Анди. Сердце пустыни (СИ) - Боброва Екатерина Александровна - Страница 1

Артьера — острая трава, из которой приготавливается приправа. Считается самой жгучей на юге.

Агир — уважительное обращение к высокородному

Аргос — родина наших героев. Расположена к северу от Бальяры.

Астайс — редкое вещество, обладает целительским свойством, в больших дозах вызывает наркотические видения. Особо ценится жрецами.

Дерх — смесь собаки, льва, дракона… Магическое существо, способное находить путь на сумрачных тропах.

Мидуах — небольшая деревянная трубка с чубуком, который вмещает две-три затяжки табака.

Самум — ветер с пустыни, как правило несет с собой пылевые бури.

Фильганцы — один из народов Бальяры. Их любят нанимать в наемники за физическую силу.

Троглодка, троглод — название еще одного народа Бальяры. Дословный перевод «пещерные жители».

Хайда — столица Бальяры.

Высокий диван — что-то вроде высшего суда, а также любые собрания советников и министров.

Салгас — правитель Бальяры.

Сарай — название гостиниц в Хайде.

— Стоять! — оклик надсмотрщика полоснул по спине, и Анди втянула голову в плечи. Замерла, ожидая удара и одновременно переводя дух, ведь остановка — это крошечный отдых и отсрочка смерти.

Нагревшийся за день город напоминал печь. Воздух маревом дрожал над камнями, ароматы близко находившегося базара заставляли сглатывать голодную слюну. Но даже они не перебивали вонь, идущую от немытых и больных тел. Горожане морщились, прижимали платки к лицу, торопливо переходя на другую сторону.

Анди запретила себе думать о мытье, а к вони… привыкаешь. Грубая рубашка, принесенная жрецом, успела намокнуть от пота — идти надо было через весь город, под кандалами саднила содранная кожа, босые ноги давно превратились в сплошную рану. И совсем не верилось в то, что жрецы дадут возлюбленным детям перед смертью поесть. Но помечтать об этом… Желудок возмущенно заворчал. Его следовало кормить не мечтами.

Сосед слева дернул рукой, потянул за цепь, выдохнул тяжело, зашелся кашлем, сгибаясь пополам. Сплюнул на мостовую кровавый сгусток.

Не жилец, — равнодушно подумала Анди. Впрочем, как и все те, кого сегодня вели к храму богини Калхары. Вели скованными в колонне, по три в ряд, и по мостовой, с лязгом шкрябая за камни, волочилась ножная цепь. И чтобы уж точно никто не сбежал, более тонкая цепь сковывала рабов попарно с соседями.

Центральная улица Хайды, отделанная с размахом дедом нынешнего салгаса, позволяла свободно разминуться колонне рабов с паланкинами богачей, повозками торговцев, конными всадниками, ну а простые горожане и слуги приучено жались к стенам домов, уступая дорогу. Дуракам, оказавшимся на пути жрецов, могло прилететь плеткой по спине, а отдельные «счастливчики» пополняли собой ряды детей богини.

Колонна продолжала стоять, и было непонятно, что вызвало остановку. Солнце уже клонилось к закату, тени начинали ползти по мостовой, и Анди подумала, что если чуть сдвинуться в сторону, можно ухватить кусочек тени.

Внезапно спины впереди заволновались, зашевелились. Послышались удивленные, а потом рассерженные крики. Анди уже поняла, что до тени ей не дотянуться и разочарованно смотрела себе под ноги. Она столько всего насмотрелась за эти дни, что удивить ее не могли даже…

Спины дернулись, раздвинулись, и между ними показалась лохматая башка цвета жгучего перца с длинным носом и вытянутой пастью. От жары красный язык свешивался на бок. Под мохнатыми бровями прятались черные, блестящие глаза. Мягкие усы цвета меда двумя прядями стекали на шею.

Анди замерла, во все глаза глядя на неожиданного гостя. А тот оглядел ее с ног до головы, сморщил нос, точно остался чем-то недовольным, но тут же весело оскалился, продемонстрировав внушительный ряд белоснежных зубов. Вынырнул полностью из-за спин, проскользнул между девушкой и соседом и замер, усевшись рядом.

Анди застыла — от прижавшегося к ноге тела шло приятное тепло. Осторожно оглядела. Зверюга была не слишком крупной — по бедро, с шикарной гривой, отчего голова казалась непропорционально большой по сравнению с тощим, вытянутым телом, покрытого короткой шерстью. Да и лапы для такого тела были явно коротковаты. Но все окупал окрас… Жгучий красный перец с вкраплениями меда.

Зверюга подняла башку, поймала взгляд девушки и… тут Анди могла поклясться, что тварь подмигнула, а в глазах промелькнула загадочная хитринка, мол, нравлюсь, да?

Рука сама потянулась к гриве, но сосед дернул цепь, испуганно зашипел:

— С ума сошла. Это же дерх. Тронешь — умрешь, — и с привычным презрением: — Троглодка!

Закашлялся, сплевывая кровь.

Анди же подумала, что на закате все равно умрет, так какая разница в паре часов? А потрогать хотелось нестерпимо. Даже больше, чем есть.

Но тут спины раздвинулись снова, и гостей стало больше. Левый был цвета лазурного неба, какое бывает перед закатом, а правый — черен как глубокая ночь, только усы цвета серебра двумя проблесками выделялись на морде. А еще у дерхов были хвосты. Длинные с кисточками на конце. И у черного там снова мелькнуло серебро.

— Сумрачная богиня, — потрясенно вымолвил сосед слева. Правый, похоже, впал в горячечное забытье и слабо понимал, где находится и что с ним. Стоял, покачиваясь, как пьяный, и Анди со страхом ждала, что мужчина вот-вот упадет. Хорошо, если замертво. А если нет? Надсмотрщики могли помочь уйти за грань, забив плетками, чтобы не тащить полумертвого до храма. Пусть они все здесь были полутрупами, но откровенную падаль подсовывать богине жрецы опасались — женщина все-таки. И потому их всех сегодня окатили водой, выдали чистые, по колено рубахи. Правда через пару часов унылого марша по городу вонь вернулась, а рубашки уже не были такими чистыми — несколько раз упавшие роняли товарищей в пыль мостовой, но жрецов это мало волновало. Им тоже было жарко и хотелось поскорее нырнуть в прохладу храма, а тут очередная задержка.

— Ах ты!

Лицо жреца было багровым от злости, за спиной низкорослого, одетого в белую рясу служителя культа, маячили не менее злые надсмотрщики. В отличие от жреца они были одеты лишь в широкие штаны, и черные, смазанные маслом тела красиво блестели на солнце. В случае драки масло помогало выскальзывать из захвата противника, а бои на кулаках фильганцы почитали даже больше, чем милость богини.

Анди напряженно сглотнула, замерев при виде плеток. У некоторых на концах были приделаны металлические пластины, оставлявшие глубокие раны на коже.

Спина заныла, вспоминая боль от ударов. Цепь натянулась. Соседи тоже помнили и теперь сдвинулись, оставляя Анди одну, в окружении тесно прижавшихся дерхов.

— Троглодка! — выплюнул жрец. Сбросил капюшон, подставляя солнцу гладко выбритую голову. Надсмотрщики неодобрительно нахмурились, сдвинулись ближе. — Чем их приманила, ведьма?

Шагнул, протягивая руку, чтобы выдернуть девушку из окружения дерхов, но черный предупреждающе оскалился, остальные поддержали низким, вымораживающим рычанием. Один из фильганцев что-то тихо сказал жрецу. Лицо того перекосила гневная гримаса, но руку он убрал. И даже за спину спрятал.

Потребовал:

— Прогони их, девка. Живо. Пока на тебя не обрушился гнев богини.

До богини еще дожить надо, — здраво рассудила Анди. Да и зачем ее жизнь сумрачной, если той нужна смерть? Еще, желательно, не одна.

Помотала головой. Жрец разъяренно зашипел. Поднял руку, посмотрел вниз, передумал, опустил.

— Да падет на тебя проклятие сумрачной, отступившая! — завопил, разбрызгивая слюну и мгновенно впадая в религиозный экстаз. Анди видела уже такое на рынке, где ее продавали. Жрец тогда остановился перед красивой высокой женщиной, что-то потребовал, та испуганно отказалась, и тогда он завыл, затрясся, выбрасывая руки в стороны и выплевывая проклятия. Побелевшую от страха женщину увела стража. Что с ней было дальше, Анди так и не узнала. Ее как раз купил жирный старик с длинной тощей бороденкой, масляными глазенками и дурным запахом изо рта. Как он орал, когда она его укусила! И сразу передумал покупать. Потом, правда, ее избили и не раз, пока она не оказалась в рядах детей богини… Но лучше смерть, чем тот жирнюк, что сразу полез щупать ее грудь.