СССР 2010 Жить стало лучше, жить стало веселее! (СИ) - Широков Алексей - Страница 8

— Сука, — тот не оценил юмора, — у тебя ботинки стальные, что ли?

— Титановый стакан в носке, — не стал отрицать очевидное я. — Как раз для таких, как ты.

— Нечестно!!! — тут же заголосили сибсельмашевские. — Так не договаривались!

— Мы с вами вообще никак не договаривались! — я повысил голос, перекрикивая толпу. — Это вы припёрлись к нам с двумя Разрядниками. Причём один минимум КМС по боксу, а другой — детина, отслуживший в ВДВ. А теперь вспомнили о чести, уроды?! Давай, кто не зассал, выходи в круг! Я ботинки сниму и даже без них надеру задницу любому.

— А ты, сморю, слишком правильный стал, а, Чобот? — было бы удивительно, если бы меня не узнали, в одном районе ведь живём. — Сам-то раньше у Калёного шестерил, толпой всех метелили. А теперь подмусоренным стал, да?

— Что ты сказал, сука?! — у меня упала планка, глаза застила ярость, и я резко повернулся на голос, двинувшись прямо на толпу. — А ну иди сюда, ушлёпок! На кого я шестерил, падаль? Иди сюда, тварь!!!

— Семён, Сёма, стой! — мне в грудь упёрлись маленькие ладошки Ленки, а на плечах повис Роман. — Да успокойся ты.

— Отвалите! — Ерёмина-то я сбросил одним движением, а вот Зосимову побоялся отталкивать, потому что такую мелочь и убить можно ненароком, так что подхватил под мышки и переставил себе за спину. — Чё, сучата, кто там такой смелый базлать на меня был?! Сюда вышел, падаль!!!

— Э, парень, тормози! — передо мной появился заметно прихрамывающий десантник. — Ты чего взбеленился?

— Твои ублюдки на базаром не следят! — ярость кипела в груди, но небольшой заминки хватило, чтобы я взял себя в руки и немного остыл, начав мыслить рационально. — Если ещё хоть одна мразь скажет, что я на Калёного шестерил, клянусь, выверну его мехом внутрь.

— Да ляпнули, не подумав, — «фазан» явно не хотел продолжения конфликта и ловко сменил тему. — А что у тебя за стиль? Ногами бьёшь типа как в тхеквондо, но как-то странно. Никогда такого не видел.

— Это сават, — я решил не обострять. — Французский бокс. Но в нём тоже большой упор на ноги, обутые в крепкие ботинки. Отсюда специфика. А мои ещё дополнительно усилены.

— Это не по понятиям, — набычился было десантник, но я его тут же обломал.

— А я по понятиям не живу, себе их оставь. — Я тяжело уставился в глаза противнику. — Хватит, наелся блатной романтики, что аж блевать тянет. Так что даже не думай мне предъявлять за эту херню. Беспредела за мной нет, у кого есть претензии — готов ответить. Но вот эту муть про понятия мне не лепи. Я по совести живу, что бы там раньше ни было. Понятно?

— Да чего непонятного, — пожал плечами «фазан», — хочешь красную масть тащить — тащи. Твоё право. Чего по нашим-то делам решим?

— Вы от наших отваливаете, — я не собирался миндальничать. — Узнаю, что кто-то деньги трясёт, ноги сломаю. Надеюсь, понимаешь, что я тебя просто калечить не хотел. А захочешь матч-реванш — милости просим. За мной не заржавеет, ещё раз вас напинать.

— Ну-ну, посмотрим, — «фазану» очень хотелось оставить за собой последнее слово, но прозвучало это скорее жалко, учитывая, как он морщился от боли. — Уходим.

— Вот и валите!!! — наши тут же воодушевились, поливая сдувшихся противников насмешками, но, к счастью, за рамки не выходили.

— А ты крут, Чобот, — протянул мне руку пришедший в себя Чернов. — Не ожидал. Думал, что ты так, чисто выпендриваешься.

— Перед кем? — я ухмыльнулся, но руку пожал. — Извини, но становиться школьным авторитетом у меня желания нет. Мои планы куда обширнее. Так что можешь не волноваться за своё место альфа-самца. Только на твоём месте я бы к Сикорской яйца не подкатывал. Оторвёт.

— Да больно надо, — Виталя воспринял совет как обозначение моей территории, а мне было лень объяснять. — Ладно, считай, что я тебе должен. Если что — зови. Впишусь без вопросов.

— Замётано! — я не представлял, чем мне может помочь обычный школьник, но отказываться не стал, мало ли. — Ладно, пошли в школу, а то вон девчонки уже замёрзли.

— Это… — тормознул меня комсорг одиннадцатого «А», — может, вмажем? У нас есть.

— Не, я пас, — не то чтобы мне прям совсем не хотелось выпить, но квасить в подворотне из горла, лишь бы было, — это не про меня. — У меня режим, так что сорян. В смысле, без меня.

— Ну, как хочешь, — было видно, что мой отказ восприняли с облегчением, видимо, самим было мало.

— Держи, — я снял курку и накинул на плечи Зосимовой, которую уже изрядно потряхивало. — А то Машка потом мне всю плешь проест, если заболеешь.

— Сп-спасибо, — замёрзшая девчонка не стала кобениться, а послушно замоталась в тёплую кожу, правда, не забыла пожаловаться: — Тяжёлая.

— Это просто ты мелкая, — ляпнул я, не подумав, но тут же сообразил. — Извини. Как говорится, большие женщины созданы для работы, маленькие — для любви. Так что не комплексуй.

— Значит, ты себе маленькую ищешь? — не пойми с чего вдруг задумчиво поинтересовалась Ленка.

— Конечно, чтобы кружка пива… — хотел уже было спошлить я, но одумался и взял себя в руки. — Я вообще девушку пока не ищу. Так, раз-другой погулять ещё можно, но отношения начинать рановато. Я ещё не нагулялся.

— То есть ведёшь аморальный образ жизни, — припечатал меня Ромка. — Всё с тобой ясно, Чобот. Как был хулиганом, так и остался.

— Ложь и провокация! — я открестился от злостных инсинуаций. — Во-первых, я сразу ничего не обещаю, так что не надо мне тут аморалку шить. А во-вторых, мы живём в свободном советском обществе, и не надо тут свои мещанские ценности устанавливать. Советская женщина — свободная личность и имеет право делать то, что хочет, если это не противоречит уголовному и административному кодексу. Возраст согласия у нас — шестнадцать лет, то есть государство уже даёт добро на любые отношения. Включая самые интимные. Причём, если они перерастут во что-то большее, к этому тоже нет никаких препятствий. Ты, кстати, знаешь, что у нас официально разрешено многожёнство?

— Это как? — опешил Ерёмин. — Брешешь!

— Возьми кодекс и почитай, — я с превосходством уставился на друга. — В нём нет статьи за многожёнство. И ни в одном законе или акте не сказано, что жена должна быть одна. В среднеазиатских республиках это вообще норма. Там, правда, по традиции, не больше четырёх жён брать можно, а по факту, старшая может и в райком партии пожаловаться, если попытаешься её на молодую променять.

— Раньше была, — показала внезапные знания Зосимова. — Её во время войны отменили. Тогда мужиков мало было. Бабушка рассказывала, что, бывало, один вернувшийся с фронта на половине деревни женился.

— А, ну про это я слышал, — сообразил Роман. — А разве потом снова не приняли закон?

— Не, — я наткнулся на этот факт случайно и нехило так офигел, но, заинтересовавшись, попытался раскопать побольше информации. — Решили зайти с другой стороны. Не ограничивать и плодить безотцовщину, а действовать через партию и комсомол. Продвигать значимость одного партнёра и привычной ячейки общества. Так что сейчас, если кто-то захочет жениться на двух девках, с ними сначала будет партком разговаривать. Но в целом если задаться целью, то всё возможно.

— А ты, значит, хочешь гарем завести? — снова подколола меня Ленка. — Кобель ты и есть, кобель.

— Вот не надо на меня напраслину возводить, — я сурово цыкнул на ехидную мелочь. — Знаешь, чем на самом деле карается двоежёнство? Двумя тёщами. А искать сирот мне лень. Да и я уже сказал, пока хочу просто погулять. Рано мне ещё о гаремах думать. Дел невпроворот, спать когда не знаю, а тут ещё гаремы. Не-не, это без меня. Я лучше вон сейчас пойду, на дискотеке с какой старшеклассницей замучу. Чтобы погулять и разбежаться без проблем и обязательств.

— Ну-ну, давай, — расхохотался Ерёмин. — Так они и пойдут с малолеткой гулять.

— А это как приглашать будешь, — я подмигнул мигом стушевавшемуся другу. — Это ты подкабл… однолюб, от Машки ни на шаг не отходишь. А я птица вольная, куда хочу, туда лечу.