Судьба Вайлет и Люка (ЛП) - Соренсен Джессика - Страница 13

— Как ты? — спросила она, заправляя свои русые волосы за уши, она выглядела встревоженной. — Я имею в виду, то, что случилось с твоей сестрой…

Я с трудом сглотнул.

— Я в порядке, — мне всегда было сложно справляться с тем фактом, что моя сестра совершила самоубийство, когда ей было шестнадцать. Месяц назад я узнал, что Калеб Миллер, один мудак, с которым Эми училась, и друг брата Келли, изнасиловали ее на одной из вечеринок за несколько месяцев до того, как Эми сбросилась с крыши жилого комплекса. Наверное, полиция нашла какие-то журналы, написанные Калебом, где он описал, что он сделал, но Келли и так намекнула мне о произошедшем. Хотя она и не сказала прямо, но я понял, что Калеб сделал.

После ее рассказа, мне потребовалось достаточно много времени, чтобы осознать, что возможно, именно из-за этого Эми покончила с собой. Расстраивало то, что я чувствовал такую сильную ярость каждый раз, при одной лишь мысли об этом. Калебу сильно повезло, что он успел исчезнуть, иначе я мог бы выследить его и выбить из него все дерьмо, как Кайден сделал однажды. Или, возможно, я был тем, кому повезло, потому что иногда, когда я чувствовал столько жара и напряжения в груди, мне было очень сложно не уйти по наклонной.

— Ты уверен? — она коснулась моей руки, но потом быстро отстранилась. Она очень милая девушка, но иногда была немного пугливой. — Потому что я буду рядом, если ты когда-либо захочешь поговорить. Я знаю, это трудно, учитывая, что Калеба так и не поймали… Он все еще где-то там и живет полной жизнью… — ее глаза увлажнились, но она быстро смахнула слезы.

Я выдавил улыбку.

— Я не слишком разговорчив, но спасибо за предложение.

В детстве я понял, что пытаться поговорить с кем-то о том, что меня беспокоит — бесполезно. Однажды, я сказал матери, что мне не нравится, что она принимает наркотики, и она стала колоться еще больше. Я сказал отцу, что ненавижу свою жизнь, и он ответил, что многие люди ненавидят ее так же, как и я. Когда я узнал, что Эми мертва, я перестал разговаривать на неделю, потому что мне казалось, что стоит произнести хоть слово и люди посоветуют мне не жаловаться. Я нашел утешение в тишине и действительно не хотел начинать говорить снова. Я мог по крайней мере, заговорить о чем-либо значимом, но моя мать не могла позволить мне оплакивать Эми. Ей захотелось поговорить. Об Эми.

— Как и я, — сказала Келли, — но иногда это действительно помогает.

— Спасибо, но сейчас я в порядке.

Она улыбнулась, и ее улыбка была реальной, не вымученной, в отличие от моей.

— Как справляется твоя мама со всем этим?

Я внутренне съежился. Моя мама практически никак не отреагировала, когда узнала эту новость, и я был совсем не удивлен. Она практически не обращала внимания на Эми, когда она была жива, а после того, как та умерла, создалось впечатление, как будто ее никогда и не было. Она выбросила все ее вещи спустя несколько дней после случившегося, говоря ужасные слова о том, что Эми оставила нас, монотонным голосом. Она спела песню на ее похоронах, но строки были наполнены сумасшествием. Не так уж много людей услышали это, так как почти никто не пришел на похороны, а все же пришедшие списали безумие на горе матери.

Когда я рассказал отцу об Эми, во время нашего ежегодного телефонного разговора, он начал плакать. Это дико разозлило меня. Как мог он плакать, когда его не было рядом, чтобы помочь, и тогда, возможно, мы бы смоги избежать хоть чего-нибудь из того, что произошло.

— Мама в порядке, — соврал я, медленно обходя ее по направлению к лифтам. Было милым с ее стороны проявить участие, но от этого не было легче говорить о своей матери.

Келли, казалось, что-то заподозрила по моему короткому ответу, но промолчала и отошла в сторону, давая мне возможность смыться. Кайден ждал меня у лифтов и, когда я подошел, нажал на кнопку.

— Позвоню тебе позже, — сказал он Келли и поцеловал ее.

Я снова отвел от них взгляд, готовый сбежать от всех этих нежностей, которыми они были одержимы на протяжении нескольких месяцев. Чувство привязанности сильно переоценено. Я никогда не стремился к этому, и никогда не буду. Единственный человек, открывший мне привязанность, сделал так, что теперь это чувство казалось неправильным, и это было одной из причин, почему я не сближался с кем-либо, даже с Кайденом. Конечно, мы знали кое-что друг о друге, но у нас не было разговоров по душам. У меня вообще никогда не было таких бесед, и я намеревался оставить это неизменным, вне зависимости от того, что для этого потребуется я хотел, чтобы никто не узнал о моем прошлом, и насколько все было беспорядочно в моей голове.

Вайлет

Сразу после того, как моих родителей убили, я пыталась понять причины, почему забрали их жизни. Теория полиции заключалась в том, что это был несчастный случай при ограблении, по каким-то причинам грабители думали, что дома никого нет. Мама с папой проснулись в процессе и увидели преступников. Паника. Выстрелы. Полиция так их и не поймала и, на сколько я знаю, эти люди все еще гуляют по земле, живут своей жизнью, тогда как мои родители гниют в могиле.

Я схожу с ума, когда начинаю думать об этом, иногда мой ум живет своей собственной жизнью. Мысли о том, что люди, которые встречаются мне на улице, могут быть кем-то из них. И мне страшно — вдруг они узнают меня. Даже при том, что я совсем не уверена, видели ли меня той ночью, хотя один из них смотрел прямо на меня, но ничего не сказал, этот вопрос навсегда застрял в моей голове. И это преследует меня, и по сей день.

Меня всегда интересовало, что бы я делала, если убийц все-таки поймали. Сходила бы с ума. Праздновала. Была бы переполнена всепоглощающей ненавистью к ним, потому что теперь была бы личность, ответственная за произошедшее. Или была бы в ужасе. Я не уверена, и каждый раз я анализирую это, слишком усердно, и мой норов выходит из-под контроля. После, я пытаюсь вернуть спокойствие единственным способом, который точно поможет мне. Опасность. Игры со смертью. Попытки суицида. Адреналиновая зависимость. Безумие. Существует так много названий для этого, но честно говоря, я не знаю, что именно подходит. Все что мне известно, и то, что я делаю и то, в чем действительно нуждаюсь — это прожить свою жизнь.

Я не делала этого последние несколько дней, хотя, это скорее из-за того, что едва могла волочить ноги, не говоря уж о нормальной ходьбе. Это доставляло неудобства, и я чувствовала себя абсолютно беспомощной. Но моя лодыжка отказывалась выздоравливать, так что у меня не было другого выхода, кроме как ковылять, превозмогая боль. Самое худшее — это работа. Я никогда не была лучшей официанткой, так как блестящие навыки общения с людьми у меня полностью отсутствовали. Прибавьте боль к отсутствующим коммуникативным навыкам и получите менеджера, угрожающего рассказать боссу о моем стервозном отношении к посетителям. К счастью, 10 баксов, и я очаровала его, сгладив острые углы.

Я направилась в ближайший Макдональдс, чтобы утолить мою зависимость в еде. На мне была пара обрезанных джинсов и футболка "FROM AUTUMN TO ASHES", настолько затасканная, что буквы уже начали исчезать. Волосы были абсолютно неуправляемы, так что пришлось скрыть их под беретом, ну и стоит отметить, что я все еще была во вьетнамках. Не самый модный лук, но я никогда и не претендовала на звание модницы.

На улице жара, и моя лодыжка отекла от постоянной ходьбы, но я голодна, и, к несчастью, у меня больше нет машины Престона, потому что он выдавал ее только на дело. Так что единственный доступный мне транспорт — это мои ноги. Я считала, сколько кварталов мне еще осталось пройти… пять или может быть шесть…

Телефон зазвонил, и мне пришлось ответить, так как рингтон объявил о звонке Престона. Часть меня не хотела отвечать на звонок, потому что я знала, что он попросит меня сделать что-то, что вероятнее всего делать не захочу, но я не могла ему отказать, потому что задолжала ему за его заботу обо мне тогда, когда никто другой не сделал этого.