Самый лучший пионер 2 (СИ) - Смолин Павел - Страница 49

— Спасибо, — улыбнулась Вилка. — Но там мне нужно быть обязательно. Приказ.

В пельменной разговор продолжился:

— А ты знала, что песни таскать надо не в Минобороны, а генералу Епишеву?

— Конечно знала, — даже удивилась она. — А ты разве нет?

— Мне-то откуда, — вздохнул расстроенный отпрыск 21 века.

— Я думала ты знаешь, а в Министерство поехал специально — связи наводить, — придала она смысла моему невежеству.

— Полковник полезный? — спросил я.

— Бесполезных не бывает, — назидательно заметила она и сунула в рот курящийся паром, вывалянный в сметане пельмешек.

И жмурится, сука, так мило, что сердечко мёдом обливается. И опять «мёд»! Я его так есть спокойно не смогу.

— В следующий раз, если что-то покажется тебе странным, говори, ладно? — попросил я. — Я не настолько гениальный, каким кажусь.

— Пффф! — прыснула Вилка мне в лицо томатным соком.

Хана костюму. Не удержавшись, слизнул пару капелек, проклиная гребаный спермотоксикоз, пока активно извиняющаяся Виталина вытирала меня салфетками, не забывая как бы невзначай прислоняться бюстом. Или правда «невзначай»?

— Прости, — закончив, в последний раз извинилась она и с виноватым видом уселась на место. — Просто ты кажешься каким угодно, но только не «гениальным». Будто у тебя переключатель есть — от притворяющегося ребенком взрослого к ребенку настоящему. А песни ты вообще словно из головы достаешь, мимоходом, не отвлекаясь.

Как же ты права, ловушка моя долбанная!

Хихикнув, Виталина добавила:

— Я вот представила, как по всему СССР твоя «Белая ночь» отовсюду играет, и никто даже не догадывается, что ты ее сочинил пока трусы стирал!

Прикрыв рот ладошкой, она снова рассмеялась.

Создаем позитивное впечатление на прощание, да?

Прогулка с Соечкой меня полностью успокоила — любовь жива, здорова и совершенно спокойно берет контроль надо мной, когда мы рядом. Вилка при этом полностью улетучивается из головы. Стало быть — порядок! На Саяке я женюсь — это не обсуждается, мне с ней офигенно спокойно и уютно. Заботится обо мне, шнурочек развязавшийся завязала по собственной инициативе. А пахнет как! Цветочками, а не чем-то прямо куртуазным, как Вилка. Все, совесть малолетнего «ходока» успокоена, и я совсем-совсем не хочу бежать домой как можно скорее сразу после того, как проводил Саяку и немного посидел за чаем с ее родителями — передал красиво заполненное маминой рукой приглашение на свадьбу. Обещали непременно быть — а разве могло быть иначе?

Вот чисто из принципа «крюка» дам, мимо старого двора, чтобы не к восьми домой прийти, а в половину девятого! Стало смешно — потрясающе-детская реакция на все происходящее. Может выбрать пунктуальность? Не, пойду поищу приключений на пятую точку — вдруг найдутся?

— Старый двор, тропа в детство как канал «Бибигон»… — бубня себе под нос, посмотрел на уже чужой дом.

— Серый! — раздался за спиной радостный Вовкин голос.

Развернувшись, сделал пару шагов навстречу рыжему и пожал руку. Во второй у него оказалась груженая бутылками авоська.

— Тару искал? — спросил я.

— Да тетка отдала, знает, что я на велик коплю, — ответил он.

— А давай вместо пункта приема стеклотары ты их мне будешь сдавать? — предложил я. — По рублю за штуку.

— По рублююю? — полезли у Вовки глаза на лоб.

— Вов, пойми меня, пожалуйста, правильно. Денег у меня теперь дофига, и я могу тебе не то что велик, а мотоцикл подарить.

Глаза рыжего мечтательно затуманились, но он взял себя в руки и насупился.

— Вот видишь — не возьмешь, — удовлетворенно кивнул я. — А так — просто сдашь тару не вон туда, — указал на расположенный в полусотне метров пункт приема. — А мне. До меня ведь дальше идти?

— Дальше, — признал Вовка, еще не увидевший связи.

— Вот видишь — получается амортизация ног, спины и рук! — назидательно поведал я. — А амортизация на всех заводах учитывается, когда дебет с кредитом сводят. Почему здесь должно быть по-другому?

— А ведь и вправду честно получается, — принял отмазку Вовка, которому ну очень хотелось по рублю за штуку.

Кто осудит ребенка с отцом-алкашом? Только конченный. А теперь — настоящая бомба!

— И ребятам расскажи, хорошо? Пусть ко мне носят, у всех по рублю за штуку заберу, а потом сам в пункт сдам по обычной таксе — стране тара нужна, и зажимать ее себе я не собираюсь.

Рыжий расслабился окончательно — если такая акция «для всех», значит все точно в порядке!

— Передам! Тебе щас отдать? — протянул мне авоську.

— Мне таскать нельзя, даже правой, — вздохнул я. — Врачи запретили. Ты завтра перед школой забежать сможешь?

— Смогу! Все сразу тогда и привезу! У тебя тележку оставить можно?

— Можно, — кивнул я.

В гараж поставлю, один хрен пустует. Заметив, что Вовка косится на подъезд, понял, что ему попадет, если задержу его еще немного, и мы попрощались.

Вот теперь у меня по-настоящему хорошее настроение!

— Ну и хватит на сегодня! — решил я и сладко зевнул, потянувшись здоровой рукой.

Сидим с Вилкой в гостиной — Тане же в школу, зачем мешать? Родители тоже давно десятый сон смотрят — половина третьего ночи. Девушка сняла пиджак и липовые очки, распустила волосы, и сидит передо мной, так сказать, в истинном обличии. Тут подвох подозревать уже лишнее: в пиджаке дома жарко, от «бублика» устают волосы, а в очках один фиг нет диоптрий.

— Ок! — на английский манер ответила несколько более свежая Виталина — она-то днем поспала — и аккуратно постучала по столу первой сотней страниц третьего тома «Миши», который уйдет в «Юность».

Придется что-то спереть для «Пионерки», но это терпит — второй там до середины едва-едва допечатался.

Скорость у Виталины знатная — выдает стабильные двести ударов, часами выдерживая такой темп.

— Твои мягкие пальчики ведь не зачерствеют от такой бесчеловечной эксплуатации? — спросил я.

— А ты проверь, — предложила она, протянув мне руки ладонями вверх.

Пощупал подушечки.

— Кайф! — вынес вердикт и повторил мамино предложение. — Может все-таки здесь заночуешь? Смысл тебе туда-сюда мотаться?

— Нет, Сережа, — улыбнулась Вилка, поднялась со стула, подхватила с кресла пиджак, накинула на себя. — Мне еще отчет писать, душ принимать… — стрельнула в меня глазками.

— Ну иди тогда, — разрешил я, проигнорировав «цеплялку» — стояка в штанах больше уже все равно не станет.

— А вдруг я бы согласилась? — спросила она, имея ввиду не высказанное мной спермотоксикозное предложение пойти в душ прямо сейчас и вместе.

— На что? — «не понял» я и снова зевнул. — Рубит — жесть, — пожаловался Вилке. — Вопиющее нарушение режима, чреватое дерьмовым самочувствием завтра. Больше так делать не будем, мне так-то четырнадцать, и я из больницы три дня как вышел. А самое тупое — могли вообще этим не заниматься, все равно раньше июня не напечатают — «Юность» же не мой персональный ежемесячник, — грустно вздохнул на переработавшего лишнего ленивого себя.

— Устал? — застегнувшая пиджак Вилка подошла ко мне, наклонилась, с теплой улыбкой глядя сверху вниз и погладила по голове. — Ты — огромный молодец, Сережа, очень хорошо потрудился за эти дни.

— Иди уже, человек-поллюция, — простонал я, мягко убирая ее руку с головы. — И профессиональную деформацию смиряй, я не хуже тебя знаю, что сонный и усталый человек к различного рода воздействиям более податлив.

— А причем здесь «деформация»? — хихикнула она. — Ты ведь и вправду молодец! Проводишь?

— Только до двери, дальше дорогу ты знаешь, — ответил я, и мы пошли в коридор.

Вилка надела пальто, застегнула сапожки, подхватила сумочку, пожелала мне спокойной ночи и ушла. Заперев за ней дверь, забил на стояк и пошел сразу в комнату — и так усну.

— Ой лихо мне, ой лишенько, — имитировал я старческое кряхтенье, помешивая варящийся в турке кофе.