Одноколыбельники - Кертман Лина Львовна - Страница 6

– Да-а… – уныло протянул я.

– Так до свиданья. Вырастайте скорее! – сказала барышня, целуя меня.

Господин взял меня за руку и повел к выходу.

……..

Ночью я проснулся от какого-то бормотания в соседней комнате. Это Fräulein перечитывала вслух письмо своего Карла.

Детский сад

I

В одном из тихих переулков нашего города стоял маленький розовый особняк. За ним сплошной стеной поднимались старые дубы; в углу, между особняком и оградой, был грот, а в самом конце сада – двухэтажный флигель. В этом флигеле жили мы.

Ах, какой это был сад! Сейчас же после утреннего чая мы выбегали туда, разбрасывая на бегу желтые листья, собранные в кучу садовником. Нашим любимым уголком был, конечно, грот. Он был сделан из серого пористого камня, уже обвалившегося кое-где, одна сторона его заросла плющом и травой, по другой поднималась железная лесенка, ведущая наверх, на площадку.

С этой площадки была видна улица, и мы с Женей целыми часами глядели сверху на прохожих. Кроме этого наблюдательного поста, нас часто можно было найти в закоулке между особняком и гротом. Там росли большие колючие кусты, в которых мы особенно любили прятаться. К тому же на них росли какие-то красные ягоды; садовник их ел, но нам старшие запрещали, так как считали их ядовитыми. Мы с братом окрестили их «змеиными». Но ни грот с его вышкой, ни место для пряток, ни змеиные ягоды не могли отвлечь нас от розового дома.

Вечно запертая высокая стеклянная дверь не давала нам покоя. По обе стороны от нее тянулись большие окна, за которыми видны были раскидистые пальмы, ровно обрезанные деревца с розовыми и белыми цветами, много толстых колючих кактусов и других интересных растений. Ключ от этой двери садовник всегда носил с собой. Отпиралась она лишь ненадолго рано утром, с приездом водовоза, когда мы еще спали.

Вообще этот дом казался нам таинственным: с утра в окнах второго этажа мелькали детские лица, часто оттуда доносилось хоровое пение или просто слова нараспев.

– Мама, что там делается? – спросили мы однажды.

– Это детский сад. Вы скоро будете в него ходить.

– А почему же в саду никого не видно? Там только садовник.

– Это зимний сад! – засмеялась мама.

– Почему же он называется «детский»?

– Это не детский, – детский наверху. Впрочем, вы сами скоро увидите: с будущей недели вы будете ходить туда.

Разговор на этом кончился. Мы торжествовали: дом становился нашим.

– Как будет злиться садовник! Уж теперь ему придется дать нам ключ! – мечтали мы вслух с Женей.

Накануне долгожданного дня мы переговаривались перед сном.

– Кира, как ты думаешь, можно будет рвать цветы? – спрашивал Женя.

– Конечно, можно. Теперь все будет наше.

– Я беру розовые.

– Нет, я!

– Ведь они мои уже. Ты бери белые!

– Сам бери белые, я розовые хочу.

– Я первый увидел сад! Ты еще спал, а я везде был, все видел и выбрал себе розовые!

– Во-первых, я их хотел для мамы, а во-вторых, ты можешь их брать. Я возьму себе пальмы, апельсины, лимоны, те белые цветы и… и весь детский сад!

– Я тоже хочу детский сад! – обиделся Женя.

– Нет уж, извини. Ты бы раньше брал! Оставайся теперь со своими розовыми!

Женя заплакал.

– Хочешь, поменяемся? – предложил я.

– Хочу-у… – сразу успокоился Женя.

– А дашь мне розовые?

– Бери.

– Только сад пусть будет общий!

– Общий… – уже сонным голосом повторил Женя.

Мы заснули. Завтра волшебный дом раскроет нам свои двери.

II

Длинная полутемная передняя с зажженной у подзеркальника лампой; множество пальто, шляп, калош; шум детских голосов за стеной…

– Вам старшую мамзель? – спрашивает прислуга.

– Да, пожалуйста, – утвердительно кивает мама.

Голоса за дверью на минуту стихают. Мы крепче прижимаемся к маме.

– Сейчас придет учительница, – говорит мама, – будьте с ней повежливей и отвечайте на вопросы по-французски. А главное – не бойтесь, вам тут будет очень весело.

– Мама, а сад этот – как внизу? – и я указываю пальцем в сторону голосов.

– Сейчас сам увидишь!

Мы смотримся в зеркало: какие у нас хорошие новые матроски! Совсем одинаковые, только якоря у меня побольше.

– Bonjour, madame!

Я испуганно повертываю голову: перед нами «старшая мамзель». У нее желтое лицо, высокая прическа и темно-синее платье.

– Это, наверное, ваши маленькие мальчики? – продолжает она по-французски.

Мы кланяемся.

– Можно их пока отвести к детям?

– Пожалуйста. Идите, детки! – говорит нам мама.

– А ты с нами не пойдешь? – спрашивает Женя, не отпуская маминой руки.

– Я потом приду. Идите, милые! Не забывайте, что я вам говорила!

Мама целует нас. Mademoiselle берет нас за руки, – сейчас мы войдем в наш сад! Длинный коридор, по стенам картинки со зверями, – пока ни цветов, ни деревьев не видно… Мы с Женей переглядываемся.

– Вот мы и пришли! – говорит m-llе, нажимая медную ручку двери.

Господи, как в этом саду кричат! Мы входим. Крик замолкает.

У меня рябит в глазах от всех этих красных, синих, клетчатых девочек и мальчиков.

– Вот вам, дети, два новых маленьких друга, – говорит m-llе, выдвигая нас вперед, – я сейчас пойду говорить с их мамой, а вы пока познакомьтесь. Как вас зовут? – спрашивает она уже в дверях.

– Меня Кира!

– Меня Женя! А вас как?

Все почему-то громко смеются. Женя краснеет.

– Меня зовут m-llе Marie. Тише, дети. Смеяться тут не над чем. Маргарита, познакомьте их со всеми.

M-llе Marie ушла. Мы стоим у стены под любопытными взглядами чужих детей. Сколько их! Мы никогда не видели столько за раз! И какие у них всех блестящие глаза!

Я оглядываю комнату: веселая комната! Три светлых окна, обои с голубыми венками, длинные столы, покрытые листами цветной бумаги. Но какой же это сад? Мне хочется спросить у Жени, но я не решаюсь.

С ближайшей скамьи поднимается девочка в клетчатом – зеленом с красным – платье. Это, наверное, Маргарита. Сейчас она будет нас знакомить со всеми детьми. Вот она перед нами. Заложила руки за спину и смотрит. Детям нельзя класть руки за спину – Fräulein всегда нам это говорит! У девочки круглое лицо, припухший, точно от насморка, нос, маленькие глаза и вьющиеся волосы, завязанные на макушке бантом. Как он смешно торчит! Наверное, он на проволоке.

– Кто из вас Кира и кто Женя?

Голос у нее, как у большой, и ростом она много больше меня.

– Кира – я, а Женя – он.

Молчание. Девочка крутит шеей и смотрит в потолок.

– Меня зовут Маргарита. Это очень красивое имя. Моя крестная мама тоже Маргарита. У нее свой дом, своя карета и свои лакеи. Когда я вырасту, у меня тоже все это будет. Я здесь старше всех, и все меня должны слушаться. Ты меня будешь слушаться?

Я отвечаю не сразу. Мне, собственно, хочется ответить «нет», но как знать – может быть, это тоже учительница? M-llе Marie старшая, а это младшая… Спросить у Жени? Но Женя тоже не знает. Нет, наверное, не учительница! Разве у учительницы бывают короткие платья и торчащие банты? А если не учительница, то…

– Почему ты молчишь? Ты немой? – прерывает Маргарита мои размышления.

– Ты сама знаешь, что я не немой. Я тебе только что сказал, что меня зовут Кира, а его Женя.

– Кира! Кира! – презрительно фыркает она, – вот так имя! Ну, Кира, ты меня будешь слушаться?

– Нет. Ты не учительница, ты просто маленькая девочка. И не хвастайся, пожалуйста, своей крестной мамой. Моя мама говорит, что глупо хвастаться.

– Сам ты глупый!

Я смотрю на Женю: он прижался к стенке и испуганно моргает глазами. Вокруг нас уже целая толпа детей. Я храбро смотрю прямо в глаза Маргарите.

– Тебе сколько лет? – спрашиваю я.

– Мне десять с двумя месяцами. Через десять месяцев мне будет одиннадцать, и мама мне на рождение обещала подарить браслет. А тебе сколько?