Во все Имперские ТОМ 12. Финал (СИ) - Беренцев Альберт - Страница 6

— Наверное есть, — предположил Пушкин, — А жаль... Я просто было подумал, что я последний АРИСТО в мире. Я прятался в подвале, когда с Солнцем что-то случилось...

— Мой брат на время погасил Солнце и изгнал Либератора, — пояснила Таня, — А мы в этот момент вообще были на подводной лодке. Так что у нас магия тоже на месте. А теперь, Пушкин, отдай мне Рюрика.

Девушка подошла ближе и решительно протянула руки.

Державшая Рюрика стражница растерялась, не зная, кого слушаться.

Но Пушкин кивнул, хотя его и мучили нехорошие предчувствия:

— Отдай ей. Мальчику нужен целитель. Срочно.

Таня осторожно взяла ребёнка у стражницы, а потом разрыдалась от ужаса, увидев в каком состоянии мальчик...

***

2 мая 2025 года

Священная Империя, Павловск

11:48

— Ну и где его черти носят, м? — Таня остановилась возле отделанных золотом дубовых дверей Императорских покоев.

— Его Величество ленится, — хихикнула одна из стражниц, молодая рыжая девка.

— Очень хорошо, просто замечательно! — вспылила Таня, — Проблема ровно одна. Я не могу сказать эфиопской делегации, что Его Величеству Александру Рюриковичу лень выходить из покоев, показывать эфиопам парк и обсуждать нашу совместную космическую программу. Ублюдок совсем головушкой тронулся!

Стражницы в ответ на это только заржали, теперь уже все сразу.

Их совершенно не смутило, что Таня открыто оскорбляет Императора, и даже войти в покои Александра Рюриковича без приглашения Тане никто не помешал.

Наоборот — Лейб-стражницы сами раскрыли двери перед Таней...

Но оно было и неудивительно. Старые стражницы Павла Вечного почти все погибли три года назад, а выжившие навсегда потеряли магию. А тех пару стражниц, кто выжил и сохранил свой дар, Таня просто отправила на почетную пенсию.

Так что новое поколение Лейб-Стражниц было набрано лично Таней и подчинялось только ей — канцлеру Империи Татьяне Пушкиной, а никак не придурку на троне. И эти новые стражницы не столько сторожили Государя от врагов, сколько заставляли Его Величество исполнять свои царские обязанности...

В отделанных мрамором Императорских покоях было сильно накурено. Так что Таня прежде всего прошла к большому зеркалу, где Государь обычно прятал свои сигареты, решительно извлекла из-за зеркала пачку «First Mate Bones», а потом вышвырнула её в окно.

После этого Таня Пушкина скрестила руки на груди и свирепо оглядела собравшихся в покоях Государя магов.

Её муж Пушкин, занимавший должность министра финансов, скукожился под взглядом своей суровой жены, даже потупил глазки...

У красавицы Императрицы Луизы вид был, как и всегда, отсутствующе-благородным. Императрица Священной Империи России и Франции принадлежала к Бонапартам по рождению и выглядела, как настоящая фотомодель. Синие глаза, длинная блондинистая коса, идеальная талия, ноги от ушей, большая грудь... Вот только умом Бог Государыню не одарил.

На руках у Луизы возлежало пухлое дитё, унаследовавшее благородный вид своей матери.

Еще тут же торчал Дормидонт Рукоблудов, тот самый, который когда-то был холопом Дрочилой, а теперь — личным адъютантом Его Величества.

При появлении Тани барон Рукоблудов вытянулся по стойке смирно, как на параде.

Еще возле Императорской постели стоял Исцеляевский, личный лекарь Его Величества, этот тут же мрачно доложил:

— Император не болен, госпожа канцлер. Он здоров, как бык. Но идти никуда не хочет.

Сам Император, Танин брат, сидел на кровати полуодетый. На Его Величестве были майка, брюки и сапоги. Дальше одеться он не осилил. Мундир, ремень, плащ и темные очки так и валялись на постели, и единственная перчатка Императора лежала там же...

Таня решительно подошла к брату и уселась рядом с ним на кровать.

— Петя, надо идти, — потребовала Таня.

— Не хочу, — буркнул Государь.

— Петя, я тебе сколько раз говорила не курить! От тебя несет табачищем, как от сапожника...

— Петр Первый, например, курил, — обиделся Петя, — И был при этом Императором.

— Господи! — Таня закатила глаза, — Петя, послушай, ты не Пётр Первый... Ты Александр Рюрикович! Вот в чем дело! А Саша не курил! Ты ломаешь своими ароматами табака всю нашу легенду. Ты сам шатаешь корону на своей голове!

— Ну да, шатаю... — обиженно протянул Петя, — Легенды, короны... А зачем мне все это, м? Меня вы спросили? Это не моя жизнь.

Таня уставилась на брата, потом медленно перевела взгляд на Исцеляевского:

— Он опять пил?

— Ни в коем случае, госпожа, — Исцеляевский тут же отвесил поклон, — Его Величество не пьет уже месяц. Ни капли. И ничего не употребляет. Я бы заметил, если бы он...

— Да ты даже пачку сигарет за зеркалом заметить не смог, тупой ты баран, — пробурчала Таня, потом обратилась к Рукоблудову, — Ты тоже хорош. Почему Его Величество до сих пор не одет?

— Так он не хочет, госпожа канцлер, — Рукоблудов растерянно завертел головой, как будто от этого движения одежда должна была сама запрыгнуть на тело Императора.

Таня метала свой взгляд по комнате, как Зевс метает громы и молнии, собравшиеся здесь мужики явно струхнули. Впрочем, канцлера Пушкину все боялись. Её власть в Империи была почти абсолютной, решающее слово во всех вопросах было именно за ней.

Разве что Императрица Луиза Таню недолюбливала, и при её появлении неизменно надувала губки, становясь при этом надменным выражением личика похожей на древнеримскую статую.

— Что с моим братом? — продолжила Таня пытать Исцеляевского.

— Я уже два раза сказал, — обреченно сообщил Исцеляевский, — Он здоров. Он не пьян. Не под наркотой. Я лично полагаю, что у Его Величества депрессия. И экзистенциальный кризис. А я такое лечить не умею. Ему нужен психиатр. А то и священник.

— Хех, в прежние времена тебе бы вырвали язык за такие слова о Государе, — хохотнул Пушкин, — Подумать только, посылает в дурку самого Императора...

— Ты вообще заткнись, муж, — бросила Таня Пушкину, — Говорить будешь, когда я дозволю. Но раз уж ты решил открыть рот — то два вопроса к тебе. Во-первых, где триста миллиардов рублей?

— Триста миллиардов чего... — Пушкин побледнел.

Таня явно попала в точку своим вопросом.

— Триста миллиардов рублей, которые были выделены на реконструкцию Парижа после войны с Либератором, — безжалостно произнесла Таня, — Где они? В Париже денег не получили. А шли деньги по твоему ведомству.

— Так бюрократия... — Пушкин, казалось, был близок к тому, чтобы пасть на колени.

— Хуекратия, — перебила Таня, — Откуда у твоей любовницы новое алмазное колье? Имперская служба защиты Конституции все видит, муж. Не думай, что ты можешь спрятаться от неё или от меня!

— Колье Варваре Жаросветовой подарил вовсе не я...

— Я не про Варвару Жаросветову, — перебила Таня, в бешенстве вскакивая на ноги, — Я про другую твою любовницу — про ту негритяночку... В тебе взыграли африканские гены, муж? Потянуло к своему родному?

Пушкин растерянно осматривал помещение, как будто искал поддержки, но поддержки здесь получить было не от кого. Тут были только люди Тани, да еще Петя, который был в депрессии и на всех плевал.

А Петина жена Луиза так вообще тонко улыбалась, явно наслаждаясь сценой...

— Второй вопрос — ты вообще в курсе, что у нашей дочки жар? — поинтересовалась Таня, — С утра!

— Да, конечно, — Пушкин явно был рад смене темы, — Но с ней же целители, а еще у нас аж шестеро нянек...

— У нас было шестеро нянек, Пушкин, — елейным голоском доложила Таня, — Было. Но с завтрашнего дня я их всех увольняю. А ты, муж — под домашним арестом. На неделю. Будешь сидеть с нашей Василисой. А дальше посмотрим.

— А как же...

— Твои министерские обязанности пока будет исполнять Меченосцев. А ты посиди дома, подумай о своем поведении. Может наконец запомнишь, как зовут нашу дочку, кстати. Ну и да. Любовницы тебе отныне запрещаются. И русские магички, и негритянки, и даже китаянки... Я даю тебе слово магократа, муж — следующей твоей любовнице я просто отрублю голову. А тебе — твоё достоинство. И суну твоё отрубленное достоинство в пасть отрубленной головы твоей шлюхи! Ты совсем распоясался, Пушкин. Ты нуждаешься в воспитании.