Обоснование интуитивизма - Лосский Николай Онуфриевич - Страница 51

Преобразование понятий о пространственно-временном мире, удовлетворяющее требованиям гносеологии, должно быть очень глубоким, однако возражать нам, будто это задача невыполнимая, станет лишь тот, кто незнаком с историей философии, кто не знает, как много возможностей открывается перед философом, приступающим к построению теории пространства и времени. Что же касается теории знания, то для нее высказанные выше положения не заключают в себе никаких противоречий, если только допущена устанавливаемая всею первою частью настоящего сочинения мысль, что знание есть сложный процесс, содержащий в себе не только деятельности познающего субъекта, но и самое познаваемую действительность, хотя бы она была транссубъективною. В таком случае психические акты суждения об одном и том же объекте могут быть в высшей степени различными и чрезвычайно изменчивыми по своему психологическому составу, между тем как объект, служащий материалом для этих актов и составляющий содержание суждения, может оставаться тожественным278.

Некоторые суждения не только необходимы и общеобязательны, но также и всеобщи: в них предикат присоединяется не к "этому" только S, а ко всякому, какому угодно S, причем количество S может быть неисчерпаемо громадным. Это свойство суждений принадлежит, пожалуй, к числу самых загадочных. Им предполагается закономерность некоторых явлений, существование законов явлений. Но если под закономерностью разуметь, как это обыкновенно делается, повторение одинаковых явлений, то вопрос не решается, а только еще более затрудняется, так как непонятно, каким образом в различных условиях могут возникать численно различные, но по своим свойствам совершенно одинаковые явления. Непонятно также, каким образом возможно было бы имманентное знание об этих явлениях: высказывая всеобщее суждение, мы совершаем единый акт мысли, и этот акт может содержать в себе только один какой-либо случай связи S с P, а все остальное, иногда бесконечное множество случаев такой связи, утверждаемое в суждении, должно оставаться трансцендентным в отношении к суждению.

Очевидно, выйти из этого затруднения можно лишь в том случае, если, не обманываясь чувственною видимостью, преобразовать понятия всеобщности и закономерности согласно требованиям теории знания, а требования эти таковы: так как акт мысли, высказывающий общее суждение "всякое S есть P" един, и так как истина заключается в наличности бытия в суждении, то S, о котором говорится в общем суждении, должно быть в различных случаях не численно различным, а одним и тем же S, составляющим тожественную основу многого. Это преобразование аналогично с указанным выше необходимым преобразованием понятий пространства и времени; оно также отражается на онтологии, однако подробное рассмотрение его мы не предоставим всецело онтологии: вопрос об индивидуальном и общем так важен для теории знания, что мы сами должны рассмотреть его и посвятим ему особую главу.

Мы нашли, что условием общеобязательности и всеобщности суждений служит вечная неотменимость действительности, ее вечная тожественность себе. Мы должны теперь показать, что это свойство действительности совпадает с тем свойством объектов, которое в традиционной логике выражается законом тожества - "A есть A". Мы не пользовались этим термином до сих пор только потому, что закон тожества вызывает различные толкования, требующие примирения и рассмотрения. Прежде всего под законом тожества можно разуметь тожество объекта при повторении суждений о нем, и в этом смысле закон тожества прямо соответствует той вечной неотменимости действительного мира, о которой мы говорили как об условии общеобязательности и всеобщности суждений.

Но этого мало, закону тожества можно придавать еще более широкое значение. Можно указывать на то, что формула "A есть A" выражает закон, управляющий всяким отдельным актом суждения даже и без отношения к его общеобязательности и возможной повторяемости. Согласно этому закону, предикат всякого истинного суждения заключает в себе в дифференцированной форме то же самое, что есть в субъекте в недифференцированной форме. Всякое суждение, как указано выше, имеет аналитический характер, если принять за субъект суждения всю полноту бытия обсуждаемого объекта; закон тожества выражает эту аналитическую сторону всякого суждения.

На первый взгляд кажется, что закон тожества, поскольку он применим ко всякому отдельному акту суждения, не совпадает с законом тожества, управляющим повторениями суждения. Но на деле это неверно: в обоих случаях мы имеем дело с одним и тем же законом, выражающим вечную тожественность себе, вечную неотменимость действительности. Это становится очевидным, если обратить внимание на то, что и в отдельном акте суждения мы имеем дело с повторением объекта в том смысле, что действительность, недифференцированная в субъекте, повторяется как тожественная себе в дифференцированной форме - в предикате.

Рассматривая условия необходимости, общеобязательности и всеобщности суждений, мы принуждены коснуться также вопроса о значении законов противоречия и исключенного третьего. Мы полагаем, что эти законы не принадлежат к числу условий, определяющих указанные три свойства суждений, но так как в теории знания и в логике издавна принято приписывать им чрезмерно важное значение, то мы рассмотрим их здесь по крайней мере для того, чтобы показать, что они к настоящей главе не имеют отношения.

Закон тожества и закон противоречия иногда рассматривают, как один и тот же закон, выраженный двумя различными способами. На деле это неверно. Закон тожества мог бы существовать и без закона противоречия: если бы в нашем мире встречались субъекты заключающие в себе свойство P и исключающие его в одно и то же время в одном и том же отношении, то закон противоречия был бы отменен, а закон тожества мог бы остаться в силе и требовал бы, чтобы субъекту S и приписывался и не приписывался предикат P. Даже и в фантазии трудно представить себе мир таких явлений, но, несмотря на это, дифференцировать мысленно свойства объектов, выраженные законом тожества и законом противоречия, можно и должно. Точно так же необходимо отличать от них закон исключенного третьего, потому что в нем речь идет о свойстве объектов, не упоминаемом ни в законе тожества, ни в законе противоречия: оно состоит в том, что всякому объекту присущ или не присущ предикат P и чего-нибудь третьего между этими двумя возможностями нет.

Закон противоречия и закон исключенного третьего не определяют однозначно, что именно следует признать за истину; они только показывают, по каким путям никоим образом нельзя идти, так как на них наверное встретишь ложь. Следовательно, как критерий лжи они могут иметь огромное значение, но как критерий истины они не имеют большой силы. Мы утверждаем даже, что их нельзя причислять к основным законам мышления наравне с законом достаточного основания и законом тожества, потому что они имеют значение не для мышления во всем его объеме, а только для мышления о конечных вещах. В самом деле, отношение противоречия и необходимость выбора между P и не P существует только в сфере ограниченных вещей, характернейшая черта которых состоит в том, что бытие их, самоутверждаясь, самою своею наличностью исключает какую-нибудь другую форму бытия (белизна исключает черноту и т.п.). Наряду с этим миром конечных вещей мы, если не знаем, то все же чуем присутствие иного мира, мира абсолютного, где существенная сторона утверждения сохраняется, а отрицания нет: там нет исключительности, внеположности, ограниченности конечного мира. Содержа в себе всю полноту бытия, абсолютное не подчиняется законам противоречия и исключенного третьего не в том смысле, чтобы оно отменяло их, а в том смысле, что они не имеют никакого отношения к абсолютному, подобно тому как теоремы геометрии не отменяются этикою, но не имеют никакого применения в ней. Мы преувеличиваем значение этих законов для мышления потому только, что почти всегда мыслим о конечных вещах. На деле они вовсе не необходимы для мышления как такового. Отсюда следует, что эти законы могут представлять интерес для логики и в особенности для онтологии, но вовсе не для теории знания. Мы упомянули о них здесь только потому, что традиционный порядок изложения связывает все четыре логические закона мышления в одну группу. Кроме того, у нас есть еще один гораздо более важный мотив не обходить эти законы молчанием. Рационалисты и вообще интеллектуалисты склонны считать закон противоречия критерием истины. В конце сочинения, исследуя вопрос о критерии истины, мы будем бороться с этим взглядом и тогда воспользуемся высказанною здесь точкою зрения на закон противоречия.