Возраст не помеха - Мишин Виктор Сергеевич - Страница 34

– Александр Ильич, нам бы еще пару огнеметов, выкурим эту шваль на раз-два.

– Там пулеметов много, но два дня назад с патронами был швах. К сожалению, не знаю, получили они боеприпасы или нет, в санбате провалялся и выпал на двое суток, – уточнил я.

– Наумов отслеживает все их перемещения, у него уточнять нужно. Огнеметы есть, возьмете, – это он уже своим бойцам. – Захар, я боюсь отпускать тебя одного, – а это вновь на меня переключился.

– Виноват, товарищ комдив, но для вас у меня другая проблема есть. Знаю, что сил нет, иначе бы в Берлине были, но эти два дома немцы скоро захватят, сил там мало! – я указал направление, не вылезая из блиндажа, надеюсь, поймет.

– Ты видел, что там у немцев? – вскинулся комдив.

– Слышал в штабе. Десяток ручников, пять-шесть станковых, два орудия, это то, что слышал.

– Охренеть, нам и этого через край! Людей нет, каждый час становится все меньше и меньше. Туда батальоном идти надо, причем полноценным, а мы уже забыли, как они выглядят.

– Просто сейчас будет легче, как бы это ни звучало. Немцы скоро возьмут этот дом, обнесут колючкой, забаррикадируют все входы и выходы, и тогда точно хреново будет. При атаках будете терять людей, не добравшись до стен. Убедите командование отработать артиллерией, ведь дома же стоят открыто, грех не попасть! Чего я такого сказал? – это я увидел какое-то странное выражение на лице Александра Ильича.

– А ведь сначала не верил, что есть мальчишка, рассуждающий, как полноценный командир Красной армии, да, не по годам ты умен, парнишка, да только и немцы не дураки.

– Уж это точно, я-то их знаю получше, чем вы. Но выход только один, если, конечно, наше командование хочет людей сберечь. Слышал в школе такой прием штурма опорных пунктов. Артиллерия и еще раз артиллерия. Последними снарядами – дым и атака. Может, взять на вооружение немецкую тактику? Иначе ведь сомнут, а людей сколько погибнет…

– Если бы все так просто было, парень, если б так. Там фланг мешает, не дадут подойти. Эх, да чего я тебе рассказываю, ты ж сам, поди, все позиции у врага знаешь. – Видно было, что Родимцев сам все прекрасно знает и умеет, да только ресурсов нет. Нет свободных людей, нет танков, нет артиллерии, почти нет, да проще сказать, что у нас есть. О, надо еще кое-что предложить.

– А если задымить все вокруг? Артиллерия пусть продолжает огонь, сдвинув прицел в глубь площади. Господи, да что я вам объясняю, неужели там, – я указал на восток, – снарядов мало? Тут и надо-то две батареи. Сколько видел различных огневых точек немцев, большого количества солдат нет нигде, группы до взвода. Только непосредственно для атаки формируются отряды в роту или чуть более, здесь не степь, где тут развернуться большому количеству солдат? Немцы разбивают отряд на мелкие группы и штурмуют, чаще всего с разных сторон, пока удачно выходит. При атаке, как заметил, работает пулемет, ну, или два, пехота идет вперед, когда нашим ребятам удается выключить пулемет, атака схлопывается, немцы берегут солдат и не лезут вперед без поддержки. Конечно, у них есть огромное превосходство в воздухе, но значимее всего, я думаю, это связь. Они четко бдят за ней, восстанавливают очень быстро, а уж как пользуются…

– Да все это понятно, сынок, но не все так просто. – Дела-а. Наверняка уже Александр Ильич и сам все это предлагал, но почему не телятся на том берегу? Да, копят силы, резервов не дают, но хоть огнем-то помочь можно? Чего-то я не знаю из того, как было на самом деле, об этом знают только старшие командиры и политработники, до простого солдата такое никогда не доведут, а в мемуарах не укажут. Ведь все, что известно, восстановлено по крупицам, донесениям, стрелковым карточкам и прочим запискам. А сколько потеряно? Сколько неточностей? Да уж…

Мы говорили еще минут двадцать, когда появились представители НКВД. Откуда, Родимцев даже глазами захлопал, принесла нелегкая!

– Горчак? Идешь с нами! Распоряжение командующего фронтом. – Такие дерзкие, уверенные, говорят, как будто я военнослужащий и привык исполнять приказы. Нет, я все понимаю, сам залез в такую дупу, что теперь пищи, но тяни, но наглость никогда не любил.

– Чуть позже, товарищи, пока нет возможности, – ошарашил я прибывших. Они даже рты открыли от удивления. – Пока я с вами гулять буду, трое засранцев наши штабы будут рвать. Вот разберусь с ними, тогда с превеликим удовольствием. Можете подождать меня тут, и да, трибуналом не грозите, я ребенок, хоть и с головой взрослого мужика, – не дав энкавэдэшникам даже дернуться, я мгновенно выскочил в тамбур, а затем и на улицу.

Возле входа стояли четверо бойцов с автоматами, и я, указав себе за спину, крикнул:

– Ребята, скорее в штаб, диверсанты!

Бойцы как один, толкаясь, рванули вниз, в штольню, а я рванул прочь. Оружия, жаль, нет никакого, а эти упыри, мои коллеги из школы, наверняка вооружены.

Отбежав метров на двести, слышал, что кто-то кричал позади, но крики быстро закончились, ибо началась стрельба. Осторожно, пользуясь тем, что еще не рассвело, я преодолел овраг и вышел ко второму. Тут стреляли, но пока только стрелковка. Мне необходимо было зайти немцам в тыл, иначе попаду под шальную пулю. А парни из охранной роты повеселили. Куда побежали проверять, в штольню, из которой другого выхода нет? Да когда же у наших бойцов и голова начнет работать быстрее ног? Откуда в штабе немцы, видно, привыкли исполнять, не любят у нас в армии, да и вообще в стране какую-либо инициативу подчиненных. Приучили ребят реагировать, вот они и помчались, как только услышали от меня о немцах, а думать уже и некогда. Да, несправедлив я к бойцам, война, некогда тут особо размышлять, признаю.

Присмотрев на ближайшей улице, сейчас превращенной в ничто, небольшой домик без крыши, но с чудом уцелевшими стенами, рванул к нему. Отсюда будет видно всю округу. Что, если и мои соратники, по которым петля плачет, тоже где-то рядом? Им ведь нужно выслеживать противника и, пользуясь возможностью, внедряться в подразделения Красной армии. Севернее они наследили уже, так что, возможно, где-то рядом, если совсем не ушли. Надежда остается, ведь к фрицам они пока не вернулись, а значит…

Стрельба то утихала, то вновь нарастала. Расстояние между противниками от ста до трехсот метров местами. Трассеры рвут темноту, пули чавкают, впиваясь в землю и доски, звонко рикошетят от обломков стен и кирпичей, страшно, однако. Луна сегодня здорово мешала. Когда нужно наблюдать, она в тему, а вот если наоборот, когда нужно скрытно пробираться, я весь на мат изошел, про себя, конечно. К рассвету я проверил уже четыре потенциальных места, где можно было бы залечь, будучи диверсантом, но нигде не было моих коллег. Я как-то уже отчаялся, когда возле следующего местечка, небольшой, раскуроченной водонапорной башни, наконец, услышал голоса. Тихие, на русском, но я обрадовался сразу, это были именно детские голоса. Разобрать, о чем говорят, не представлялось возможным, но я залег, выбрав небольшую ложбинку. Так-так, скоро станет совсем светло, мне нужно где-то укрыться и не упускать их из вида, а то ищи потом. Днем возможны локальные атаки-наступления, как наших, так и немцев, место надо искать подходящее, чтобы не попасть в жернова.

Башня эта когда-то была капитальным сооружением из красного кирпича. Если кто не понял, то это не просто бак под воду, а целое сооружение, здание, сверху которого и находится емкость. Сейчас крыши на ней не было, как и куска стены на самом верху, бак разбит и разорван, но здание все еще было высоким и крепким, старая постройка, на века строили. Даже если бак будет приходить в негодность, самой башне-то это не помешает, если б не война.

Кусок завалившейся стены деревянного дома, каким-то чудом не сгоревший в августовских и сентябрьских пожарах, стал мне хорошим укрытием. Забравшись под него, я расслабился, сюда только если снаряд попадет или мина, больше мне бояться нечего, шальной пулей точно не убьет. Наблюдать за водонапорной башней, точнее за тем, чем она когда-то являлась, надоело уже через полчаса, а ведь неизвестно, сколько вообще придется. Из-за усталости (спал-то я уже давненько) не заметил, как уснул. Сколько прошло времени, не знаю, но очнулся я от взрывов неподалеку.