Черный город (СИ) - Бачурова Мила - Страница 7
- Предыдущая
- 7/57
- Следующая
Я же не мог себе позволить уступать хоть кому-либо, поэтому уделял своему энергетическому развитию каждую свободную минуту. Во время прогулки в парке, если мне удавалось отделаться от Полли, я скрывался в каком-нибудь укромном уголке, закрывал глаза и представлял, как энергия течёт по каналам, которые я видел на схеме, концентрируясь в чакрах.
Белозеров предупреждал, что поначалу никаких подтверждающих верный путь ощущений не будет. Работать приходилось с одним лишь воображением. И от дела постоянно отвлекали мысли вроде «а если я представляю неправильно?!» Самое сложное было — отделаться от этих мыслей и продолжать работу. Да, именно работу. Пусть даже со стороны это выглядело так, будто я сижу и ничего не делаю — может, вообще сплю.
«Со временем, — говорилось в методичке, — вы научитесь ощущать своё энергетическое тело и пронизывающие его потоки. Потом, постепенно, вы сможете ощущать его даже без специального сосредоточения, в каждую секунду своей жизни. Что в итоге даст вам возможность ощущать приблизительно свой магический уровень».
Что ж, это было бы неплохо, потому что в академии общее сканирование магических уровней проводили только два раза в семестр — в начале и в конце, чтобы отмечать прогресс курсантов. И, глядя на то, как весело и беззаботно стараются мои однокашники проводить свободное время в императорском парке, я понимал, что особого прогресса у них не будет. Первый и второй курсы одолеет большинство. А вот после третьего пойдёт уже серьёзный отсев.
Были и исключения. К примеру, Андрей в усердии практически не уступал мне. Мишель тоже старался. Уж он-то как никто другой понимал риски. У него не было за плечами богатого рода, не было подушки безопасности, на которую можно было бы упасть в случае чего. Да, он получил невероятный шанс — его взяли в самую лучшую академию Российской Империи. Но если он вылетит отсюда, другие элитные заведения не выстроятся в очередь за перспективным учеником. Не самое паршивое реальное училище — это, пожалуй, всё, на что Мишель сможет рассчитывать.
Активно занимался саморазвитием и Рабиндранат. Собственно, у него было лишь два вида досуга — медитация и пухлый блокнот в кожаном переплёте с застёжкой, куда он постоянно что-то остервенело записывал.
— Что ты там пишешь? — спросил однажды я, застав его в парке за этим занятием.
Я предполагал вызвать Рабиндраната на беседу. Раз уж мы с ним проводили время вместе до моего знаменитого падения с моста, значит, были хорошими знакомыми. А за всё время обучения даже словом не перемолвились.
После того как Платон рассказал мне про амулет «Обмани судьбу», я частично снял с Рабиндраната подозрения в покушении, но он всё ещё оставался заговорщиком. Так что демонстративно избегать его было бы слишком подозрительно.
— Стихи, — коротко отозвался Рабиндранат, захлопнув блокнот.
Щёлкнула застёжка. Рабиндранат встал со скамьи и вызывающе уставился мне в глаза. Я изобразил дружескую улыбку и протянул руку:
— Я тебя вспомнил.
— Неужели? — Поколебавшись, Рабиндранат пожал мне руку.
— Ага. Тогда, на мосту, ты ведь был с нами.
— Был. А ты этого до сих пор не помнил? Потеря памяти?
— Она самая, — кивнул я. — Впрочем, ничего удивительного. Некоторое время я был считай что мёртв. Хорошо ещё, что в мозгу повредились только участки, отвечающие за память. Большая удача.
— Ну да, — подхватил Рабиндранат. — Ты запросто мог бы остаться «овощем» на всю жизнь. — Сочувствием в его словах и не пахло.
После недолгого неловкого молчания я указал взглядом на блокнот:
— Дашь почитать?
— Что? — удивился Рабиндранат.
— Стихи. Люблю хорошую поэзию.
Тут я ступил на скользкую почву. Потому что если вдруг Рабиндранат поймает меня на слове и затеет разговор о поэзии, то процитировать я смогу только Алкея, которого мы недавно начали изучать на занятиях по античной литературе. Есть ещё, конечно, матерные частушки про Концерны, но что-то мне подсказывает — к обсуждению такой «поэзии» Рабиндранат не готов.
— Сожалею, но — нет, — Рабиндранат хлопнул себя блокнотом по бедру. — Личное.
И, поклонившись, удалился.
Ясно, к беседе не расположен. Ну и ладно, я же не с целью набиться в друзья с ним заговорил.
Хотя, по правде говоря, пребывал в некоторой растерянности. Как продолжать разрабатывать этот кружок заговорщиков? Тупо следить за ними каждую ночь? Рано или поздно попадусь, не им — так наставникам. А мне нужны имена, нужно понимание того, что реально происходит на собраниях. Я, конечно, не буду на полном серьёзе сравнивать подростков-аристократов со своими собратьями-мятежниками, но мы-то уж точно умели вслух говорить одно — для возможной прослушки, — а жестами передавать совсем другое.
Мне нужен был свой человек в этом кружке. Либо нужно было войти туда самому. А для этого — завести дружеские отношения хоть с кем-нибудь из участников.
Поэтому я на всякий случай старался дружелюбно держаться со всеми. Кроме Жоржа Юсупова, само собой. С этим парнем мы уже явно не станем друзьями. Не поубивать бы друг друга до конца семестра — и то хлеб.
Перед сном я, как обычно, уселся на стул, выпрямил спину и сосредоточился на своей энергетике. От постоянных упражнений ум сделался более покладистым и теперь послушно представлял, как два энергетических потока струятся через моё тело: один вверх, другой — вниз. По капиллярам энергия текла к чакрам и наполняла их. Семь очагов энергии, каждый из которых можно будет в перспективе раздувать, если возникнет такая необходимость.
Пока что я лишь воображал эти чакры, но уже не мог с уверенностью говорить, что дело ограничивается одним лишь воображением. В методичке этот момент был как-то невнятно описан. Как отличить воображаемые чакры от настоящих?..
— Костя! — вдруг послышался шёпот.
Глава 4. Подарок
Я открыл глаза, мгновенно выдернув себя из транса, и поднял голову. Увидел Мишеля. Его всклокоченная голова торчала над перегородкой. Было темно, но благодаря своему особенному зрению я сразу заметил, что физиономия у Мишеля — несчастнее не придумаешь.
— Что случилось? — резко спросил я.
— Что ты делаешь? — одновременно спросил Мишель.
— Вообще-то есть правила приличия, — сказал я, не в силах скрыть раздражения. — То, что между нами нет глухой стены, ещё не значит, что нужно заглядывать, когда тебе заблагорассудится. Я тренирую энергетические каналы.
— Ох, извини, — ещё больше сник Мишель. — Я... Я не подумал.
— Проехали, — смягчился я. — Ты чего такой кислый?
Мишель оглянулся, будто опасаясь, не подслушивает ли сосед, так же высунувшись над перегородкой, но всё было чисто.
— Костя, завтра у Аполлинарии Андреевны именины!
— А, да, — вспомнил я.
— Ты что — забыл?! — вытаращил глаза Мишель.
Подумаешь, забыл про именины своей «невесты». Большое дело! Ну ладно, хорошо, стыдно, стыдно. И так голова вечно забита, как помойный бак. А тут ещё праздники какие-то...
— Не забыл, а запамятовал, — буркнул я.
— У меня беда! — Мишель чуть не плакал. — Я раздобыл для неё подарок, но после того, что она сказала сегодня за завтраком...
— А что она сказала за завтраком?
Мишель вытаращился на меня, как на внеземную форму жизни. Господи, да вот ещё я не забивал себе голову всем тем, о чём трещит, не умолкая, Полли! Это ж всё равно что учить наизусть радиопередачи. Кстати, не самое глупое сравнение — учитывая, что Полли тоже время от времени проигрывает музыку, встречаясь со мной.
— Она ведь собиралась отказаться даже от кофе со сливками!
— Ну, сегодня — да, — согласился я. — А завтра решит, что ей необходимо в день выпивать четыре литра молока альпийских коз.
Но Мишель меня не слушал. У него голова была забита переживаниями.
— Я уже купил Аполлинарии Андреевне подарок, — с убитым видом продолжил он, — а теперь вижу, что этот подарок будет просто издевательством, глумлением, плевком в лицо...
- Предыдущая
- 7/57
- Следующая