороны кухни. И оттуда же тянет гарью.

Что могло загореться? Само помещение кухни рассчитано на то, что в нем постоянно огонь, в эти века — так особенно, и пусть монастырь на горе, ничего это не значит. Любая неосторожная искра могла выкосить целый город, и люди, не знавшие правил элементарной гигиены, опасность огня осознали примерно тогда же, когда научились его добывать. Ужин закончился часов пять назад, завтрак готовят с утра, деревянные столы надо еще умудриться поджечь, и шума и запаха гари было бы намного больше, если бы полыхало промасленное дерево.