Ухожу на задание… - Успенский Владимир Дмитриевич - Страница 28

Между тем Зоя и Зина примеряли полученный приз. Туфли обеим пришлись по ноге. Девушек окружили подруги, разглядывая обнову.

К начальнику политотдела пришли вдвоем. Сержант Агаджанов, не раз бывавший в кабинете подполковника, чувствовал себя здесь уверенно. Получив разрешение, сел в кресло, положив на колени блокнот, приготовился записывать. Но такой надобности не возникло: начальник политотдела принялся обстоятельно расспрашивать сержанта и прапорщика о строителях, о прошедшем соревновании отделочников.

— Вижу, интересно было, — сказал он. — А выводы какие? Идеи, соображения?

— Есть идеи, — солидно произнес Агаджанов. — Планирую беседу с комсомольцами на тему «Трудовой энтузиазм советской молодежи». С примерами из жизни нашей стройки.

— Не выходя из казармы?

— Зачем выходить? Помещение просторное.

— Что же, и это полезно, — согласился подполковник Дербаносов. — Да ведь интересней было бы показать комсомольцам само строительство, там и беседу можно провести.

— Посещение строящихся объектов предусмотрено на следующий месяц. — Агаджанов был невозмутим. — Это предложение товарища прапорщика.

— Хочется пошире развернуть, чтобы со всего отряда комсомольцы там побывали, — уточнил Сысоев.

— И знаете что хорошо бы? — повернулся к нему под-полковник. — Собрать главным образом тех, кто скоро уходит в запас. Многие еще не решили, куда им ехать. Подают заявления с просьбой отправить на всесоюзные комсомольско-молодежные стройки. А у нас у самих тут большое строительство, людей не хватает. Молодежь сюда из других республик и областей едет.

— Я свяжусь с комсомольским штабом стройки, сказал Сысоев.

— И без промедления. Пусть наши старослужащие посмотрят, что создается здесь, узнают, какие профессии нужны,

каковы перспективы, условия. А потом — вечер вместе с молодыми строителями. Это, разумеется, лишь общая схема.

— Спасибо, товарищ подполковник.

— За что?

— Я насчет тех, кто уходит в запас, тоже думал, только четкости не было. А при таком подходе двойная польза: и стройке, и нашим парням.

— Вы ведь тоже заканчиваете службу? — спросил Дербаносов сержанта.

— Через полтора месяца. Еще сорок один день — и будет ровно два года, как призывался.

— Очень домой тянет?

— Очень, товарищ подполковник. Мне уж там и работу подыскали. Сразу в районный комитет ДОСААФ — инструктором. Пока временный человек до меня на должности.

— Значит, определились… А как идет подготовка к стрельбам? — переменил тему Дербаносов.

— Строго по плану, — автоматически ответил сержант.

— А конкретней? Кто у вас слабо стреляет, с кем надо проводить дополнительные тренировки?

— Рядовой Чапкин.

— Кто-нибудь из комсомольцев помогает ему?

— Прикрепим ефрейтора Кондина.

— Кондин у вас загружен, — вставил слово Сысоев.

— А почему бы вам самому не позаниматься с Чапкиным? — спросил сержанта Дербаносов. — Вы же отлично стреляете.

— Слушаюсь, товарищ подполковник!

— Я советую, а уж вы сами решайте… У меня все, можете быть свободны. — Дербаносов протянул Агаджанову руку. Когда сержант скрылся за дверью, начальник политотдела налил воды из графина, заговорил неторопливо, размышляя вслух: — Знаете, Олег Иванович. что происходит с Агаджановым? Он не служит, а дослуживает по инерции, на старом запасе. Мыслями он дома. Понимаете, он уже демобилизовался, хотя еще и не снял погоны. Отсюда и равнодушие, казенщина, бессознательное стремление переложить заботы на чужие плечи. Он, в общем-то, добросовестный человек, старается выполнять все, как положено, только теперь делает без души. Он демобилизовал сам себя, — повторил подполковник. — И подобное случается не очень редко. Особенно с теми, кого ждет дома хорошая семья, невеста, привычная работа. А с другой стороны, в таком преждевременном расслаблении людей бываем повинны мы сами, командиры и политработники. Вот, мол, сержант — опытный воин, нет необходимости уделять ему внимание требовать с него по всей строгости. Зачем, если он дослуживает последние недели? А человек чувствует такое отношение и постепенно перестраивается на домашний лад.

— Как этому противостоять?

— Если бы имелся определенный рецепт на все случаи, легко бы нам жилось, Олег Иванович. Да ведь вся сложность-то в том, что люди разные, к тому же подвергаются влияниям, настроениям. Взрослеют, меняются… Одно только скажу: с первого и до последнего часа службы требования к воину должны быть такими, какие предусмотрены уставами. Без скидок на молодость и без попустительства на опыт. А по нашей, по партийной и комсомольской, линии требования к старослужащим должны быть особенно высоки. Тебя, дескать, учили старшие товарищи, передавали тебе свои знания, свое мастерство, а теперь твоя очередь готовить смену.

— Когда соберу старослужащих на встречу со строителями, поговорим и об этом… Может быть, собрания провести?

— Не обязательно во всех подразделениях, а там, где есть необходимость, — посоветовал Дербаносов. — К сожалению, преддемобилизационное настроение ощущается не только на КПП, по и на заставах.

— Это замечание мне, товарищ подполковник?

— Нет, Олег Иванович, если я вас и упрекаю, то в такой же степени, как и себя. Наше общее упущение. А у вас что же, комсомольская отчетность, взносы, планы — все в полном порядке, и это приятно. После своего предшественника вы изрядно потрудились с бумажным хозяйством, времени потратили много. Но не ослабла ли в эти месяцы ваша связь с людьми, с заставами? Дальше КПП да Луговой заставы вы ведь почти нигде не бываете. Далеко, ехать надо…

— Товарищ подполковник, в этом году я по два раза был на каждой заставе.

— Много ли это, Олег Иванович, ведь год к концу!.. Да и как побывали? Завернули на три-четыре часа — комсомольское хозяйство проверить, на собрании посидеть. А в наряд, в дозор с бойцами ходили? А на стрельбище когда последний раз были?

— Давно… В феврале.

— Так ведь и стрелять разучишься, Олег Иванович?!

— Готов к любому упражнению.

— Ой ли, без тренировки-то? — усомнился Дербаносов. — Да что толковать, попробуйте, а я посмотрю! — весело подзадорил начальник политотдела. И посерьезнев: — без обиды, Олег Иванович, но совет примите: как можно чаще бывайте с рядовыми бойцами, делайте то, что делают

они, помогайте, если умеете. А надо — учитесь, у них без стеснения. Особенно это важно сейчас, когда уходят в запас старослужащие, которые знали вас и которых знали вы. Но на старом авторитете не проживешь. Для молодых солдат вы человек неизвестный…

— Ну вот, — вздохнул Сысоев. — А говорили, нет замечаний.

— Какое же это замечания, Олег Иванович! — улыбнулся Дербаносов. — Это просто дружеские пожелания. На такую формулировку согласны?

— Разрешите принять к сведению и исполнению? — в тон ему, вопросом на вопрос ответил Сысоев.

— Можно и так, — согласился начальник политотдела.

В каюте четыре койки двумя ярусами, глубокие морские, койки с бортиками — из таких не вывалишься при качке. Возле иллюминатора маленький столик. Еще полочка, шкафчик для верхней одежды — вот в вся обстановка. Мало для четверых. И тесновато: полтора квадратных метра на человека. Одно утешение — временное жилье. Но «временное» — понятие растяжимое. Неделя? Месяц? Год?

Когда утром встают все сразу, в каюте не повернешься? А сейчас набилось человек пятнадцать. Даже не верится. Те, кто пришел пораньше, уместились на верхних койках. Им все слышно и все видно. А тем, кто на нижних, видны только ноги и юбки стоящих.

Женя не звала девочек, сами пришли к бригадиру поделиться впечатлениями. И получилось вроде бы производственное собрание. Только без председателя и без регламента. Говорили сразу несколько человек, перебивая друг друга:

— Нет, сервиз хороший вручили, это ты зря…

— Она от зависти.

— Я прямо ахнула, как узнала: почти в два раза быстрее обычного сработали! — не переставала удивляться Света-Светофор.