Оболочка зеро - Иванова Анастасия - Страница 2

– Энни! Я тебя провожу.

Саймон, как обычно, был худ, высок и светловолос. И выразительные серые глаза его, как обычно, при взгляде на неё лучились ровным теплом и дружелюбием. Но не только. Что-то с её Саем творится не то.

– Как здоровье твоей матушки?

– Спасибо, неплохо. – Энн слегка поморщилась: – Отец Маккена сегодня интересно отвечал на вопросы, да?

– Да… – Друг витал где-то далеко и едва не ступил в артефакт, созданный лошадками фермера Росса. Энни решилась на робкий вопрос:

– Тебя что-то тревожит, Сай? В последнее время ты сам не свой.

Сай бросил на неё быстрый взгляд и сперва отмерил дюжину шагов своими длинными ногами, за которыми Энн было иной раз непросто поспевать, а затем негромко спросил:

– Что у тебя за оболочка, Энни?

Энн округлила глаза и постаралась покраснеть, как положено любой приличной девушке, когда ей задают настолько из ряда вон нескромный, прямо-таки интимный вопрос. Интересоваться чужой оболочкой – всё равно что цветом исподнего: другая и другая, не твоё дело. Если только не…

О боже! Неужели?!

– Дикий Запад, – тихонько пробормотала Энн, потупив глазки и старательно изучая носки своих ботинок.

– Серьёзно? – Сай был удивлён: – Я же в нём жил подростком.

– Я знаю, – прошептала Энни совсем уже еле слышно.

Вот сейчас. Сейчас…

Саймон обдумывал следующий вопрос ещё дольше обычного: они успели свернуть с главной улицы, и Энн даже умудрилась как ни в чём не бывало обменяться приветствиями с миссис Макбейн и мисс Бергеман. Ну и наряд! Кокошник-то, кокошник – Господь всеблагой, и откуда она берёт эти расцветки?

– А у тебя никогда не бывает чувства, что ты выбрала неправильно?

Вот. Вот оно! Энн едва не подавилась воздухом, и да простит её отец Маккена:

– Ещё как!

Поворот к её дому они уже миновали и теперь шли по окраине: дома здесь уже не подпирали друг друга, стояли пореже, между ними торчали несчастные усохшие кустики с одним-двумя листочками, вот ведь климат. Сай явно направлялся к их любимому месту у речушки, в летнюю пору скудевшей до вялого ручейка. У Энни почти совсем нет кредитов… Да и Саймон не из богатых, уж ей-то известно. Но может, он что-то откладывал? Ох, вот бы на двоих закачать какой-нибудь тропический остров и поселиться там в тростниковой хижине на белоснежном пляже, но это, конечно, жутко дорого, и…

…И что он теперь-то, ради всего святого, как воды в рот набрал?!

– Но ведь это же не навсегда, – решилась прервать молчание Энн. – Если экономно вести хозяйство, я уверена, можно скопить достаточно кредитов, чтобы…

– Ах, Энни, Энни, – Саймон покачал головой, и в голосе его зазвучала такая снисходительная грусть, что Энн встревожилась. – Ты ведь совсем не видела мира. Две викторианские Англии в детстве и юности, теперь Дикий Запад – что почти одно и то же… Ты не знаешь жизни, как знаю её я.

Ручей был прямо впереди. О чём красноречиво свидетельствовала цепочка овечьих следов, намертво впечатанных в глинистую почву. Следом за Саем, обходя пучки сухостоя, Энн добралась до старой, немыслимо выгнутой ивы с толстым стволом, на котором так удобно помещались двое не слишком упитанных собеседников, и изящно присела. Сай остался стоять, глядя на воду.

– Конечно, ты гораздо опытнее… – начала Энни. Ей до смерти хотелось спросить, в какой оболочке Сай живёт сейчас, но это было бы категорически против всяких приличий. – Ты повидал уже три мира…

– Пять, – перебил Сай и, видя отразившееся на лице Энн изумление, пояснил: – Дикий Запад, который родители выбрали для меня-подростка, не годился совершенно. Пришлось покупать новую оболочку. А буквально месяц назад я скачал ещё одну.

Месяц назад! А ей ничего не сказал?!

– Не злись, Энни. – Саймон вздохнул. – Понимаешь, я должен был кое-что проверить. Если бы ты только могла понять…

Внезапно он отвернулся, подобрал с земли прутик и швырнул в воду. Энн не знала, что и думать. Что-то дело идёт не совсем так, как она ожидала.

– Понять что-о-о? – вопросительно протянула она, когда стало ясно, что продолжать Саймон не собирается.

Друг исторг ещё один вздох, способный насмерть задавить несколько человек.

– Все они одинаковые, Энни. Все эти оболочки… Это всё обман, фальшивка.

– Я не понимаю…

– Нас водят за нос. – Сай резко повернулся и напряжённо уставился на неё: – Мы утопаем в иллюзорных мирах и теряем истинное «я»! Разве не очевидно, что кому-то это выгодно?

– Э-э… – Энн недоумённо приподняла брови. – Что выгодно?

– Отлучить людей от реального мира! – с жаром произнёс Сай. Его прекрасные серые глаза сверкали, на что девичье сердце немедленно откликнулось вполне определённым трепетом. – Принудить нас позабыть настоящее и жить фантазиями!

Волевым усилием совладав с тахикардией, Энн постаралась напрячь извилины – ну, по крайней мере нахмурилась:

– О чём ты, Сай? Про какой реальный мир ты говоришь?

Помешкав, Саймон уселся прямо на землю у ног Энн и, не глядя на неё, ответил негромко:

– Об объективной реальности. О физической.

Энни опешила. Богохульство – но это ещё полбеды. Ещё же и глупость редкостная! А Саймон ведь умница.

– Сай, милый, – она решилась дотронуться до друга и погладить пальчиками грубую сюртучную ткань у него на плече. – Объективная реальность – это ведь когнитивное искажение. А физическая – так и вообще тюрьма для разума, и она давно в прошлом, и слава богу.

Сай вскинул голову:

– В прошлом? А ты знаешь, что есть страны, где инсталляция оболочек запрещена законом? Северная Корея, например?

Энн наморщила носик:

– Разве это не выдумка газетчиков?

– Что?

– Ну эта самая, Корея.

Сай в очередной раз вздохнул так, словно задался целью на выдохе сдуть Энн с лица земли. А потом вдруг вскочил на ноги.

– Я решился, Энни. Как бы ни было трудно, какие бы тяготы ни сулил этот путь – только к нему и влечёт меня сердце.

Иногда Саймона бывало трудновато понять, но основная идея до Энн дошла вполне отчётливо. «Тяготы», вы только подумайте! Нет, конечно, она не подарок – характер строптивый и нос слегка подкачал, – но бывают ведь и похуже. У мисс Бергеман, вон, шнобель вообще пол-лица закрывает. И талии нет.

Внезапно Саймон обеими руками взял её ладонь, и Энн почувствовала, как против своей воли расплывается в глуповато-счастливой улыбке.

– Сейчас я не могу сказать тебе всего. Возможно, ты поймёшь позже – а поняв, последуешь за мной по проложенному мной пути. Просто знай: я готов ко всему, готов перевернуть всю свою жизнь, и я это сделаю – или…

Поскольку глаза Энн уже были закрыты, она просто подалась вперёд и подняла лицо – и пусть то, что должно, случится. Случилось только одно: её руку выпустили.

– Я должен идти.

Обиженно распахнув глаза, Энн вскочила со ствола и уставилась в спину Сая. Даже не оборачивается! Она поспешно выкрикнула:

– Или что, Сай?!

– Или погибну! – откликнулся друг, и вскоре его фигура исчезла за корявыми палками саксаула.

В полном недоумении Энн шлёпнулась обратно на ствол. А потом в очередной раз доказала сама себе, что не очень-то подходит своему миру, громко заявив вслух:

– Вот же ж хрень!

А на следующий день Сай исчез.

В угрюмой задумчивости Энни брела домой. Солнце поднялось в самый зенит и оттуда интенсивно пекло ей макушку. От парникового эффекта под чепцом волосы наверняка вымахают на целый фут и заплодоносят помидорами.

Думы у Энн были напряжённые. Есть лишь одна достойная причина для того, чтобы спрашивать у порядочной девушки, в какой она живёт оболочке. Взрослые оболочку меняют только ради вступления в законный брак, чтоб не мыкаться врозь с супругом, каждый в своём мире. Ну или ради детей. Ну или законченные чудаки. А она уже взрослая, аж семнадцать с хвостиком, и вовсе не чудачка.