Хозяйка замка Эдвенч (СИ) - Ром Полина - Страница 14

Хорошего настроения мне это не прибавило: видела в зеркале свою теперешнюю внешность. Не дай бог.

Подняла руку, потерла замерзший нос, и натянула чепец поглубже – от греха. Краем глаза заметила, что за торговлей купца и жирного Мула, притащившего нас сюда, наблюдают два молодых мужчины – шатен и смазливый блондин. За их спиной стояли четверо. Охрана, что ли?

Шатен был помассивнее и чуть выше ростом, а блондин – поживее. Вон как строит глазки нашим соседкам. Я заметила, что одна из них плачет, незаметно утирая слезы. Зато вторая, напротив, кокетливо улыбается парню.

По мне блондин скользнул совершенно равнодушным взглядом, зато второй просветил, как рентгеном. Мне аж неуютно стало. Я убрала в карман носовой платок и наклонила голову еще ниже. Тут в голову пришла еще одна мысль, и я вновь наклонилась к Барб:

-- Скажи, а почему сделку никак не фиксируют?

-- Чегой-то?

-- Ну, никаких документов не пишут. Что такой-то купил у пиратов такую-то повариху и обязуется через три года отпустить.

-- А, вона чего… Дак этого я и не знаю, ягодка моя.

Мысли стали еще хуже. Может, никаких трех лет и нет? Может, это теперь на всю жизнь в рабство?!

Купец ушел, а эти двое остались. И торговаться шатен начал именно за Барб. При мысли, что ее сейчас уведут, мне стало по-настоящему страшно.

Блондин, между тем, разговаривал с той девушкой, что ему улыбалась. Ласково разговаривал, чуть заигрывая. Ему, как ни странно, тоже нужна была кухарка. Я удивилась такому высокому спросу. А шатен, между тем, уже вынул деньги. И тут, на мое счастье, вмешалась Барб:

-- Вам ведь, господин, кухарка нужна хорошая?

-- Так, – он смотрел на нее внимательно и спокойно.

-- А велик ли дом? Сколь народу кормить надобно?

-- Сейчас, с солдатами и прислугой – чуть меньше двадцати человек. Но будет больше раза в два.

-- Ну так, я, вашсиятельство, одна не управлюсь! Рук-то у меня всего две, – она торжественно вытянула в его сторону крепкие ладони.

-- Ничего страшного. Позже я найму еще людей тебе в помощь.

У меня сердце ухнуло куда-то в пятки и зачастило, но Барб резко помотала головой и ответила:

-- Вы, почтенный господин, кого хотите нанимайте, а мне хоть одна ученая помощница надобна! Кашу-то вам любая селянка сгоношит, а вот ежли, скажем, у вас гости? Им ведь надобно угодить да покрасивше подать. А ежли девка ничего не умеет, дак я когда ее научать буду? Когда она уже все спалит на плите или отбивные вдоль нарежет? Я ить одна-то не усмотрю.

Шатен неприятно ухмыльнулся, глянул на капера и сказал:

-- Отцепи ее, любезный. Деньги ты получил.

Толстяк закивал и снял с Барбы цепь. Заодно снял и плащ, в который она куталась. Их он скидывал кучей на лавке. У меня на глазах навернулись слезы, и дикое ощущение беспомощности заставило сжать кулаки. Дышать я старалась глубже: не рыдать же с перепугу на глазах у этих всех. Барб растерянно держала меня за руку, но к ней подошел один из солдат, что сопровождали мужчин.

-- Пошли, уважаемая.

Барб подхватила свой тюк с одеялом, в другую руку неловко взяла подушку и двинулась за ним к выходу, оглядываясь. Шагах в пяти они остановились.

Блондин сторговал себе ту девицу, что улыбалась. С нее тоже сняли плащ. Растерянно смотрящую на меня Барб подтолкнул один из солдат, и вся компания двинулась к выходу. Я смотрела им вслед, совершенно не понимая, что делать.

В больших воротах почему-то все застопорились, Барб встала перед купившим ее мужчиной и что-то объясняла, размахивая руками и тыкая в мою сторону. Я от слез даже не заметила, в какой момент этот шатен вернулся и принялся торговаться с Мулом.

-- Ну, то, что толку от нее немного, это ты и сам понимаешь, любезный. Она вон тоща, как палка, и к гостям не выпустишь такую. Разве что, как повариха говорит – посуду мыть.

Через несколько минут с меня также сняли цепь, содрали плащ и шатен кивнул мне:

-- Не отставай.

Я еле поспевала за ним, поспешно утирая лицо платком. У выхода вцепилась в озябшую руку Барб, и мы вместе шагнули на свет, отчего глаза немедленно заслезились вновь.

-- Хватит рыдать, – послышался недовольный голос шатена.

-- Я не рыдаю, просто глаза от света отвыкли…

Слушать меня он не стал и зашагал в сторону невысокого одноэтажного здания. Как оказалось, там и оформляют документы на продажу. За столом сидел скучающий писарь или чиновник, который и фиксировал сделку.

Именно там мне, Барб и девице выдали плотные листы бумаги, где было написано, что такая-то продана с каперского захвата сроком на три года. Там же стояла дата сделки и большая квадратная печать.

Благо, что сперва оформляли девицу блондина – я поняла, что можно назвать любое имя, никто не проверяет ничего. Да и как бы проверили-то? Второй шла Барб и я узнала, что полное ее имя – Барбара Тюрен. У меня было время подумать и я назвалась Элизой Дюран.

Это была самая французистая фамилия, которую мне удалось вспомнить. Больше всего этот мир и названиями стран, и именами напоминал мне какое-то параллельное средневековье. Поскольку никто не удивился фамилии, то я поняла, что попала в точку.

За все это шатен и блондин заплатили еще некоторую сумму – налог или что-то вроде того. Больше всего меня порадовало то, что я легко смогла прочитать ровные и крупные буквы, выведенные чиновником.

Осталось подождать три года, и когда доработаю до конца срока, я получу вместо этого долгового листа местный паспорт.

Если доживу. На улице не просто ветрено, а весьма прохладно, под ногами замерзла вода. Было, я думаю, минус один-два градуса. На всех нас, пиратских пленницах, слишком легкая одежда: мы дружно ежились и ознобно стучали зубами.

Шатен недовольно посмотрел на нас и повернулся к блондину:

-- Не довезем.

Тот согласно кивнул головой и тоже поморщился.

-- Рик, -- шатен посмотрел на одного из сопровождающих, – отведи их к телегам и побудь с ними.

Звали шатена, кстати, Генрих Хоггер, барон. Так написано в моей бумаге.

Солдат отвел нас троих за ворота рынка, к нескольким стоящим рядом телегам, помог забраться и накрыл сверху прямо с головой здоровым куском плотной ткани. Получилось что-то вроде палатки, где мы оказались сидящими нос к носу. Первое время дружно стучали зубами и растирали озябшие руки. Я еще успела развязать свой узелок и спрятать там документ. А потом постепенно мы согрелись, и сидеть стало совсем уж скучно.

В полумраке импровизированной палатки соседка наша казалась совсем молоденькой -- вряд ли ей больше двадцати. Милый курносый носик, пухленькие губки, кокетливые завитки волос у висков. Даже чепчик она носит не так, как я, а сдвинув на затылок – ей идет. Барб принялась за нашу соседку.