Князь Рысев (СИ) - Лисицин Евгений - Страница 42

— Город почти на ушах стоит, — вторил ей Кондратьич. — Тармаев-старший разве что с ног не сбился. Верит, что никто не прознает, да куда там. Языки — они ведь что помело у неблагородных-то. Им, чай, у станка делать-то как будто больше неча, вот они и треплются. Дня не прошло, как дом сгорел, а дочка одного из благородных родов как сквозь землю провалилась!

Я хотел было спросить, не смотрели ли они в преисподней, но быстро понял, что это очень плохая шутка выйдет и лучше не стоит. В голове тут же всплыла мысль, что ровным счетом вчерашним вечером мы залили в глотку целому городу тот еще бокал слухов.

— Алиска вот ко мне прибегла, ну а я что? Не удержался, барин, не серчай. Рассказал. Мне ж сердце прям изнутри грызло, едва вы с Майей за порог — я ж вас во-о-от таких всех помню. — Он вдруг закашлялся.

— А вдвоем повеселее было, — словно довершая его оправдание, завершила лисичка.

— Я зла на тебя не держу, Кондратьич, — поспешил его успокоить. — Правильно сделал, что рассказал.

А сам задумался лишь над одним вопросом: Тармаевы ведь не последние люди не просто в этом городе, наверняка во всей стране. Что-то с трудом мне верилось, что в каждом засратом селе и поселке свой род благородных обитает — поди, все сюда стекаются. Так вот, если они настолько всем известны и у каждого не то что на слуху, на языке — неужели никто первым делом не решился обратиться к инквизаториям?

Ночь медленно подкралась к нам. Горизонт проглотил монетку солнца, напустил на небо злые, полные дождя тучи. Где-то вдалеке за окном сверкнуло, обещая скорую грозу. Я рассказывал и рассказывал — сочинять небылицы получалось не очень, но мне верили. В конце концов, ни Кондратьич, ни Алиска уж точно не захотят проверить мои слова.

Часы отстукали девять вечера, а чайник успел опустеть по второму, если не по третьему кругу. Алиска юркнула к окну, обиженно зашевелила ушками — как будто сердилась на все и сразу. На ночь, грозу, на то, что не взяла с собой смену белья…

Ибрагим шевелил усами, будто таракан, то и дело взывая к здравому смыслу — знать бы еще только к чьему. Неустанно заверял, что на улице давным-давно ночь, вот-вот ливанет — и тогда разве только что молись на церкву да беги. В такую ночь, сказал он, лисам по улице ходить нечего, а утро — утро оно завсегда для таких походов лучше. Уж как-нибудь, заметил он, обойдутся там без одной-единственной горничной — и Алиска поддалась на его уговоры.

Я хмыкнул — хитер же черт!

— Вы уж с Алиской, барин, в той комнате ложитесь, там кровать больше. Ниче, вы в детстве-то дрыхнуть вместе были горазды — смеялись тогда, мол, жених да невеста. И чичас не зазорно. А я тут как-нибудь переночую.

Ибрагим мне подмигнул, будто заведомо зная, чем мы с девчонкой скрасим эту ночь. Я лишь качнул головой. В голову лезли мысли — что будет, если я запузырю другого Рысева-младшего? Как к нему будут тут относиться — как к ублюдку? А что, если…

Я погнал их прочь поганой метлой, бросил вопросительный взгляд на Алиску — та была вовсе не против такого исхода событий, скорее, даже наоборот.

Недовольна была разве что Биска. Одновременно ненасытной и неудовлетворенной девой она смотрела на меня, бросая один вздох за другим. Что мне ей сказать? Что я привык только с одной девчонкой за ночь? Я не знал.

А когда не знаешь, самое лучшее — просто не оправдываться. Вот и я не буду.

Едва закрыл за нами с Алиской дверь, как услышал за спиной шорох спускаемой одежки. Давя постыдное нетерпение — я ж не мальчик! Мужчина! — неспешно обернулся, успев подумать, что уже вторая ночь заканчивается чем-то хорошим. Не так уж он и плох, этот мирок, да?

Под платьем у Алиски ничего не было — сейчас она стояла передо мной полностью обнаженная. Игривая, нетерпеливая, она как будто только всю жизнь и ждала, что этой ночи.

Я расстегивал рубаху и смотрел, как играет лунный свет, пробивавшийся нам в окна, на ее острой, красивой груди. Она оглаживала саму себя по изящным бедрам, будто жалуясь на холод. Мой взгляд манила едва заросшая пухом волос ложбинка промежности. Пестрый хвост лисицы болтался из стороны в сторону.

Начал с того, что обхватил ее за талию — по телу девчонки пробежали мурашки. Она таяла от моих прикосновений, признавая силу моих руку. Грудь, живот, промежность — я ласкал ее неторопливо, прежде чем повалить на кровать. Она осыпала нежностью поцелуев мою шею, тонкие пальцы без ногтей впивались в мою кожу.

Если для Майи наша ночь была событием, Алиске же казалась лишь необычной игрой, интересным опытом.

— А ты сильный, — шепнула она мне ухо, ощупывая мышцы рук, касаясь атлетично сложенного торса.

Штаны не поддавались, штаны мешали — хотелось сорвать их и как можно скорее. Внутри меня уже клокотал самый настоящий вулкан желания. Везувий вожделения. Уверен, будь мы в какой похабной книжонке, так этому нашлось бы еще с десяток бестолковых сравнений.

Ушки Алиски вздрогнули прежде, чем я услышал визг автомобильных тормозов. Это сбило с уже почти настроенного ритма, заставило отвлечься нас обоих.

Брань, что полилась с улицы, не выдерживала никакой критики. Заголосила дурным голосом хозяйка доходного дома, желая выдворить непрошеных гостей прочь. Следом прогрохотало несколько выстрелов — крик хозяйки сменился на хрип и тишину. По ступенькам забахали тяжелые сапоги. И не надо было быть гением, чтобы догадаться, что идут за мной…

Меньше всего на свете я любил тех парней, у которых ко мне страсть какое срочное дело, когда я уже почти верхом на девчонке и занят делом. Еще меньше любил их, если они решали явиться с оружием. И уж совсем ни в какие ворота — когда им до зарезу требовалась моя голова.

Я выскочил в комнату, где спал Ибрагим, едва натянув портки — драться без одежды такое себе развлечение. Старик уже был на ногах и готов встретить любого противника с кортиком в руках. Алиска из-за моей спины выскользнула с клинком наперевес. Вышло все как обычно — все при оружии, один я как дурак.

А может, и не как, а может, и не я один. Чутье подсказывало, что мы попали в перестрелку с ножами…

Остальные обитатели доходного дома отчаянно завизжали — их вопли ужаса можно было услышать за квартал отсюда. В соседних домах, один за другим, вспыхивал свет в окнах — бесконечно любопытные готовы были продать жизнь, но увидеть, что же происходит. Какой-то доброхот неистово и отчаянно взывал к здравому смыслу сожителей, требуя немедля вызвать Белых Свистков. Милиция, не иначе.

Я облизнул высохшие губы — ощущения, что те самые белые да со свистками прискачут по первому же зову и посреди ночи, у меня не было от слова совсем. Ладно уж, чего там. Будем встречать гостей пряниками и пирогами сами. Почему-то вспомнился глупый и несмешной анекдот про инопланетян и пиздюля — невкусные, но досталось всем…

Первый удар дверь выдержала, хоть и отчаянно надломилась. Ибрагим юркнул в сторону, я же оттащил Алиску в сторону. Грохнул очередной выстрел — не желая мучиться с замком, негодяи попросту прострели его насквозь. Дверь качнулась, приоткрываясь, впуская в нашу маленькую крепость троих в плащах.

Им разве что не хватало гангстерских шляп для полноты вида. Ибрагим камнем обрушился на первого, кто вошел, сбивая того с ног — мелькнувший в руках старика кортик быстро положил конец юному преступному начинанию. Не желая мириться с первой потерей, его соратники нацелили в Кондратьича стволы. И тут вступили в бой мы с лисицей.

Алиска выбрала себе того, что был ближе, мне же достался здоровяк, будто застрявший в дверном проходе. Чем больше шкаф, подсказал мне опыт, тем громче он падает. Я ухмыльнулся. Чтобы навалять этому, мне даже ясночтение не понадобится. Тупой ствол револьвера ткнулся в мою сторону, но я выбил его резким пинком прежде, чем здоровяк нажал на спусковой крючок. Не давая опомниться, врезал ему головой в грудь, но ничего не добился, разве что шишки на лбу. Поганец ухмыльнулся, когда я сделал пару шустрых шагов назад. Бронежилет, надетый под плащ, был ему на руку. Здоровяк ударил без замаха — в живот будто впечатался самый настоящий поезд. Меня швырнуло, как игрушечного, я бухнулся на стол. Тот затрещал под моим весом, некстати сложились ножки. Мой позвоночник разве что не захрустел от таких фокусов.