Рождество под кипарисами - Слимани Лейла - Страница 7

Во время войны, когда его часть двигалась на восток, Амин постоянно думал о своем наследственном владении, как другие грезят о женщине или вспоминают мать, оставшуюся дома. Он боялся, что погибнет, так и не сдержав обещания сделать эту землю плодородной. Когда нужно было скоротать долгие часы унылого ожидания, которых война припасла предостаточно, мужчины доставали карты, или стопки замусоленных писем, или романы. Амин же с головой погружался в чтение трудов по ботанике или профессиональных журналов, посвященных новым методам ирригации. Он где-то прочитал, что Марокко может стать как Калифорния – американский штат, где много солнца и апельсиновых деревьев, где землевладельцы зарабатывают миллионы. Он уверял своего ординарца Мурада, что их королевство стоит на пороге революции, что оно вскоре вырвется из векового мрака, когда крестьянин боялся разбойничьих набегов и потому предпочитал разводить овец, а не выращивать пшеницу: ведь у овцы четыре ноги, и она умеет бегать быстрее лихих людей. У Амина созрело намерение отказаться от старых способов земледелия и создать на своей земле образцовую современную ферму. Он с воодушевлением прочел статью некоего Менаже, в прошлом тоже военного, который после окончания Первой мировой войны начал сажать эвкалипты на бесплодной равнине Гарб. Менаже, воодушевленный отчетом об австралийской экспедиции, которую в 1917 году организовал маршал Лиоте, сравнил состав почв и уровень осадков в этом регионе Марокко и на далеком континенте. Конечно, все потешались над энтузиастом. Французы и марокканцы высмеивали этого человека, собиравшегося засадить эти земли до самого горизонта деревьями, которые не приносят плодов и только портят пейзаж унылыми серыми стволами. Но Менаже удалось убедить в своей правоте Управление лесного хозяйства и водных ресурсов, и вскоре всем пришлось признать, что он выиграл пари: эвкалипты преградили путь пустынным ветрам, они оздоровили глубинные слои почвы, кишмя кишевшие паразитами, их мощная корневая система всасывала воду из низкого почвенного горизонта, недоступного для простых земледельцев. Амин тоже хотел стать одним из первооткрывателей, для которых сельское хозяйство будет страстным исканием, захватывающим приключением. Он желал пройти по следу терпеливых мудрецов, проводивших эксперименты на этих бесплодных землях. От Марракеша до Касабланки эти крестьяне, коих считали сумасшедшими, упорно сажали апельсиновые деревья, намереваясь превратить суровые засушливые земли в край изобилия и процветания.

В 1945 году Амин вернулся на родину победителем, женатым на иностранке. Он боролся за то, чтобы вновь вступить в права владения своей собственностью, чтобы обучать своих работников, сеять, собирать урожай, смотреть вширь и вдаль, как однажды сказал маршал Лиоте. В конце 1948 года после долгих переговоров Амин получил назад свои земли. Для начала пришлось отремонтировать жилище, вставить новые окна, привести в порядок сад перед домом, замостить задний дворик, примыкавший к кухне, чтобы там можно было стирать и развешивать белье. С северной стороны участок шел под уклон, и Амин построил там красивое каменное крыльцо и установил стеклянную дверь, которая вела в столовую. Оттуда можно было любоваться величественным силуэтом горы Зерхун и бескрайними девственными просторами, по которым с начала времен бродили дикие животные.

За первые четыре года на ферме они пережили все невзгоды, какие только можно вообразить, их жизнь напоминала библейские сюжеты. Поселенец, арендовавший землю в годы войны, освоил лишь небольшой участок за домом, а все остальное еще предстояло обработать. Прежде всего нужно было возродить землю и выкорчевать пальму гифену, коварное и строптивое растение, и это требовало изнурительного труда. В отличие от соседей, Амин не был счастливым обладателем трактора, и его работникам, чтобы извести гифену, приходилось месяц за месяцем орудовать киркой. Потом еще нескольких недель они расчищали почву, выбирая камни, и как только в земле не осталось даже мелкого щебня, ее вспахали плугом и разрыхлили. Посеяли чечевицу, горох, фасоль, несколько гектаров ячменя и мягкой пшеницы. И тут хозяйство подверглось нашествию саранчи. Бурая туча насекомых, словно появившихся из ночного кошмара, с деловитым стрекотом уничтожила урожай и все плоды на деревьях. Амин разозлился на работников за то, что те, пытаясь отогнать вредителей, не придумали ничего лучшего, как стучать по консервным банкам: «Тупицы безмозглые! И это все, на что у вас ума хватило?!» Он накричал на работников, потом научил их более действенным мерам: рыть канавки и раскладывать в них отравленную приманку из древесных опилок.

На другой год наступила засуха, поля выглядели печально, колосья были пусты, как животы крестьян следующие несколько месяцев. Жители дуаров истово молились о дожде, хотя эти старые молитвы за несколько столетий так ни разу им и не помогли. Но они все равно молились под палящим октябрьским солнцем, и никто не роптал на глухоту Всевышнего. Амин велел выкопать колодец, что потребовало огромного труда и поглотило значительную часть его наследства. Однако ствол колодца затягивало песком, и работники не могли качать воду для орошения.

Матильда гордилась мужем. Хоть она и сердилась на него за его вечное отсутствие, обижалась за то, что он оставлял ее дома одну, она знала, что он работящий и порядочный человек. Иногда она думала, что если ее мужу чего и не хватает, так только везения и хоть капельки чутья. Вот у ее отца все это имелось в избытке. Жорж был менее серьезным, менее трудолюбивым, чем Амин. Он напивался до того, что забывал свое имя и все правила вежливости и приличия. До рассвета играл в карты, засыпал в объятиях грудастых женщин, чьи жирные белые шеи пахли сливочным маслом. Мог ни с того ни с сего уволить бухгалтера, забывал нанять нового, на его старом деревянном письменном столе скапливались горы счетов и писем. Приглашал судебных приставов выпить, потом они сидели вместе, удовлетворенно почесывая животы и распевая старые песни. У Жоржа был исключительный нюх, интуиция, которая никогда его не подводила. Была – и все тут, он даже не пытался это как-то объяснить. Он понимал людей и относился к ним – а значит, и к самому себе – с доброжелательным состраданием, с нежностью, вызывавшей к нему симпатию даже у незнакомцев. Жорж никогда не торговался из жадности, а только ради забавы, и если ему и доводилось кого-нибудь облапошить, то не нарочно.

Несмотря на неудачи, несмотря на ссоры и бедность, Матильда никогда не считала своего мужа бестолковым или ленивым. Каждый день она видела, как Амин поднимается на рассвете, решительно выходит из дому и возвращается только вечером в сапогах, перемазанных землей. Амин проходил многие километры и никогда не уставал. Люди из дуара восхищались его упорством, хотя порой косо поглядывали на молодого соплеменника, презиравшего традиционные методы земледелия. Они смотрели, как он садится на корточки, трогает пальцами землю, кладет ладонь на кору дерева, как будто надеется, что природа откроет ему свои секреты. Он хотел, чтобы дело продвигалось быстрее. Он хотел преуспеть.

В начале 50-х годов поднялась волна национализма, и поселенцы-европейцы стали объектом бешеной ненависти. Случались похищения людей, нападения, поджоги ферм. Поселенцы, со своей стороны, тоже стали объединяться, создавая группы обороны, и Амину было известно, что его сосед, Роже Мариани, входит в одну из таких групп. «Природа равнодушна к политике», – однажды сказал Амин Матильде, пытаясь оправдать свое намерение наведаться к соседу, пользовавшемуся скандальной репутацией. Он хотел понять, что лежит в основе невероятного процветания этого человека, узнать, какие типы тракторов тот использует, как устроил систему ирригации. Он также мечтал договориться с ним о поставке зерновых для его свиноводческого хозяйства. На остальное Амину было наплевать.

Однажды днем Амин пересек дорогу, разделявшую их владения. Прошел мимо больших ангаров, где стояли современные трактора, мимо хлевов с жирными, пышущими здоровьем свиньями, мимо винодельни, где виноград перерабатывали так же, как в Европе. Все здесь дышало надеждой, изобилием. Мариани стоял на крыльце своего дома, держа на сворке двух свирепых желтых псов. Порой он дергался, теряя равновесие, и непонятно было, то ли его действительно тащат за собой здоровенные собаки, то ли он просто притворяется, чтобы продемонстрировать, какой опасности подвергается непрошеный гость. Амин, робея и заикаясь, представился хозяину. Показал рукой на свой участок. «Мне нужен ваш совет», – проговорил он, лицо Мариани прояснилось, и он внимательно оглядел стеснительного араба.