Рыцарь для леди (СИ) - Соболянская Елизавета - Страница 3

– Вы спасли мне жизнь, миледи, – строгим тоном ответил док, но я отмахнулась.

– Вы мне тоже. И не отказывайтесь, я знаю, сколько стоит итлийская смолка или кедровый бальзам.

– Воля ваша, миледи.

С этими словами лекарь наконец ушел, а я позвала Лидию и попросила приготовить купальню.

– Миледи! Ваши раны!

– Ранам будет только лучше. А мне нужно промыть волосы щелоком, одежду сожги в печи во дворе. В тех подвалах было полно блох и вшей. И мальчика тоже нужно вымыть и переодеть. Попроси своего мужа, Лидия, этот юноша желал стать священником, не будем нарушать его скромность.

Экономка вздохнула, но признала мою правоту – постельное белье подо мной почернело от грязи и мазей.

Часа через три Бриггс сообщил, что купальня готова. Он лично отнес меня туда, усадил в корыто, выстланное простыней, и вышел. Лидия стянула с меня сорочку, добавила в воду соль и ароматные травы, подложила под голову полотенце и ушла перестилать кровать. Я задремала, наслаждаясь теплом и вкусным запахом. Раны саднило от горячей воды и соли, но я радовалась этой боли – она говорила мне о том, что я жива.

Через полчаса прибежала расстроенная Лидия с вестью о том, что семинарист свалился с кровати и просил Бриггса оставить его умирать на холодном полу. Я разъярилась. Пожилым слугам и так непросто делать всё самим, соблюдая секретность. А этот капризуля еще доставляет им трудности!

– Тащите его сюда! – скомандовала я. Экономка вытаращила глаза, а я пояснила: – Его все равно нужно мыть, а у меня нет сил идти к нему и читать нотации.

Лидия вышла, и вскоре они с Бриггсом привели юношу и усадили его на скамью у стены.

– Добрый день, – я сухо поздоровалась, даже не удивляясь тому, что голос звучит иначе. Сколько я кричала в том подвале, сколько плакала и проклинала… Неважно. – Мне доложили, что вы просите о смерти…

Мальчик поднял на меня взгляд, и я вздрогнула. Не такой уж он и мальчик. Просто чистая кожа, правильные черты лица и стройность создали такое впечатление. Ему лет двадцать, может двадцать два. А вот глаза… Но расслабляться нельзя. Не для того я вытащила его из застенков, чтобы похоронить в своем саду!

– Меня зовут… звали леди Вивьен Верден. Графиня Верден. В подвалы меня отправили по приказу герцога Дерринжера.

– Я Себастьян. Себастьян Трэвис. Учусь… Учился в семинарии при соборе святого Себастьяна.

Я понимающе кивнула. Себастьян при храме Себастьяна – значит, сирота или подкидыш, которого учат на деньги общины или благотворителей. Иногда миловидных талантливых мальчиков отбирали в епископский хор, давая им тем самым и кусок хлеба, и возможность стать монахами. Этого Себастьяна, похоже, готовили в ученые монахи. Стал бы потом помощником настоятеля или декана семинарии, а там, глядишь, и во дворец бы угодил – исповедовать экзальтированных придворных дам и плести интриги. Не встреться на его пути герцог Дерринжер.

Я невольно повторила имя того, кто отправил меня на смерть за отказ.

О, сработало! В красивых медовых глазах промелькнула тень эмоции.

– Приказ отдал герцог, а передал меня стражникам мой собственный муж.

Я замолчала, вновь переживая тот момент. Это ведь случилось не во дворце – там я могла успеть к принцессе, чтобы просить ее о заступничестве. Нет, люди герцога дождались, пока меня отпустят на выходной, и забрали меня прямо из столичного особняка Верденов. А муж сам проводил их ко мне и издевательски комментировал, когда меня повели к выходу.

– Что было в темнице, вы и сами знаете, мы с вами встречались в коридорах…

При воспоминании о подвалах и палачах мой невольный гость совсем спал с лица.

– Только я там потеряла не только имя и честь, но и ребенка.

Голос мой звучал скрипуче, я еще не нашла в своем сердце места, где смогла бы оплакать нерожденного.

– Так что предлагаю не пытаться покончить жизнь на полу мой гостевой комнаты, а взять себя в руки и… отомстить.

– Отомстить? Кому? – глаза молодого человека снова стали тусклыми.

– Тому, кто заставил нас встретиться в том подвале, – криво усмехнулась я, – герцогу Дерринжеру!

– Да я его видел один раз, когда он приезжал в наш колледж…

– И что-то ему сказали? – поинтересовалась я, замечая, что гость все же выпрямился и теперь выглядит более живым.

– Ему – нет. Один из сопровождавших его свитских подошел ко мне после службы. Сказал, что герцогу понравился мой голос, и он хотел бы слушать его каждый день в своей спальне…

Голос Себастьяна сорвался, а я понимающе усмехнулась: развратность королевского дядюшки стала притчей даже при Дворе.

– Вы отказали и уже к вечеру угодили в подземелье?

– Да, так и было. Туда тоже приходил тот придворный. Что-то говорил, обещал, угрожал, но я его плохо слышал. У меня так бывает: когда волнуюсь, полностью пропадает слух.

Я прищелкнула языком – дурная привычка, за которую гувернантка больно била меня по губам, но поделать с ней ничего не смогла. Мальчик наверняка слышал немало гадостей за свою жизнь, и такая особенность – терять слух – это благословение Божье. А вот мне приходилось все это выслушивать и улыбаться. Приличная леди не может себе позволить быть хмурой, усталой или раздраженной. Только милая улыбка и потупленные очи. Легкая походка и безупречный внешний вид. И каждую минуту помнить, что ты дочь-жена-фрейлина, и по тебе судят о семье, роде и твоей работодательнице.

На миг я снова ощутила на плечах неподъемную плиту долга, а потом вдруг поняла, что темница избавила меня от него! Я теперь никто! Не жена, не мать, не дочь… Я могу стать кем угодно! Мне словно снова стало пять лет, и я рассмеялась под испуганными взглядами слуг.

– Себастьян, – сказала я, оборвав себя, – а кем вы мечтали быть в детстве?

– Что? – юноша моргнул и неуверенно посмотрел на меня, как на сумасшедшую.

– Я объясню. Мы с вами умерли. Отпеты и похоронены. Нас нет в этом мире, и это значит, что мы можем стать кем захотим!

Трэвис снова моргнул, не понимая. Я устало махнула рукой:

– Поймешь позже. А сейчас вымойся и поешь. Позволь жизни быть.

Прямому приказу Себастьян не сопротивлялся – ушел за торопливо поставленную Бриггсом ширму, и вскоре там заплескалась вода. Я даже немного позавидовала – то ли потеря крови, то ли длительная голодовка в подземелье делали меня слабой, как котенок, и добрейшей миссис Лидии приходилось меня мыть, поднимать и кутать в простыню.

Зато потом я пила восхитительный куриный бульон с пряными травами и сухарями и спала – долго-долго! В самой настоящей постели, с чистыми, пахнущими лавандой простынями.

На следующий день я проснулась на рассвете. Полежала немного, наслаждаясь зудящим под повязками телом, осторожно потянулась и поняла, что зверски хочу есть. Не хотелось беспокоить миссис Лидию, но… я позвонила в колокольчик, стоящий на тумбе у постели. Минут через десять экономка явилась с подносом в руках:

– Доброе утро, миледи! Я принесла вам завтрак! Сейчас будет горячая вода и чистая сорочка!

Я схватила с подноса кружку с какао и сделала первый – самый вкусный и сладкий – глоток. Внутри разбежалась тепло, и я замерла с легкой улыбкой, прислушиваясь к себе. Да, мне хорошо, тепло, мягко и сладко. А теперь надо поесть, чтобы появились силы.

Миссис Лидия постаралась приготовить завтрак, полезный для желудка. Тут была овсянка, сдобренная сливками и коричневым сахаром, мясо цыпленка, поджаренный хлеб и чашка бульона. Я мелкими глотками выпила бульон, съела кашу, а потом впилась зубами в хлеб, уложив поверх него мясо. И почти стонала от удовольствия, пока экономка разводила в тазу воду.

– Миссис Лидия, – я обратила внимание на покрасневшие от усилий руки женщины, – сегодня я осмотрю дом. Бабушка писала мне, что оставила тут для меня деньги. Как только я их найду – сразу наймите горничных и лакея. Соседям скажете, что я вдова, приехала в столицу улаживать дела с наследством. А Себастьян… мой кузен. Поддерживает меня в моем горе и мечтает поступить в семинарию.