Стражи миров - Ильина Наталья Леонидовна - Страница 19

— Кто? Кто ТанеРаас? — вдруг тихо и как-то неуверенно спросил Рикон.

Лунгта фыркнул на Рока, гнедой задрал голову, прижал уши и фыркнул в ответ. Смотреть на них было почти смешно. Чара слабо улыбнулась. Подсыхающие слёзы стягивали кожу на лице.

— Я — ТанеРаас. Так решили ваш маг и Старшие. Они хотят меня убить.

Она встала, отмахнувшись от протянутой руки, и шагнула к злополучному камню. Крупный валун торчал из земли лишь самой маковкой. Чара покачала головой.

— Прости, Рикон-Страж, но пришло время сдержать своё слово. — Она повернулась к Стражу и посмотрела ему в глаза: — Мне нужна твоя помощь.

— Крылатые не могут причинить вред всаднику, — начал он и осекся, коротко глянув на Рока.

Его гнедой конь задрал хвост, выгнул шею, заложил уши и приплясывал на месте, издавая звук, больше всего похожий на рычание.

— Успокойся! Никто их не убьёт! Мой конь считает, что тогда им придётся убить и… Лунгту? Правильно? — прояснил Рикон. — А это уже вообще бред какой-то…

— Снежный Вихрь говорил с нами. Он считает, что мне нужно бежать в Арис. Что-то там сделать, чтобы перестать быть ТанеРаас, и тогда я смогу вернуться. Но я не могу идти туда одна. Мне нужны Тего и Крю! Помоги вытащить их и пройти Переход. Это всё, чего я прошу.

Рикон-Страж смотрел на неё. По-прежнему сверху вниз. Грязноватые полоски подсохших слёз на бледных щеках, настойчивый, требовательный взгляд зелёных глаз, облако светлых волос, размётанное ветром недавних кульбитов в небе. Сейчас она уже не казалась ему деревенской девчонкой. Да и никакой девчонкой не казалась. Невысокая, тоненькая, сильная и бесстрашная юная девушка молча ждала ответа.

— Дадим им уйти со стражниками подальше и заберём. В ночь моей смены я пропущу вас на ту сторону… Ты всегда можешь позвать меня, Чара. И я всегда приду. Мир спасут и без меня.

Голос Рикона звучал глухо, но светло-карие глаза смотрели с теплотой, которую она помнила с того самого дня, когда увидела его впервые.

Две длинные телеги, забранные крепкими решётками под самые крыши, медленно ползли по разбитой лесной дороге. Темнолистые вековые деревья Заозерья не волновало, что стояла глубокая осень — они и под снег уйдут, зеленея. Только сдубятся и пожухнут толстые грубые листья.

Восемь хорошо вооружённых всадников на крепких лошадях сопровождали обоз.

Тего и Крю тряслись во второй телеге, где они и ещё десятеро обречённых на каторжный труд в каменоломнях Разлома скорчились на грязном полу, упираясь коленями в колени, а плечами в плечи соседа. Среди стонов, жалоб и проклятий в клетке на колесах не было места для разговора. Да и нечего им было обсуждать: за долгую ночь в плену у Стражей они успели обговорить даже то, чего никогда не касались в разговорах раньше.

Зажатый в торце телеги, между решёткой и плечом Тего, сухонький старик с аккуратной бородкой время от времени поднимал голову и обводил товарищей по несчастью неожиданно ясным сочувственным взглядом, слабо шевеля губами. Смятая складками старой кожи наколка Троелуния чернела у него на впалой груди сквозь прореху в рубахе.

— Что делает здесь служитель Лун? — лениво поинтересовался Тего.

— Служить Богиням можно везде, сынок. Нет места, куда не проникает их свет.

Тего усмехнулся:

— Погоди, попадешь на дно Разлома и убедишься в обратном.

— Нет такого дна, где со мной не окажется свет, если он горит в моём сердце, — спокойно возразил старик, потирая перехваченные грубой верёвкой запястья.

Кто-то мочился сквозь прутья телеги за борт, грязно ругаясь. Кто-то постанывал во сне. Кто-то отупело смотрел перед собой… Крепкие тяжеловозы целый день тянули свой груз к пропасти Разлома. Тего ждал ночи. Предпоследней, перед концом пути. Дальше побег станет уже невозможным.

Внезапно лошади, включая тягловых, захрапели. Стражники закрутились у телег, усмиряя пляшущих животных, глядя в небо. Тего не мог увидеть небо — мешала щелястая крыша повозки. Но хлопки гигантских крыльев он услышал едва ли не раньше лошадей — их нагоняли Стражи. Довольная ухмылка искривила его губы.

— Не может быть, — упрямо прошептал Крю.

— Поверь. Это наша девчонка!

Даже когда Чара и её белобрысый спутник-Страж оказались возле повозки, высматривая их среди пленников, Крю продолжал недоверчиво хмуриться и качать головой.

— Тего! Крю! — звонко выкрикнула Чара.

— Здесь мы, — отозвался Тего, приподнимаясь.

Один из стражников с грохотом вытягивал из колец запорную цепь. Тего развернулся, намереваясь перешагнуть через блаженного старика, но тот неожиданно высунулся через решётку и схватил Чару за руку.

— Дочь Света! Помоги нам всем! Спрями наши пути! — забормотал он, захлебываясь.

— Уймись, припадочный! — Тего дёрнул старика за хилое плечо, отрывая от Чары, а Крю, пробираясь следом, затолкнул его вглубь повозки.

— Дочь Света… — донеслось оттуда.

Им не пришлось ползти по мокрой скале — кони принесли их прямо на карниз у нового Перехода. Чара приникла к гладкой шкуре Лунгты, прижимаясь всем телом, сливаясь с ним в одном дыхании, ударе сердца, мыслях. Здесь слова не требовались вовсе. Она вернётся. Конь будет ждать.

Девочка спрыгнула на край карниза. Следом свалился Крю. Нелепый, тщедушный Крю, который освоил походы в Другой мир почти в детстве и прекратил шастать туда, дальше пещер Перехода, только обзаведясь семьёй. Рикон с недоверием смотрел на его жалкие попытки обрести равновесие, потом попытался что-то сказать. Водопады ревели. Чара подошла к нему вплотную. На её лице застыло упрямое, решительное выражение. Мокрые от недавних слёз ресницы слиплись лучиками.

Кони помогли им попрощаться.

— Я вернусь, Рикон-Страж. Спасибо за то, что ты такой. Настоящий. И спас-таки деревенскую девчонку… Уже светает. Летите. Дальше мы сами.

Страж качнулся к ней. Ещё немного, и в мире не останется ничего, кроме его загадочного взгляда… Чара уперлась обеими ладошками ему в грудь и легонько оттолкнула от себя.

У чёрной расщелины Перехода переминался с ноги на ногу Крю. Ему было неуютно без надёжного и сильного друга, но в Арисе Тего делать было нечего. Он остался ждать напарника на этой стороне Перехода, в ближайшем поселении.

Огастос Фресс

Поздняя весна в Северных землях Ариса радовала буйством красок и бурлением жизни. На плоских равнинах, тянущихся от вечнозелёных непроходимых лесов до отрогов Седых гор, норовила расцвести каждая веточка чахлого, кривенького куста, каждый стебелек, поднявшийся выше мшистого ковра, живущего даже под снегами. Тут и там слышались писк и щебет, то и дело на глаза попадались клочья разноцветной шерсти — у обитателей этих мест шла активная линька.

Огастос сидел на нагретом солнцем валуне, щурясь в высокое небо. Горлан — его туповатая верховая птица — охотился вдалеке, камнем падая на островки суши между многочисленных озёр. Над горизонтом плыли зубцы Седых гор. Там, в неприступной Цитадели, в замке Фресс, его ждали к сумеркам. Огастос лениво наблюдал за бесплодными попытками гнуса проникнуть за барьер охранного слова. Крошечные тварюшки могли бы съесть человека живьём, но никак не могли подлететь достаточно близко. Горлан исчез из поля зрения, значит, жадно и неаппетитно драл свою жертву где-нибудь на земле. Огастос неохотно встал, наступив на свою удлинившуюся тень, и оглушительно свистнул. Звуки вокруг замерли, даже столбики вьющегося гнуса качнулись прочь. Издалека послышался хриплый вопль — это отозвался горлан. Огастос вздохнул, поправил камзол и отправился на звук, перепрыгивая через напитанные водой низинки и топча сапогами жёлтые, голубые и фиолетовые головки мелких цветов, заполонивших все сухие участки как раз там, где он старался идти.

«Зачем я ему понадобился?» — Одна и та же мысль возвращалась снова и снова. Младший отпрыск правящего рода, одиннадцатый сын, не одаренный и капелькой той самой крови, что сделала бы его почти всемогущим, он старательно избегал холодной снисходительности родни. Ему, как и остальным «неудавшимся» детям Дома Фресс, достались сплошные обязанности, и пусть бы так — его всё устраивало, лишь бы не приходилось возвращаться в Седые горы. Однако ослушаться приказа он не мог. Побуждающая воля магического зова отца была сильнее, чем любая попытка его жалкого протеста. Неповиновение могло запросто искалечить, а то и убить его, да и любого другого, кроме Аарис и Валиса. Или матери, будь она жива.