Притворная дама его величества (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 36

Я не ошиблась. Точно так же, как на церковной службе, верующий ты или просто зашел послушать пение и посмотреть на интерьер. Религия это что-то сродни… единению? Уверенности? Если не принимать во внимание воцерковленность, что тогда и почему в церкви люди чувствуют себя защищенными?

Или, подумала я, это Зеленая миля. Что для меня ничего не меняло. Шла я долго, может, минут десять, в паре мест коридоры имели ответвления, но я не сунулась туда — там не горели знаки. А затем коридор просто кончился.

Я стояла перед стеной. Знаки остались позади, последний шагах в двадцати, так что разглядеть здесь я не могла уже ничего. Тьма, уныние, безнадежность, тлен. 

Человек не протянет ноги от голода, но дня три, и обезвоживание сделает свое дело, здесь даже воздуха хватало, но не воды. Дня три, и можно являться за трупом. Но те, кто не додумался до трусов и туалетной бумаги, вряд ли сообразили бы избавиться от продуктов жизнедеятельности жертв. Мысль меня обнадежила.

А если…

Бумагу я так и не смогла раздобыть. А вот старые тряпки и отрезы распихивала по всем возможным местам. Итак, вернуться, порвать эти тряпочки и с их помощью разметить путь в те коридорчики? Может быть, там и есть отхожие места, а может, склепы? Что я рассчитываю там отыскать? Похоронить надежду и смириться?

Смысл, какой во всем этом смысл? Меня проще было вышвырнуть — да хоть в канаву. Или все из-за того, что у меня графский титул? О котором я не то чтобы забывала, а вообще не принимала его в расчет. Но это я, а вообще — кому и когда этот титул мешал? Скорее наоборот, легче было остаться без буйной головушки, если у тебя имелся герб.

Но несмотря на то, к чему я морально себя приговорила, сдаваться так легко я не собиралась. Все мои «туалетные» тряпки я нарвала на длинные полосочки, благо ткань была старая, одноразовая, и кроме как на то, чтобы сгинуть в глубинах местной канализации, ни на что не годилась. Сжимая тряпки в руках, я вернулась к одному коридору… и долго стояла там под горящим знаком, связывая веревку. Метра три. Маловато будет. 

Я и забыла, как материться, а ведь умела крепким словом заставить шевелиться самого ленивого работягу. И теперь, ругаясь непечатно, я развязывала узлы обратно. Придется кидать тряпки так, чтобы видеть их, но как видеть, когда там, в этих коридорах, ничего не горит?.. Там темнота. Такая, что идти можно только наощупь.

Я так и не поняла, было ли это одним из самых глупых решений в моей жизни или шансом на то, чтобы снова попасть в другой мир. И все же инстинкты у человека живы до последнего. Если бы не они, я не щупала бы пол под собой и не прислушивалась бы к редким звукам. Но где-то капала вода, и я сначала услышала, как бесконечно далеко плеснула сорвавшаяся непонятно откуда капля, а затем сердце перестало биться оттого, что нога моя повисла над пропастью.

Я была в миллиметре от гибели. Причем очень мучительной. Пусть там, внизу, есть вода… ах да, кто-то пойдет на этот звук и не дойдет до спасения. Умно, жестоко, но очень умно. Но какой смысл делать эту ловушку?

Не помня себя, я вернулась, даже не подбирая тряпки. Без разницы. Ясно, почему нет ни трупов, ни следов того, что здесь кто-то был. И во втором коридоре, наверное, то же самое. 

Или нет?

Если я пойду туда, что это будет? Выбор? Или пропасть, или выход? Вот восточной культурой я вообще не интересовалась, а ведь была у них там какая-то сказка… 

Я села на пол. Передо мной был ход в коридорчик с пропастью, над головой горел знак, и я считала секунды от падения одной капли — отсюда еле слышной — до другой. Десять. Пятнадцать. Семнадцать. Кап. Пять. Десять. Семнадцать. Кап. Пять, десять…

То ли я задремала, то ли просто была в беспамятстве. Надо вставать и что-то делать, но как же лень. Голова кружится. Какой-то газ? Я пошевелилась, потянулась, заведя руки за спину, и почувствовала, как палец нащупал…

Забыв о том, что у меня затекло все тело, я совершила знатный кульбит и носом уткнулась в щель между стеной и полом. Мне не показалось. Там действительно была щель, и это не пол поднимался или опускался, это стена двигалась. Могла двигаться, да и начнет в любой момент, если это кому-то станет необходимо. Пока мне дали возможность подумать и покаяться?

Вот как загоняли несчастных в коридор смерти. Знать бы: зачем тут я? 

Что я сделала? Такого, что убивать меня понадобилось так тихо? Если мутила свой бизнес — так в назидание казните на площади, чтобы другим неповадно было. Одевала дам в неподобающие трусы? Но тогда тем более нужна публичная казнь, чтобы дамы, вернувшись и отойдя от впечатлений, сожгли в печах дьявольское изобретение и никогда не надевали трусы на свои мадам Сижу впредь. Что-то случайно услышала, сказала, сделала такого, на что я не обратила внимания, а кто-то решил, что я смертельно опасна?

Герцогиня де Бри, вспомнила я. Она привела меня к королю, она точно знала, что я осталась в покоях его величества. Короля, конечно, никто ни в чем не обвинит, но герцогиня будет знать, что я поплатилась ей в назидание.

Ничем иным это все кончиться и не могло.

Ладно, сказала я себе. Те, кто попадает сюда, не знают, что делать, куда бежать. У меня — по чьему-либо недосмотру или по промыслу господню — шанс все-таки был. В одном коридоре смерть, в другом? Если стены начнут сдвигаться, я не брошусь очертя голову туда, где сгину в провале. Возможно, я найду укрытие там, где можно спастись.

Ну или сейчас я там обнаружу труп? Я подумала. Нет, если бы здесь были трупы, вонь стояла бы немилосердная. И что, здесь никто никогда не умирал?

Мрак. Кажется, дуновение воздуха, но нет, это мое собственное дыхание. А потом, не успела я сделать и пары шагов, сто раз перед каждым из них проверяя, нет ли пропасти под ногами, и стараясь не думать, что с потолка на меня падет меч, — потом над головой что-то вспыхнуло так, что я на секунду зажмурилась.

Но снова не умерла. 

Проморгавшись, я уставилась на небольшую молельню. Скамеечка, знакомые знаки, самый яркий из них горит над входом, а на стенах — еле заметные, но все же различимые занятные фрески. Святой — кажется, Себастьян — протягивает ребенка отцу. Святая Анна держит двух младенцев на руках. Святой Мартин наложил руку на колыбель. Опять святая Анна и девочка, молятся. И на заднем плане везде, кроме первой картинки, безутешные родители. 

Прелюбопытно, подумала я. Если это молельня для того, чтобы уйти с миром, при чем тут дети? Не детей же запирали здесь, в конце-то концов? Хотя… про Ричарда Третьего ходили такие слухи. Но так какие слухи только ни ходили, подтверждений, правда, нет ни одного.

И никаких свитков, никакой Книги… Придется строить версии самой, если они мне хоть что-то дадут. Родители детей горюют, но дети не на каждой фреске больны. Что еще общего? Природа. Допустим, это все Клейдария. Колыбель веры. У нас в некоторых религиях изображали Израиль — Палестину, или как она тогда называлась. Здесь религия все же иная и за счет магии легенд и разногласий в ней, наверное, меньше, но есть иносказания. Где они? В чем? Нет, антураж ничего мне не скажет. Деревья. Ручей. Нет, спасибо, мы там уже были. Расщелина… стоп.

Я всмотрелась. Расщелины на каждой фреске, и, несмотря на полумрак, можно разглядеть эмблемку над каждой щелью в скале, такие же эмблемки были по всему коридору. Пробуем рассуждать. 

Везде дети, везде родители или просто взрослые, везде святые — важно: они рядом с детьми, а прочие фигуры словно теряются и размыты. Расщелина эта и знак. Расщелина. Я прикрыла глаза. Предания и Деяния, суд господень, благословение господне — однажды расступилась скала, и появился святой Мартин в семье, где нужна была медицинская помощь ребенку, и так же расступилась скала, и появился святой Себастьян и спас семью от разбойников. Если на фресках изображен Путь святых — так назывались эти проходы в скалах — то он носит ритуальный характер, и даже не суть какой, но молельня определенно неспроста.

Машину для ликвидации неугодных в Пути придумали, конечно же, люди. В Преданиях не было об этом ни слова, святые не истребляли детей господних, а люди всегда проявляли изобретательность, когда требовалось отправить на тот свет ближнего своего.