День космонавтики (СИ) - Батыршин Борис - Страница 27

Казахская ССР,

Г. Ленинск.

16 апреля 1975 года.

— Давно скучаешь, студент?

А? Что? — Димка подскочил в кресле, где он устроился примерно полчаса назад, и не заметил, как задремал. — Ой, это вы, Геннадий Борисыч! А я тут немного…

— Ничего, ничего… — инженер добродушно улыбался. — После трудного дня не грех и на массу придавить. Небось, укатали вас сегодня на стартовом комплексе?

Да нет, ничего… — молодой человек замотал головой. — Просто в автобусе немного укачало, а потом ещё пообедал — вот и разморило…

— Да, брат, порции тут такие, что не всякий грузчик одолеет. — согласился Димкин собеседник. А насчёт автобуса — это у тебя часто? В смысле — укачивает?

Да нет, что вы! Просто я в конце сидел, а там какие-то тряпки были под сиденьем, от них бензином жутко воняло. Я-то ещё что, а девчонок стошнило, пришлось прямо в степи останавливаться…

В группу практикантов кроме Димки и ещё двоих ребят-криогенщиков входило ещё десятка полтора студентов — в том числе и девушки, по большей части, с факультета автоматики и вычислительной техники. Они работали в большом вычислительном центре, расположенном в городе, и не успели притерпеться к ежедневным поездкам на тряском ПАЗике.

— Ну, хорошо, если так, а то моим знакомым ты нужен здоровый и с безупречным вестибулярным аппаратом. — кивнул Геннадий Борисович. — Впрочем, всё равно проверять будут, и не один раз… Давай-ка сейчас выпьем кофейку, а то меня тоже в машине разморило. Минут пятнадцать у меня есть, как раз поспеем…

И он быстрым шагом направился в угол холла, где рядом с трёхногими круглыми столиками стояли в ряд узкие, со стеклянными дверцами торговые автоматы. В точности, как в кафетерии на втором этаже родного ВУЗа, подумал Димка, и тоже, наверное, продают картонные стаканчики с кофе и яблочным соком, бутерброды и сочники с творогом. Он встал и заторопился за инженером, гадая, кому это он мог понадобиться, да ещё и с исправно функционирующим вестибулярным аппаратом?

Знакомые Геннадия Борисовича, как выяснилось, проживали в номере ведомственной гостиницы с оригинальным названием «Звёздная». Располагалась гостиница в половине квартала от здания библиотеки; неулыбчивый вахтёр в тёмно-синем кителе и военной фуражке без звёздочки кивнул инженеру, как старому знакомому и долго изучал Димкин студбилет и квиток временного сотрудника — такие выписали каждому из практикантов по прибытии на «режимный объект», каковым, безусловно, являлся и космодром, и сам город Ленинск. Многократное сличение фотографий на документах и оригинала (слегка встрёпанного после стремительного, чуть ли не бегом подъёма на четвёртый этаж, поскольку ни один из двух гостиничных лифтов не работал), удовлетворённо кивнул и, сделав пометку в книге регистрации посетителей, вернул корочки законному владельцу. Димку несколько удивило, что вахтёр сидит в холле, четвёртого этажа, хотя у входа в гостиную у них уже просили предъявить документы, и сделали это ничуть не менее въедливо. Может быть, подумал он, здешние постояльцы относятся к какой-то сверхважной категории по каким-то и их покой, соответственно, берегут особо старательно?

— Здесь, в гостинице, сейчас располагается кадровая служба нового проекта. — объяснил Геннадий Борисович, словно уловив Димкины мысли. — Строители, видишь ли, затянули со сдачей основного здания — это недалеко, в трёх кварталах отсюда, — вот и пришлось распихать часть служб по всему городу. Бардак, конечно, неимоверный, а что делать? Сейчас в городе площадей не хватает катастрофически, а будет ещё хуже — с полноценным запуском программы «космический батут» число работающих на космодроме утроится, как минимум, да и в городе населения прибавится...

Он остановился перед дверью с латунными выпуклыми цифрами «412» и трижды постучал костяшками пальцев. Дверь распахнулась, и на пороге возник мужчина — в тренировочном костюме и домашних тапочках, что мало вязалось с заявлением Геннадия Борисовича насчёт «кадровой службы».

— Принимайте рекрута, господа вербовщики! — жизнерадостно заявил инженер. — Нацедить ему кувшин рейнского, заплатить десять талеров, выдать мушкет с багинетом, обрядить в парик и форменный камзол — и марш-марш под барабан и флейту, на покорение межпланетных просторов!

Обитатель номера, открывший им дверь, представился, как Евгений Петрович. Имени-отчества второго Димка не знал, остальные обращались к нему просто «Товарищ Андреев». В ответ тот за всё время, пока они находились в номере, сказал не больше трёх слов, из чего молодой человек сделал вывод, что «товарища Андреев» служит в КГБ.

Именно так — «Проект», с заглавной буквы, без названия или какого-то цифрового или буквенного кодового обозначения. Именно это слово значилось на бумаге, которую «товарищ Андреев» дал подписать сразу, как только они вошли в четыреста двенадцатый номер. Вообще-то, это оказалась самая обычная форма о неразглашении, Димка уже подписал целую пачку похожих, оформляя практику на Байконуре. После того, как на бланке появился желанный росчерк, (молодой человек был настолько встрёпан, что лишь с опозданием сообразил, что толком не почёл содержимое) его усадили в кресло, налили в высокий стеклянный стакан минералки из бутылки, извлечённой из новенького холодильника с неразборчивой, но явно «фирменной, украшенной латинскими буквами, нашлёпкой — и с этого момента разговор пошёл по существу. К его удивлению Геннадий Борисович в разговоре участия практически не принимал — только расслабленно кивал в ответ на обращённые к нему реплики, лениво листал номер «Огонька» да разок попросил у «товарища Андреева» закурить. Услыхав это, Евгений Петрович прервал реплику, обращённую к Димке, неодобрительно покачал головой и сказал: «сколько раз говорил тебе, Гена, пора бросать! Дождёшься, что и тебя следующая медкомиссия завернёт из-за каких-нибудь шумов в лёгких, как Чугуева!» В ответ инженер легкомысленно махнул рукой, пробормотал что-то вроде «какие мои годы», но пачку сигарет, как заметил Димка, открывать так и не стал, положил возле себя на журнальный столик. Ему стало ещё интереснее: что за инженерная работа такая, на которой требуется проходить регулярные медосмотры и избавляться от вредных привычек?

Впрочем, долго гадать не пришлось.

— Насколько я понимаю, юноша, вы собираетесь связать свою дальнейшую карьеру с космосом? — спросил Евгений Петрович. — Что ж, считайте, что вам повезло: присоединившись к Проекту вы получите такую возможность. Ваш… э-э-э… наставник (тут он кивнул на Геннадия Борисовича, удобно устроившегося в кресле и потягивавшего из запотевшего стакана «Боржом») рекомендует вас, как способного молодого человека, подходящего под наши — не скрою, довольно взыскательные — требования.

Это вальяжное «э-э-э…» немедленно напомнило Димке всё тех же стажёров — да и вообще, происходящее в ним в течение последних суток было словно списано со страниц соответствующей главы этой повести братьев Стругацких. Хотя — Евгений Петрович внешне, да и манерами совершенно не походил на Юрковского, да и Быкова напоминал мало — невысокий, подвижный, весь словно собранный из пружинок, он не уселся в кресло напротив собеседника, а принялся расхаживать по комнате. Разговаривая, он то и дело помогал себе разнообразными жестами — в общем, вёл себя, по мнению Димки, недостаточно солидно. И, похоже, его спутник разделял это мнение — вон как иронически косится из-за страниц «Огонька»…

— Ну-ну, Женя, полегче… — сказал он, отложив журнал в сторону. — Какие такие у нас требования? Специалист он неплохой… будет, если продолжит в том же духе. Во всяком случае, на кафедре парня хвалят, я наводил справки у Юры Крохина, помнишь такого? Он у него руководитель диплома, я ему звонил отсюда в Москву, расспрашивал о практикантах…

Крохин-то? — оживился Евгений Петрович. — Он всё на кафедре? Зазывал я его к нам, не соглашается…