Стихи - Гарсиа Лорка Федерико - Страница 7

ВОСТОЧНАЯ ПЕСНЯ

Кристаллизованным небом вызрело тело граната. (Зерна - янтарные звезды, пленки - подобья заката.) Небо его иссушилось, в лапище времени лежа, кажется старческой грудью в желтом пергаменте кожи. И стал черенком лампадки сосок, чтоб светить прохожим.

Плод этот - крошечный пчельник, кровью наполнены соты. Женские губы, как пчелки, строят всегда их с охотой. Не потому ли так весел смех его тысячеротый.

Спелый гранат - это сердце, что над посевом стучится, и, зная, как оно гордо, не поклюет его птица. Как человечье, снаружи оно кожурою жестко. Но только пронзи - и брызнет весенней зари полоска. Гранат - сокровище гнома, того, что вел разговоры с девочкой Розой, блуждавшей в чаще дремучего бора. Того, что в яркой одежке и с бородой серебристой. До сей поры еше прячут это сокровище листья. Сколько рубинов и перлов в кубке янтарном таится!

В колосе - хлеб наш. В нем слава жизни и смерти Христовой.

Символ терпенья в маслине и постоянства людского.

Яблоко - завязь соблазна, плод, пробудивший земное, капелька времени она, связанная с сатаною.

Плачет цветок оскверненный в сочном ядре апельсина; пламенным золотом стал он, белый в былом и невинный.

Распутством пьяного лета рожден виноград мясистый, но церковь благословеньем хмельной его сок очистит.

Каштаны - очаг вечерний, поленьев треск, запах дыма и память о чем-то давнем, как кроткие пилигримы.

Желуди - детская сказка, что в сердце навеки хранима. Айва золотится кожей, как чистота и здоровье.

Гранат же - небесный кубок, полный священною кровью. То кровь земли,чье тело ручей иглой своей ранил. То кровь голубого ветра, ободранного горами. Кровь моря под острым килем, реки - под напором весел. Гранат - предыстория крови, той, что в себе мы носим. Замысел крови, вмещенной в шар, терпковатый и крепкий. Наш череп и наше сердце напоминает он лепкой.

O спелый гранат, горящий среди зеленой прохлады, плоть от Венериной плоти, смех многошумного сада. Для мотыльков ты солнце, застрявшее в предвечерье, в червей же вселяешь ужас обжечься боятся черви.

Ты лоно плодов грядущих, ты светоч жизни, планета в небе ручья, цветущем красками позднего лета, вместилище неутолимой страсти земного света.

ПОЛЕ

У неба пепельный цвет, а у деревьев - белый, черные,черные угли жнивье сгорело. Покрыта засохшей кровью рана заката, бумага бесцветная гор скомкана, смята. Прячется серая пыль в овраг придорожный, ручьи помутнели, а заводи уснули тревожно. Колокольчики стада звенят несмело, водокачка застыла и онемела.

У неба пепельный цвет, а у деревьев - белый.

БАЛЛАДА МОРСКОЙ ВОДЫ

Море смеется у края лагуны. Пенные зубы, лазурные губы...

- Девушка с бронзовой грудью, что ты глядишь с тоскою?

- Торгую водой, сеньор мой, водой морскою.

- Юноша с темной кровью, что в ней шумит не смолкая?

- Это вода, сеньор мой, вода морская.

- Мать, отчего твои слезы льются соленой рекою?

- Плачу водой, сеньор мой, водой морскою.

- Сердце, скажи мне, сердце, откуда горечь такая?

- Слишком горька, сеньор мой, вода морская...

А море смеется у края лагуны. Пенные зубы, лазурные губы.

ДЕРЕВЬЯ

Деревья, на землю из сини небес пали вы стрелами грозными. Кем же были пославшие вас исполины? Может быть, звездами?

Ваша музыка - музыка птичьей души, божьего взора и страсти горней. Деревья, сердце мое в земле узнают ли ваши суровые корни?

ЛУНА И СМЕРТЬ

Зубы кости слоновой у луны ущербленной. О, канун умиранья! Ни былинки зеленой, опустелые гнезда, пересохшие русла... Умирать под луною так старо и так грустно!

Донья Смерть ковыляет мимо ивы плакучей с вереницей иллюзий престарелых попутчиц. И как злая колдунья из предания злого, продает она краски восковую с лиловой.

А луна этой ночью, как на горе, ослепла и купила у Смерти краску бури и пепла. И поставил я в сердце с невеселою шуткой балаган без актеров на ярмарке жуткой.

МАДРИГАЛ

Твои глаза я увидел в детстве далеком и милом. Прикасались ко мне твои руки. Ты мне поцелуй подарила.

(Все тот же ритм часы отбивают, все те же звезды в небе сияют.)

И сердце мое раскрылось, словно цветок под лучами, и лепестки дышали нежностью и мечтами.

(Все тот же ритм часы отбивают, все те же звезды в небе сияют.)

А после я горько плакал, как принц из сказки забытой, когда во время турнира ушла от него Эстрельита.

(Все тот же ритм часы отбивают, все те же звезды в небе сияют.)

И вот мы теперь в разлуке. Вдали от тебя тоскуя, не вижу я рук твоих нежных и глаз твоих прелесть живую, и только на лбу остался мотылек твоего поцелуя.

(Все тот же ритм часы отбивают, все те же звезды в небе сияют.)

КОЛОСЬЯ

Пшеница отдалась на милость смерти, уже серпы колосья режут. Склоняет тополь голову в беседе с душою ветра, легкой, свежей.

Пшеница хочет одного: молчанья. На солнце отвердев, она вздыхает по той стихийной широте, в которой мечты разбуженные обитают. А день, от света и звучанья спелый, на голубые горы отступает.

Какой таинственною мыслью колосья заняты до боли? И что за ритм мечтательной печали волнует поле?..

На старых птиц похожие колосья взлететь не могут. В их головках стройных из золота литого мозг, черты лица спокойны.

Все думают о том же, размышляя над тайною, глубокой и тяжелой. Живое золото берут из почвы, и жар лучей, как солнечные челы, сосут и одеваются лучами, чтоб стать душой муки веселой.

Вы наполняете меня, колосья, веселою печалью! Придя из дальней глубины веков, вы в Библии звучали; согласным хором лир звените вы, когда вас тишиной коснутся дали.

Растете вы, чтоб накормить людей. А ирисы и маргаритки в поле рождаются всему наперекор. Вы - золотые мумии в неволе. Лесной цветок рождается для сна, для жизни умереть - вот ваша доля.

РАЗДУМЬЯ ПОД ДОЖДЕМ

Ливень ласки и грусти прошумел в захолустье, дрожь вселил на прощанье в садовые листья. Эта почва сырая пахнет руслом покоя, сердце мне затопляя нездешней тоскою.

На немом окоеме рвутся плотные тучи. Кто-то капли вонзает в дремотную заводь, кругло-светлые жемчуги всплесков бросает. Огоньки, чья наивность в дрожи вод угасает.