Черный город (СИ) - Бачурова Мила - Страница 30

Поприветствовав нас, сказал:

— Всеволод Аркадьевич, к сожалению, неважно себя чувствует. Он попросил меня заменить его сегодня. Запишите тему урока, господа.

Юсупов подошёл к доске и вывел на ней безукоризненным почерком:

«Голѣмъ.

Основные функцiи. Созданiя, настройка».

По аудитории прокатился возбужденный шёпот. Да уж, интересная тема. Особенно для меня.

Юсупов уселся в преподавательское кресло и начал лекцию.

— Само понятие «голем», полагаю, известно каждому из вас, господа. Даже тем курсантам, которые временами жалуются на расстройство памяти, — с этими словами он уставился на меня.

К придиркам Юсупова я привык ещё по урокам военного дела. Ни одно занятие не проходило без того, чтобы этот негодяй не пытался меня поддеть. Получалось плохо, всё-таки в военном деле я разбирался не хуже него самого, и придирки заканчивались тем, что от моих ответов Юсупов багровел от ярости. Не раз и не два он грозил мне штрафными баллами и жалобами в ректорат, однако на мою сторону немедленно вставали Анатоль и Андрей. Оба они, как и собирались, посещали занятия по военному делу вместе со мной.

Когда Юсупов начинал шипеть и плеваться ядом, Андрей невозмутимо поднимался и зачитывал наизусть параграфы из свода академических правил, касающиеся штрафов. После чего спрашивал, какое именно из этих правил я нарушил. А Анатоль беспечно ронял, ни к кому не обращаясь, что на занятиях по военному делу не худо бы изучать военное дело — а не тратить драгоценные академические часы на обсуждение вещей, не имеющих отношения к этому, безусловно, важному и полезному предмету. Багровому Юсупову не оставалось ничего, кроме как возмущенно фыркать.

— Если вы имеете в виду меня, — уже привычно выдержав взгляд Юсупова, сказал я, — то не могу сказать, когда в последний раз я жаловался на потерю памяти. Вывод: проблемы с памятью не у меня.

В классе захихикали.

Побагровевший Юсупов отвернулся к доске. Проскрипел:

— Итак! Големы. Все вы, безусловно, не раз наблюдали работу этих магических созданий. Кто может привести пример?

Руки подняли почти все. Но вызвал Юсупов, разумеется, Кристину.

— Прошу, госпожа Алмазова.

— Более всего големы используются на складских работах, — поднявшись с места, принялась перечислять Кристина.

Выглядела она, кстати, отлично. Бодрая, свежая — цвела, как майская роза. Только вот на меня старалась не смотреть.

— А также на вокзалах и в портах, при погрузке и разгрузке транспортных контейнеров. На сортировочных работах. В строительстве. Иногда големы выполняют простейшие операции на производстве...

— А хороша, всё-таки, — задумчиво разглядывая стройные ноги и длинные чёрные волосы Кристины, проговорил Анатоль.

Сегодня он сидел рядом со мной.

Академию отличала довольно оригинальная система рассадки курсантов. Аудитории здесь были полукруглыми, парты стояли в три ряда, по периметру дуги. Посредине хорды находилась преподавательская кафедра и висела на стене доска — которая при необходимости, повинуясь жесту преподавателя, могла превращаться в экран.

На первом ряду сидели самые успешные ученики. А чем слабее успеваемость, тем удаленнее от кафедры было место курсанта. После каждого занятия преподаватель подводил итоги, и в следующий раз, войдя в аудиторию, мы видели на партах таблички со своими именами.

Интересная система. В моём мире, наоборот, на первые парты сажали отстающих — чтобы те находились на глазах у учителя. Здесь же за право сидеть возле кафедры приходилось бороться. Если рассуждать логически, разумный подход. Преподаватель будет тратить свои основные силы на тех курсантов, которым более всего интересен его предмет.

В каждой аудитории была ещё так называемая чёрная парта, стоящая особняком. Согласно академическим правилам, если курсант вёл себя на уроке «недопустимо», преподаватель мог посадить его за эту парту отдельно от всех. Такое наказание в академии считалось неслыханным позором. Я чаще всего сидел на первом ряду. Но на прошлом занятии по магическому искусству, когда мы изучали работу с электричеством, не рассчитал силы. Вместо того чтобы зажечь единственный светильник — наглядное пособие, стоящее передо мной на парте, — я зажёг люстры во всех аудиториях этажа. А заодно включил светильники в коридоре, в уборных и на лестнице. Белозеров назвал это неразумной тратой сил, посоветовал мне уделять больше времени работе с энергетическими каналами и снизил баллы. Поэтому на сегодняшнем занятии мне пришлось перебраться на второй ряд.

Анатоль такому соседству чрезвычайно обрадовался: сам он вылезал со второго ряда нечасто. Как правило, не из-за отсутствия знаний, а в связи с нарушениями дисциплины. Среди которых на первом месте было разглядывание симпатичных сокурсниц.

— Алмазова? — бросив взгляд на Кристину, спросил я. — Ну, так. Ничего.

Анатоль фыркнул.

— Знаешь, Костя, после падения с моста ты стал на удивление невосприимчив! Ещё летом, если бы на тебя положила глаз такая красотка...

— Алмазова? На меня? — удивился я.

— Нет, — усмехнулся Анатоль. — На меня.

— Ты допускаешь слишком много ошибок в словах «с удовольствием убила бы», — буркнул я.

— А ты, друг мой, совсем не знаешь женщин, — парировал Анатоль. — От ненависти до любви — как известно, один шаг. Алмазова по тебе с ума сходит — вот и бесится, что не обращаешь на неё внимания.

— Ерунда, — отрезал я. — Бесится она потому, что не может простить мне победу в Игре — во-первых. И мой восьмой магический уровень — во-вторых.

«А ещё эта красотка таскала в кармане передатчик, который взорвался прямо в руках у моего деда. Ну и, вероятно, наш разговор сегодняшней ночью симпатий ко мне не прибавил. Но об этом тебе, друг мой, знать не обязательно».

— Превосходно, госпожа Алмазова, — кивнул между тем Юсупов. — Право, к такому полному, развёрнутому ответу даже добавить нечего. Рекомендую всем брать пример, господа! А сейчас, перед тем, как начитывать вам теоретический материал, я покажу небольшой фокус.

И в руке Юсупова неведомо откуда появился небольшой диск толщиной едва ли сантиметр.

— Это серпантин, господа, — сказал Юсупов. — Обыкновенный бумажный серпантин.

— Серпантин? — вполголоса переспросил у Анатоля я.

В моём мире этим словом называли извилистую горную дорогу. Других определений я не знал.

— Ну да, — удивился Анатоль. — Рулончик бумажной ленты. Эти ленты бывают разных цветов. Их разбрасывают во время балов, маскарадов. Ленты вьются, переплетаются между собой — получается красиво и нарядно. Неужели ты не помнишь?

Помню, конечно. Как не помнить. Тридцать шесть лет только по балам и шастал...

— Теперь вспомнил, — кивнул я. — Спасибо.

Анатоль озадаченно покачал головой.

А узкая лента серпантина, которую Юсупов держал на вытянутой ладони, между тем сама собой начала разматываться. Оказалось, что с одной стороны ленты жёлтая, с другой — розовая. Над ладонью Юсупова поднялась двуцветная бумажная спираль — которая, будто живая, начала выплясывать невиданный танец, сгибаясь и скручиваясь. Несколько таких замысловатых движений — и на стол спрыгнул розово-жёлтый бумажный человечек.

Долгополова вскочила и восторженно зааплодировала. Воскликнула:

— Ах, какая прелесть! Браво, Илларион Георгиевич!

Юсупов в ответ небрежно усмехнулся — дескать, это только начало. Человечек затанцевал по столу. А над ладонью Юсупова вытянулась новая спираль.

Через две минуты человечков было уже пятеро. Они плясали на преподавательском столе, взявшись за руки. А я смотрел на этих крошечных големов и вспоминал других.

Ожившую башню, на моих глазах превратившуюся в каменного монстра. Остервенелые удары по земле огромных кулаков. Каменные ядра, одно за другим летящие мне в голову. Грузовики, несущиеся навстречу нашей машине. Смоляное чучело за рулём. Слепые глаза-пуговицы, с безмозглой яростью таращащиеся на меня. То, как швыряло меня в кабине грузовика, мчащегося навстречу смерти. Свою злость и отчаяние — я намертво приклеен к этой дряни! Я ничего не могу сделать!..