Грязная Земля (СИ) - Окольнов Юрий - Страница 14

— Ребята, мы должны их спасти!

В её глазах была боль… И отсутствие, словно она видела какую-то другую картину из прошлого. Словно картина из прошлого наложилась на происходящее, создавая резонанс, разрывая старую рану.

Рафик оценивающе поглядел на бобрят и почесал затылок:

— Надо их от нефти почистить немного и в больницу. Сами мы не поможем.

Лёшик и Петя переглянулись. Петя сбросил свои разношенные кроссовки и шагнул к воде:

— Блин, тут осока… — снова нацепил обувь и полез в воду.

— Ребят, я не могу, меня от запаха мутит… — потерянно пробормотал Лёшик.

А Петя, стоя по щиколотку в воде у берега, подхватил под животик одного из бобрят и потащил на берег на вытянутых руках. С тельца стекала маслянистая жижа. Бобрёнок заворочался и дёрнул головой.

— Ай! За рукав прикусил! — воскликнул Петя, дёрнувшись, но бобра не выронил.

— Мне давай! — нервно воскликнула Алиса. — Они не кусаются!

Петя с сомнением глянул на неё, но передал бобрёнка. Алиса прижала обоих бобрят к груди, не собираясь бросать ни одного. Те ворочались, устраиваясь поудобнее — и даже не думали кусаться.

— Аве Мария, — пробормотал Петя, глядя на Алису. — Деус уульт.

Тем временем Рафик шагнул в воду, и нагнулся к бобрёнку. Тот задвигался, но Рафик что-то зашептал — и бобрёнок успокоился. Рафик вытащил его на берег и положил около Алисы.

— Ты что ему сказал? — поинтересовался наблюдательный Петя.

— Секретное бобриное слово, — независимо ответил Рафик и пошёл на бис.

— Ага, как у Пратчета, — нервно хохотнул Лёшик и сразу стушевался. — Извините.

Рафик вытащил ещё одного бобрёнка, а Петя полез дальше в осоку — за старшей бобрихой:

— Так, а её тут хрен вытащишь… Она в осоке острой, все руки изрежу. Да еще тут яма на дне, так просто не подойти… Есть идеи? — сказал Петя. — Не хотелось бы в нефть нырять.

Алиса следила за ним с несчастным лицом, закусив губу. Рафик с Лёшиком переглянулись.

— Она же задохнется, надо срочно что-то придумать! — воскликнула Алиса, прижимая к себе бобрят.

В её глазах было отчаяние.

Кирилл вошёл в квартиру и сбросил на пол рюкзак с крепкого плеча. Из кухни за прикрытой дверью звучал нервный голос матери. Кирилл снял куртку, повесил на вешалку. Сделал шаг и протянул руку к двери кухни — надо ужин обсудить с матерью. Вечером в шесть намечалась тренировка. Нужно было не только сделать уроки, но и заранее поужинать. Тренер чётко сказал — никаких упражнений на полный желудок!

Приоткрыв дверь кухни, Кирилл застыл, осознав, с кем говорит мать:

— Что им твои приветы! Лучше бы сам пообщался.

Тихий неразборчивый голос в ответ — очевидно, в трубке телефона.

— Может, заедешь в выходные? Дочь совсем от рук отбилась, ей нужен отец. Посидели бы вместе, поужинали семьей…

Голос матери стал просящим. Чуть умоляющим, чуть кокетливым. Кирилл ощутил смущение, унижение — и за ними шевельнулись в душе боль и ненависть. Его кулак на ручке двери сжался, та скрипнула. Мать, очевидно, услышала и понизила тон. Впрочем, её голос и так погрустнел, став тише:

— Ясно… Да, конечно, понимаю. Как не понять. Ты занят в выходные. Наверное — потому, что твоей новой семье нужно внимание отца. Очень хорошо их понимаю!

Её голос сорвался на крик. Раздался стук пластика — очевидно, бросила трубку на телефон. Мать помолчала и безжизненно сказала:

— Всё слышала?

— Это я, — сказал Кирилл и вошёл в кухню. — Ты как?

Мать уже стояла около холодильника с бутылкой вина в руках. Она лишь махнула рукой и плюхнулась устало на угловой кухонный диванчик. Набулькала вина в кружку и отпила.

— Может, не стоит до ужина? — печально спросил Кирилл.

— Ты ж мой заботливый, — с лёгкой иронией, но одновременно тепло ответила мать. — Ещё школу не закончил, а уже о матери думает. Иди сюда.

Кирилл подошёл к ней, а мать взяла его за руку, и, проникновенно глядя снизу вверх, чётко проговорила:

— Никогда не женись по залёту. Лучше уж сразу одиночество, чем потом разбитые надежды. Понял?

Кирилл не знал, что ответить. Ему очень хотелось спросить, говорил ли отец о нём? Но гордость не позволяла. И опасение спугнуть надежду. Он помолчал и спросил:

— Мне бы ужин пораньше. Можешь что-нибудь лёгкое сготовить через часик?

— Пельмени в холодильнике, бери, вари в любое время, — мать откинулась, махнула рукой и отпила ещё вина. — А я пойду, полежу. Что-то я устала на работе.

«Ты работаешь на полставки, и пьешь алкоголь днём. Ты не устала, а спиваешься!» — что-то такое хотелось ответить Кириллу. Но он был не мастак говорить. Он лишь проводил взглядом мать, уходящую в свою комнату. Высокая, статная женщина, сохранившая остатки былой красоты на лице. Их постепенно вытесняли мешки под потухшими глазами.

Возможно, мать перестала следить за собой после ухода отца. А может — отец ушёл, потому что мать перестала следить за собой. Кирилл ещё плохо понимал эти нюансы, когда пару лет назад случился разрыв. Впрочем, он и сейчас плохо понимал отношения. Сам он испытывал влечение к девушкам, а те отвечали ему встречным интересом. Однако, на пьянки-гулянки у Кирилла времени не было, потому что были тренировки, учёба и домашние дела. А Кирилл мечтал стать чемпионом. И тренер всё время повторял — «никакого алкоголя!».

К тому же — он теперь и сам ненавидел алкоголь.

Кирилл встал, взял в руку бутылку вина, взвесил в руке. Понюхал горлышко — и наморщился, учуяв запах спирта. Открыл холодильник, увидел бутылку водки, хмыкнул. Опять мать смешивает — «для отдыха», как она когда-то сказала.

Однажды он вылил всё найденное вино с водкой в унитаз, и мать устроила ему скандал. А потом на его карманные деньги, выделенные отцом, купила новый алкоголь.

С тех пор Кирилл стал умнее.

Он взял обе бутылки и налил в них по стакану воды из фильтра. А потом убрал в холодильник с мрачной улыбкой. Вот так-то! У каждого своя война…

Кстати, о войне — только сейчас сообразил. Что там мать говорила про «дочь от рук отбилась»?

Кирилл подошёл к комнате сестры и постучался в закрытую дверь.

— Чё надо? — резко спросила сестра.

Раздалось шушуканье и смешки.

— Это я, — ответил Кирилл. — Надо поболтать.

— Отвали, я занята, — недовольно ответила сестра.

— Я захожу, — сказал Кирилл. — Надеюсь, ты одета.

И толкнул дверь плечом. Та поддавалась с трудом. Задвижка протестующе заскрипела. Кирилл вошёл в комнату. Среди плакатов поп-звёзд напротив стола-зеркала сидели две худощавые девчонки лет пятнадцати в шортах и футболках, с неумело накрашенными губами. Сестра Таня, голубоглазая блондинка, держала в руках тушь для глаз.

— Ты задвижку сломал! — возмутилась она. — Совсем офигел?

Её подружка Вика, черноглазая брюнетка, хихикнула и состроила Кириллу глазки. Кирилл поморщился, глянул на задвижку:

— Она и так разболталась давно.

Надо бы починить… Хотя, с другой стороны — хрен ей, нечего тут с мальчиками запираться. А с третьей стороны — надо «починить», чтобы держалась, но еле-еле. Приведёт мальчика, запрётся — а тут Кирилл их и проведает… Отличный план!

— Я починю, — сказал он с мечтательной улыбкой.

Сестра с подозрением поглядела на него.

— Ну и всё. Тогда закрой дверь снаружи!

Вика накручивала на палец локон, сделав губки бантиком и поглядывая на Кирилла. А он вздохнул, почесал затылок и спросил:

— Вы куда краситесь?

— Не твое дело! — грубо ответила сестра.

— А что, хочешь с нами на пати? — кокетливо спросила Вика и томно добавила, опустив глазки. — Охранять нашу невинность…

И снова кинула на Кирилла взгляд из-под неумело накрашенных ресниц. А Таня пихнула её ногу коленом:

— Никуда он с нами не пойдёт!

— Не пойду, — подтвердил Кирилл. — Там же одни малявки плоские. И пацаны все мелкие, хиииилые…