(Не) Сокровище капитана (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 31

Я помедлила.

— Генри… скажи правду. Ты заботишься исключительно о моей безопасности, или боишься, что я увижу что-то, чего не следовало бы видеть?

— И то и другое. Среди моих парней не осталось тех, кто совсем берегов не чует, и нарываться они не станут, но может случиться всякое. Люди непредсказуемы. Кто-то что-то не то сказал, кто-то от страха пальнул — и понеслось…

— Хорошо. Тогда я буду в каюте, и пришли за мной, если понадоблюсь.

Вернувшись в каюту, я тут же пожалела об этом. Казалось, в замкнутом пространстве качка усилилась вдвое, и желудок тут же начал бунтовать. Вспомнив совет лорда Коннора, я намочила ткань, обмотав шею и лоб. Помогло не слишком. Самое обидное, казалось, что я зря ушла с палубы. Наверху не происходило ничего особенного. Кто-то о чем-то негромко переговаривался, топали ноги, что-то несколько раз проскребло по палубе, пару раз грохнуло, один раз грохотом заглушило вскрик. Через пять минут ко мне в каюту постучались и попросили помочь. Один из матросов уронил на ногу тяжелый ящик.

Толстая кожа башмака отчасти защитила ногу — пострадавший отделался трещиной в кости. Можно было обойтись и без магии, но возиться с пациентом было приятней, чем в одиночестве страдать от морской болезни, так что я затянула трещину и наложила повязку, чтобы зафиксировать ногу, велев по крайней мере до завтра не ронять на ступню тяжелые предметы, не бегать, не играть в салочки, да и в кальчо[1]. Пострадавший ухмыльнулся и пообещал быть паинькой.

Качка становилась все сильнее — в каюту я в прямом смысле ввалилась. Затворила дверь, оперевшись на нее всем телом. Корабль перевалился с носа на корму — меня понесло к окну. Шарахнула молния, на миг ослепив. Гром прилетел не сразу, его заглушил шум волн, но почему-то было понятным: гроза приближается, а не отдаляется.

Я захлопнула ставни, на ощупь найдя задвижку. Так же на ощупь пробралась к кровати. За ставнями гремел о стекло дождь, время от времени его заглушал гром. С палубы доносились команды — смысла их я по-прежнему не понимала, был ясен только тон голосов — спокойный, уверенный. Значит, все идет так, как надо. С этой мыслью я и уснула.

Чтобы проснуться, грохнувшись на пол. В каюте было темно, хоть глаз выколи. Где-то на комоде должна была стоять свеча, а в ящике – лежать огниво, но едва подумав о них, я потеряла всякую надежду добраться и зажечь свет. Корабль трясло, болтало, казалось, во всех направлениях разом, дерево ныло, трещало, стонало. Что-то прошуршало по полу, что-то перекатилось.

Все, что я смогла — вползти на кровать, раскорячиться в шкафу морской звездой и молиться. Подумать только, какие-то несколько часов назад послание от Джека показалось мне концом света. Да по сравнению с тем, что творилось сейчас, когда я то летела вниз вместе с кораблем, потеряв всякое ощущение опоры, то взмывала вверх к самому престолу божьему и тело на несколько мгновений становилось удивительно тяжелым, когда меня швыряло то в одну, то в другую сторону, не оставив никаких чувств, кроме животного ужаса — мне было вовсе не до Джека, пропади он пропадом!

Вспыхнул свет, я зажмурилась.

— Как ты? — спросил Генри.

Я открыла глаза. Снова качнуло, дверца шкафа распахнулась, явив мне капитана: ноги расставлены, руки упираются в дверные косяки.

— Не знаю, — выдавила я. Мир опять ухнул куда-то вниз, и я прокусила губу, чтобы не завизжать. Не выдержав, спросила:

— Мы не умрем?

Капитан расхохотался.

— Когда-нибудь непременно умрем.

Ах, ты! Забыв обо всем на свете, я запустила в него подушкой. Корабль качнулся, и подушка прилетела в стену ярдах в двух от двери.

— Но не сегодня.

Генри, пошатываясь, в пару шагов добрался до меня, по пути умудрившись увернуться от стола, решившего его боднуть. Присев на край кровати, погладил меня по голове.

— Страшно?

Я кивнула.

— Могу предложить бренди. Напиться и забыться.

— Нет, спасибо, меня и так мутит. — Не удержавшись, я повернула голову, прижавшись щекой к его ладони. — Говоришь, не сегодня?

— Шторм сильный, но мы переживали и худшие. Корабль выдержит.

— Спасибо, — я через силу улыбнулась. — Я трусиха, прости.

— В первый раз всегда страшно. — Он снова погладил меня, теперь по щеке, и я прильнула к его ладони, замерев. Казалось, его рука забирала мой страх, впитывала, точно губка — грязную воду. — Если хочешь, давай помогу перебраться в мою каюту. Вдвоем будет не так страшно.

— У тебя ведь, наверное, есть другие дела, кроме как развлекать перепуганных девиц.

Генри тихонько рассмеялся.

— Конечно есть. Но на мостике Питер пока справляется.

— Питер?

— Боцман, ты его видела.

— Пока, — я выделила голосом это слово, — справляется?

— Океан велик, мы в нем — лишь пылинка.

Я усмехнулась. Успокоил, называется.

— Тогда не буду тебя задерживать. Оставь свет, если можно, и не возись со мной. Раз ты говоришь, что все будет хорошо — так и будет.

Он покачнулся, вставая, но удержал равновесие.

— Все будет хорошо.

Закрылась дверь. Я посмотрела на нее, словно могла увидеть сквозь доски спину Генри. Снова сунулась носом в подушку. При свете мне перестало мерещиться, будто я одна в кромешной тьме лечу в преисподнюю, зато каюта стала выглядеть крошечной, смахивая на гроб — а ведь днем при солнце она казалась хоть и небольшой, но уютной. Снова пролетел от стены к стене стол. Генри сказал, что бывает и хуже. Все, что мне оставалось — поверить ему и ждать.

Не знаю, сколько это продолжалось. Вконец измучившись, я проваливалась в сон, чтобы проснуться будто бы в тот же миг, потому что кровать снова вылетала из-под меня. Кое-как устроившись, я слушала грохот волн и треск дерева, казалось — еще один удар, и корабль рассыплется на кусочки, но —вот он, тот самый удар, и еще один, а я оставалась жива. Закрывала глаза, чтобы распахнуть их от очередного падения. В какой-то момент я перестала бояться и просто ждала, когда все это кончится.

Несколько раз заходил Генри — в той полудреме-полубреду он тоже воспринимался не слишком реальным. А может, он мне снился — слишком уж заботливым и ласковым был в этих видениях вечно насмешливый капитан. Обнимал меня, помогая сесть, поил — бог знает, как он умудрялся донести до меня воду, не расплескав ее. Твердил, что видали шторма и хуже, и что все обязательно будет хорошо, и снова укладывал меня, укрывая одеялом, точно маленькую — и тогда я смежала веки, твердо уверенная, что все в самом деле будет хорошо, и засыпала уже надолго. Пока окончательно не провалилась то ли в сон, то ли в дурнотное беспамятство.

________________

[1] Игра-прародительница футбола и регби

Моих губ коснулось что-то холодное, я вздрогнула и очнулась. Мокрая ткань. Застонав, я потянулась к ней: наконец вода! Ткань исчезла, перед глазами появилось встревоженное лицо Генри.

— Пить, — просипела я.

Во рту словно песка насыпали.

Приподняв меня за плечи, Генри прислонил к стенке, подал стакан с водой. Я едва удержала его в дрожащих руках, вода выплеснулась на платье, зубы застучали о стекло.

— Можно еще?

Плеснула вода.

— Пей мелкими глотками. Иначе тебя стошнит.

Мне хотелось опустошить стакан в два приема, но пришлось сдерживать себя. Мир понемногу начал обретать очертания.

— Сколько это продолжалось?

— Неделю.

Неделю! Неудивительно, что у меня так кружится голова и жуткая слабость.

— Говоришь, бывали передряги и хуже? — хмыкнула я, когда, наконец смогла говорить.

— Конечно. Мы отделались только сломанной грот-мачтой и…

— Что???

— … пробитым в паре мест фальшбортом и выбитыми стеклами в каютах.

Я перевела взгляд на окно — под ним на полу разлилась лужа. Сглотнула. представив, что было бы, поленись я закрыть ставни перед тем, как окончательно свалиться от качки.

— Ну и течи в паре мест.

— Кажется, я очень хочу срочно оказаться на твердой земле, — простонала я.