Притворная дама его величества (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 33

Пока я скучала, начала думать о том, что тот самый «белый тоннель», который видят при клинической смерти, может быть порталом в другие миры. Никто не знает, что после смерти? Может, все попадают куда-то? Но не все помнят, да? Или попадание во взрослое тело случайность и редкость, а в основном все начинают свою жизнь с начала, с пеленок и колыбели? Тогда мне действительно повезло, я сохранила самое ценное, что у меня только было — опыт. 

Все резко стихло, заиграла музыка, и в центр зала вышли король и королева.

Я смотрела во все глаза. Король был одет показательно скромно на фоне разряженных как попугаи в брачном наряде придворных, платье королевы и прическа отличались от платьев и причесок придворных дам, но какие же они оба были милые! Я залюбовалась изяществом, непринужденностью и — нет, не показалось! — бережностью, с которой король вел в танце молодую супругу. 

Но от меня не ускользнуло и то, что они оба держались как совершенно чужие люди.

Король улыбался, королева была серьезна, движения их были выверены и красивы, но скованность чувствовалась во всем. Так танцуют те, кто вынужден, и в наше время так было тоже, например, чиновница и бизнесмен или же наоборот. Никому не нужны эти глупые телодвижения и тем более с этим абсолютно чужим человеком, но условности, но стереотипы… 

Я не хотела, так вышло случайно. София увидела меня и улыбнулась на мгновение, и этого хватило, чтобы дамы и кавалеры вокруг меня оживились. Королеву и без того рассматривали очень пристально, может быть, из-за непривычной одежды, а может, она редко появлялась среди людей.

Музыка. Музыка была… восхитительна. Непривычная уху моего современника, немного рваная, но удивительно гармоничная. Казалось, что не царственная пара танцует под эти аккорды, а наоборот — их танец создает музыкальную композицию. То тише, то громче, то дальше, то ближе, пели скрипки, танцующие сходились и расходились, постоянно менялись ритм и настроение мелодии и танца. Как называются жанр музыки и танец, я понятия не имела, но это было неважно.

Все, что я видела в фильмах… я еле удержалась, чтобы не пожать плечами. Несмотря на роскошь костюмов и блистательную работу специалистов по спецэффектам, пальму первенства за историческую достоверность я торжественно вручила создателям советских «Трех мушкетеров». Да здравствует «Мерлезонский балет»!

Танец окончился, король и королева разошлись чуть в стороны, но из центра зала не ушли, придворные, и я в том числе, перехватили танцевальную эстафету: глубокие приседания. Как я ни упрекала себя каждое утро — «Маша, а гимнастика!» — успехи у меня были только в прокачивании одной и той же группы ягодичных мышц.

Начался новый танец. Он проходил иначе. Если можно так выразиться, то каждая пара, начиная с их величеств, исполняла свою часть и отходила в сторону, их место занимала другая пара, потом новая и снова, и снова. Музыка была иной, а движения, как мне казалось, теми же самыми. И почему-то я подумала, что бал этого времени лучше — эффектнее, красивее, эстетичнее, чем более поздние балы с танцами с обнимку.

В этом веке к личным границам относились с большим уважением. А может, это было связано с тем, что партнером кого-то из вельмож являлась королева, а партнером кого-то из дам — король? А остальные лишь повторяли их движения?

Но мне нравилось. Не отвлекало от музыки, завораживало танцем, чистое искусство и никакой интимности. Никакой. Никакой чувственности. И мне стало ясно, о чем говорила София, почему в и нашей, и местной древности восхищались обнаженными телами, почему табу появилось позже и стало беспощадно. Искусство отделено от всего земного и существует для поклонения, не для вожделения.

Я засмотрелась и заслушалась. Это был не просто танец — настоящее представление. Можно было представить себе что угодно — пиратский абордаж, спасение принцессы от дракона, объяснение в любви и военные действия. Властвовала только фантазия зрителя. 

В машине я если и включала музыку, то это были классика и инструментальные композиции. И сейчас на глаза у меня навернулись слезы — нет, нет, некстати, не вовремя, здесь не пахнет бензином, не мигает перед стеклом светофор, не раздаются гудки, это не моя прошлая жизнь, не надо… Я тряхнула головой. На мое счастье, танец окончился и снова пошли поклоны.

Я потеряла счет времени. Меня никто не трогал, не приглашал танцевать, я могла приобщиться к искусству близко, как в партере зрительного зала, я могла наслаждаться музыкой и исполнением танца, это было словно высшая награда за все мои тут страдания. 

Всегда и везде можно увидеть свет и надежду, сущая правда, подумала я. И всегда и везде можно увидеть сплошной мрак.

Это был бал в честь святого Мартина — день равноденствия. Зима уходила окончательно, начиналась весна, теперь уже настоящая. После очередного танца в зал внесли охапки цветов. 

Совсем избежать внимания мне, к сожалению, не удалось. Девицы, стоявшие рядом со мной, косились на мое украшение. Кто-то, может, догадывался, откуда оно у меня могло взяться, кому-то было наплевать, но вот герцогиня де Бри так жевала губы, словно у нее исключительно одна мысль и мелькала. Я тоже жевала губы в ответ — она в самом деле такая дура или прикидывается? В эти времена — конечно, возможно, но совершенно не факт — содержали дам на всем готовом, но вот получали ли они сокровища в собственность или так, владели? 

В наши времена, впрочем, было немало людей, искренне убежденных, что миллионеры только и ждут, как бы найти себе девочку понаивнее и победнее и осчастливить ее солидным банковским счетом за пару наследников. Сколько я знала миллионеров, а я знала их немало, все они были либо прочно женаты на довольно серьезных дамах-ровесницах, причем многие из жен могли еще посоперничать с мужьями в умении вести бизнес, либо успешно или не очень разведены и до крайности в отношении любовниц скупы, а в отношении возможных детей — предусмотрительны. В общем, в своем кругу ни одной счастливицы из уезда я не встречала. Вот дам, ворочавших миллиардами так, что я не чета, и выглядящими при этом как продавщица сетевого продуктового магазина было полно…

Неуместная лирика. 

Ее величество я больше не видела. Она или ушла по своей воле, или ее увели. Незавидная роль у малышки, конечно. Эти три года она будет появляться на торжествах: вроде как у народа есть королева, а как она войдет в возраст, достаточный для того, чтобы без особого — насколько тут уместно было об этом говорить при развитии медицины — риска родить хотя бы одного наследника престола, одного за другим будет рожать наследников. От Лили я узнала, что консуммация браков аристократии совершается лет в восемнадцать-девятнадцать именно потому, что девушка крепнет достаточно, чтобы беременность и роды ее не убили с первой попытки. Самой Лили было двадцать три, и она считалась слегка перестарком.

Самое смешное, что я точно не знала, сколько лет мне. 

Итак, три-четыре года возле трона будет вестись брачная война. Интересно, подумала я, есть ли кто-то, кто защищает интересы королевы? Наверняка должен быть, кто-то ведь устроил этот брак. Но он не консуммирован, формально не подтвержден, и если здесь процедура развода такая же, как была в подобные времена у нас, то в таком случае у придворной клаки, и герцогини де Бри в том числе, присутствует фора во времени. Увлечь короля какой-то девицей, и хорошо бы вообще-то не мной, подождать, пока девица родит бастарда, заставить короля бастарда признать, а брак с Софией расторгнуть и, возможно, без участия аналога нашего Рима. Выглядит просто, насколько осуществимо? У нас бастардов на престол мог сажать только, если я ничего не путаю, Петр. 

Если брак расторгнут до консуммации, королева будет считаться в браке не состоявшей? Или не будет? И что с ней станет тогда? Что-то я такое когда-то смотрела… или читала… нет. Не помню. 

Три или четыре года — достаточный срок. Будут ли все эти интриганы спешить или предпочтут делать все не торопясь? Я поморщилась: Людовику-свет-Солнцу наличие кучи любовниц и бастардов не мешало, и королеву он берег. Что с этим королем?